В Москву приезжает швейцарский музыкант, мультимедиа-артист и энвайронмент-активист Дейв Филлипс. 29 сентября он выступит в культурном центре «ДОМ» в дуэте с московским экспериментальным музыкантом Алексеем Борисовым в рамках российского тура, посвященного 100-летию дадаизма. А ночью 2 августа пройдет его лайв в НИИ в рамках фестиваля Synthposium.

— Как и почему вы заинтересовались дадаизмом?

Интересуясь альтернативной и андеграундной музыкой с ранних лет, а позже работая в дистрибуции независимой музыки, я столкнулся с дадаистами еще будучи подростком. В том музыкальном мире, которым я тогда интересовался, часто были отсылки к дадаизму (группа Cabaret Voltaire — самый очевидный пример), выходили релизы с документацией (например, «Ursonate» Курта Швиттерса на Wergo или компиляция «Futurism & Dada Reviewed» на Sub Rosa) — в общем, было сложно его не замечать. В нем была «аутсайдерская» крайность, он был наполнен политической и социальной критикой, он восхвалял жизнь, — все это, конечно, мне было интересно. Проживание в Цюрихе, наверное, облегчило доступ к информации: легко было найти книги о предмете, а тот факт, что движение родилось именно здесь, давал ощущение чего-то «близкого к дому».

— Расскажите, как вы будете работать с текстами, видео и звуком во время выступлений в России. Будете ли вы как-то использовать идеи и техники Балля, Хюльзенбека и других?

Мы отдадим дань духу дадаизма и тем импульсам, из которых родилось движение — а это не только сопротивление войне, но и необходимость вызвать чувство освобождения от экономических, социальных и политических ограничений и запретов. Мы точно не будем делать нечто вроде исторической реконструкции. Мы не будем копировать или имитировать «дадаистские техники» как по учебнику. Мы представим свой личный современный взгляд на то, что можно извлечь из дадаизма как актуального явления, на его цели.

— Каким образом, на ваш взгляд, авангардные практики начала XX века — с их эстетической революцией, попытками построить новое общество посредством символической деятельности — могут быть актуальны в 2016 году?

Для меня ваш вопрос относится к более общему вопросу о культуре: зачем она нужна, какую пользу она несет? Культура (музыка, искусство, литература и т.д.), как я ее понимаю, является тем, что может и должно задавать вопросы, раздвигать границы, вторгаться в зоны комфорта, даже приносить беспокойство — для того чтобы волновать, вдохновлять, давать пищу для размышлений, дискуссию, обмен, объединять людей и еще много другого. В этом смысле культура и искусство — важные социальные факторы, способствующие нашему развитию. Особенно в мире, одержимом материализмом и властью. Кто-то считает, что культура — это развлечение, декорация или коммерческое предприятие, но это все небольшие и незначительные аспекты культуры. Поэтому, конечно, то, что пытались утвердить авангардные течения (или критическое и честное искусство вообще), все еще актуально, возможно, более чем когда-либо. Практики меняются в соответствии с условиями, которые их окружают, потому что культура, в определенной степени, действует и реагирует в конкретных демографических и исторических контекстах, находящихся в медленном, но непрерывном течении.

— Можно ли, с вашей точки зрения, относиться к звукам как к объективному языку? Вы ожидаете, что ваши личные отношения с вашими звуками будут как-то передаваться слушателю? Ведь ваши мультимедийные перформансы явно имеют такую направленность — они совсем не герметичны и не самореферентны.

Для меня звуки — это определенно язык, форма коммуникации. Скажем, посмотрите на вербальный язык: хоть он рационален, слова систематически служат контейнерами для превосходящих их эмоций. В нем есть много возможностей для ошибок, неверного толкования. А теперь представьте себе комнату с сотней людей, которые говорят на ста разных языках — как они смогут коммуницировать? Просто проиграйте мелодию или покажите картинку, и у вас сразу появится общее поле для понимания. В своих выступлениях я стараюсь говорить о вещах, которые меня волнуют. Мир страшен, но он также и прекрасен, полон вещей, которые можно узнать. Я трачу много времени, экспериментируя, исследуя, раздумывая о существовании, природе и поведении, мне интересна жизнь и ее возможности. Мне кажется, что человечество все еще находится в младенческом состоянии. Есть много вещей, о которых я хочу сказать на своих концертах. Поэтому мне хотелось бы передавать некий комплекс идей — скорее не «месседж», а пищу для размышлений, которую можно было бы потом унести с собой.

— Есть распространенное представление о нойзе как об антикапиталистическом средстве, которое само по себе разрушает культурные коды, социальные структуры — своего рода «коктейль Молотова». Вы верите в такую освободительную способность звуков?

