Второй опус о свободе
А ведь и правду говорят, что насильно мил не будешь, даже если очень постараться, и то ведь будет лизоблюдство, преклонение перед силой и неотвратимый перед ней страх, и неугасимая ненависть на того, кто вознамерился забрать чужую свободу.
Но невероятнее всего то, что даже и в полной свободе человек равен своим порокам, тому чего не удержать самым сильным цепям. Пожираемый одной лишь страстью человек мнит себе эту свободу выбора, ох, как он заблуждается. Он лишь сильнее приковывает себя к стене своей страсти, и только под этим углом уже видит дальнейшие свои действия. Почему на свете люди порочны? Почему они не могут управлять своими позывами? Почему в них нет силы остановиться? Не во всех, но в большинстве своем. И так ли свободен человек ученый, в своих убеждениях и стремлениях, в себе самом. Ведь и им и глупцом движет страсть: одним — животный позыв, другим — позыв тщеславия, стремление к неуемной учености, к всезнанию; не тот ли это кубок вина, что и у пьяницы. Нет не тот, возразят. И скажут — нет, им владеет стремление к просвещению, к всеобщему логически выверенному и закономерному миру, описанному рецептурно и поданного на блюде: его можно осмотреть со всех сторон, принюхаться к его ароматам и вкусить его. Опять же властен ли он над собой или им властвуют стремление к всеобщему просвещению и к концу всякого людского предрассудка. Не есть ли то стремление чужая инородная сила, навязанная ему извне? Что вы скажете? Нет? И какова цель этих помыслов ко всеобщему просвещению, освободиться самому, освободив других? Сделав их подобными себе, такими же учеными людьми. Не есть ли это воля поработительная? Или вы мните себе, что оковы и цепи только лишь сделаны из метала. Так каков он, свободный человек: готовый творить что угодно и как ему вздумается? Давайте разберемся с выражениями. Когда человек освобожден из уз темницы, мы говорим: вышел на волю. Когда свободен выбирать, то «вольному воля». Воля выступает эквивалентом свободы?!
Воля, как говорится, велит, направляет, поучает и собственно есть приказание. Но не становится ли она в таком случае антиномией свободы? И здесь нам следует остановиться и дать вам поразмыслить.