Одна из причин, почему нойз существует, это то, что он является результатом самоосвобождения от музыкальных канонов и конвенций. Но также его двигателем выступает детское любопытство и ощущение «открытия». Такое отношение восходит к ранним футуристам, современной академической музыке, конкретной музыке, хотя и фри-джаз, панк-движение, культура DIY дали ей хороший толчок. Но это все равно будет некоторым упрощением. Необязательно понимать это явление в отношениях «анти». Для меня это скорее «новое» и «передовое». Я считаю, что в целом нойз — достаточно конструктивное течение, хоть и многое приходится ставить под вопрос и уничтожать по пути, чтобы достичь «нового». В такой упрощенной картине, конечно, есть много разных вариантов действий. Например, провокация — самый легкий путь (хотя большинство делают это плохо), и, к сожалению, она слишком часто оказывается на виду. Но существует гораздо больше другого. «Нойз» для меня — это не «изолированный» и «замкнутый» мир, не «коктейль Молотова», готовый взорваться. Да, он может казаться пугающим поначалу, ведь он, в конце концов, очень неординарен. Но если посмотреть глубже поверхностного впечатления, он становится захватывающим и богатыми миром, который, тем не менее, не боится говорить о неприятных вещах. Он служит каналом взаимодействия со всем окружающим нас, из–за чего он может иметь дело с «тяжелыми» темами. И все же в музыкальном мире нойза я часто переживаю страстное увлечение, любовь, честность, заботу, участие.

— Насколько для вас важно использование нескольких медиа в живом выступлении? Это некий концептуальный гезамткунстверк, в котором из суммы рождается что-то новое, или вам просто не хватает средств одного медиума?

По сути, в своих звуковых работах я хочу коммуницировать, и я пытаюсь это делать, обращаясь к разным чувствам, эмоциям, интеллекту, физиологии, акустике, визуальности… Разные элементы дополняют друг друга и складываются в общую картину. То, что я использую мультимедийные средства, это не концепция, а скорее органичная необходимость от уже названных пожеланий.

— Что вы вкладываете в понятие «гуманимализм»? Можно ли это интерпретировать как попытку деконструировать понятие «человека» в современной культуре, расшатать анропоцентричный взгляд на мир?

«Гуманимализм» — это концепция, описывающая развитое гуманоидное существование, которое преодолело ложные религиозные, материалистические и шовинистические фазы эволюции (понятые как ошибки, предвосхищающие познавательный процесс); признает себя частью целого; развилось до эмпатичной, сознательной, объединенной формы жизни; позволяет инстинктам и эмоциям быть равной частью в принятии решений; превосходит доминировавший в прошлом односторонний и ограничительный рационально-логико-систематико-гендерно-антропоцентричный взгляд; наконец, находит баланс с окружающей средой посредством понимания своего происхождения, когда социальная и экологическая сознательность становится первичной, врожденной, чувственной функцией. Это базовая идея. Беглый взгляд на эволюцию дает нам понимание, что человечество в масштабах зарождения жизни появилось всего «за две секунды до полуночи» — мы очень молодое животное. Безусловно, мы обладаем удивительными навыками, но успели ли мы достичь баланса с окружающей средой? По всей видимости, совсем нет, напротив — пока мы на пути к уничтожению планеты, нашего дома. Это как-то не очень по-взрослому, на мой взгляд.

— Вы разделяете биоакустику как концептуальное средство и как чисто акустические возможности?

Не знаю. Я знаю только то, что звуки природы оказывают на меня воздействие — часто невероятно глубокое. К примеру, я собираю звуки тропических насекомых — их песни могут быть ошеломляющими, предельно насыщенными, что мне очень нравится. Это для меня первично. Еще мне нравится чувствовать себя в роли медиатора. Мне кажется, мы недостаточно «слушаем» природу. У нее ведь тоже есть свои языки: наводнения, торнадо, климатическое потепление — это все голос природы. Так что я использую звуки природы с таким пониманием.

— Ваши выступления часто отсылают к ритуальности, шаманизму. Что это для вас — реактуализация архаичных практик в контексте музыки, фундаментальная форма коллективной интенциональности, всего лишь одно из многих формальных средств?

Человеческая потребность в ритуале для меня очень интересна. К сожалению, его слишком часто ассоциируют с религией, хотя для меня это всего лишь одна из его сторон. Ритуал занимает важное место в жизни, возможно даже она активизируется ритуалом — в сколь угодно персонализированной форме. Ритуал может быть интровертным, бессловесным, медитативным, а может быть громким, экстатичным, вводящим в транс, может быть личным или социальным. Он способен создать определенный фокус или определенную связь с самим собой и с окружающей средой. Это философский, экзистенциальный, а также оздоровляющий и очищающий акт. Ведь основная идея шаманизма — исцеление. Для меня все это больше связано с намерениями и чувствительностью, чем с ритуальными объектами и средствами. Это способ воспитания чувств, сближения со своими чувствами и своим окружением. Я не разделяю «искусство» и «жизнь», для меня это одно и то же. Любое средство, поддерживающее человеческое общение, обмен и рост, мне интересно — в искусстве или в жизни.

— Вы считаете свою музыку «политической»? Для вас политическое в искусстве существует принципиально отдельно от политического активизма?

Можно поспорить о том, что не является политическим. Вопрос в том, где проводить черту. Тем не менее, да, я считаю свои работы отчасти политическими, как и формой протеста. Политическое измерение в искусстве, политике, экологическом и любом другом активизме для меня одинаково значимо — это вопрос вкуса, предпочтений и приоритетов, что всегда субъективно: каждому — свое. Для меня самое важное, чтобы это делалось сознательно, увлеченно и честно. Тогда это работает.

Российский тур дуэта Филлипс–Борисов "100 лет Дада" пройдет в 7 городах: Москва, Чебоксары, Ульяновск, Казань, Нижний Новгород, Ярославль и Санкт-Петербург.