Утопия как гипотеза о человечестве
Утопии осуществимы, они осуществимее того,
что представлялось «реальной политикой»
и что было лишь рационалистическим расчетом
кабинетных людей. Жизнь движется к утопиям.[1]
Н.А. Бердяев
Занимаясь системными вопросами энергетики будущего, необходимо понимать, в рамках какой отраслевой концепции и более широкой социальный парадигмы ты размышляешь и строишь планы. Российские специалисты и эксперты вынуждены выбирать между концепцией продолженного советского энергетического проекта и западной концепцией энергетического перехода. За ними стоят разные утопические парадигмы — идеальные представления об организации общества. По большому счету речь идёт о выборе не концепции, а парадигмы. Смена парадигмы общества — это сложный естественно-исторический процесс, существенным образом связанный с уровнем развития социальных отношений, особенностями культуры и историческим опытом этого общества. По всей видимости, в результате больших различий по указанным позициям со странами Европы и Северной Америки Россия со скрипом реагирует на повестку борьбы с потеплением климата, нехотя принимает «зеленую» риторику… В то же время парадигма советского проекта, очевидно, устарела. Что делать? На всех парах идти развивать политику декарбонизации или модернизировать мировоззрение, заложенное еще при старте плана ГОЭЛРО? С ответом не надо торопиться, возможно, есть другой путь. Приглядимся к тем изменениям, которые сейчас происходят вокруг[2]. Возможно, мы увидим проявление новой утопии, созревающей в общественном сознании, сможем сформулировать новую общественную парадигму и определить адекватную ей формулу для российской и глобальной энергетической программы.
Старая, старая утопия
В разные эпохи людей увлекали различные утопии — идеальные представления о природе, об общества и о человеке. Они возникали как радикализированная реакция на окружающие проблемы и становились путеводной звездой для тех, кто хотел изменить мир к лучшему. Получалось всегда не то, что виделось в идеале, но следующие поколения опять искали рецепт совершенного устройства человечества. И каждая попытка сформулировать новую утопию была рефлексией над предыдущими утопическими проектами с учетом пройденных ошибок. Последняя утопия перед сносящим все взрывом неолиберализма и постмодерна была сформирована в советской фантастике 60-х — 70-х гг. Вместе с «концом истории» был объявлен и «конец утопии»[3], и традиция формирования идеала и стремления к нему прервалась. Но сейчас приходит метамодерн, который возвращает на новом витке развития культуры энтузиазм модерна, прагматический идеализм. А это значит, что пора творить новую утопию. Но сначала надо изучить то, что было начертано нашими отцами и дедами и то, что сложилось в общественном сознании на месте идеала в мире, живущем без утопии.
О природе
О природе наши предки на протяжении большей части XX века судили сурово. Одни только названия государственных документов советского периода чего стоят: «Сталинский план преобразования природы», «Программа переброски на юг полноводных северных и сибирских рек»! Тогда, особенно в первой половине столетия, человечеству был присущ титанизм преобразования окружающего материального мира, не терпящий ожидания «милостей от природы». Он базировался на физиофобии, преодолении естественности, отрицании руссоизма с его девизом «назад к природе». С современных позиций этот тренд был насквозь антиэкологичен. Уэллс в своей утопии «Люди как боги» уничтожает всех вредных и неприятных животных. Циолковский в своих философских работах обсуждает необходимость уничтожения комаров. Фантасты Юрий и Светлана Сафроновы в романе «Внуки наших внуков» мечтают о том, как в Арктике искусственно поднимется температура на 30 градусов! О последствиях потепления климата они тоже подумали, в их футуристических картинах избыточная вода сливается в искусственные моря, выкопанные в африканских пустынях[4].
Эмоциональные зарисовки мегапроектных инициатив того периода сопровождались рациональным расчетом и обоснованием эффектов. Они воздействовали на разум и на чувства, они убеждали и увлекали. Например, великий русский писатель и
Почему на смену этому «напору на историю и природу» почти из небытия пришли мальтузианские идеи самоограничения, ставшие основой доминирующей в настоящее время концепции устойчивого развития? Видимо, в
Об обществе
Проекты идеального устройства общества со времен Платона стали предметом усилий многих практикующих философов. С новой силой проектирование утопий «перезапустилось» в эпоху Возрождения и продолжалось весь период модерна. Томас Мор, Кампанелла, Морелли, Фурье, Кабе, Беллами, Уэллс и многие другие утописты формировали идейный фундамент для больших социальных экспериментов XX века. Они стали предтечей запуска и коммунистического, и неолиберального проектов.
В коммунистических утопиях новый социум виделся как результат «ампутации» большого числа институтов и социальных слоев, которые замещаются регламентацией и вмешательством властей в жизнь. Отсюда явная тоталитарность и рационализм общественного устройства, являющиеся плодом абстрактного «математического» разума. Практическая реализация этих установок в Советском Союзе привела к отторжению как самих идеалов, так и практик утопического проектирования. Последние авторы классических утопий — Ефремов и ранние Стругацкие — пытались преодолеть негативные аспекты коммунистической проекта. Они в своих художественных мирах постарались заменить регламентацию на радикальную трансформацию человеческой психики и сознания в сторону саморегламентации[6]. Но человечество не успело воспользоваться их рецептами, после развала Советского Союза весь идейный ландшафт западной цивилизации занял неолиберальный проект.
На фоне тоталитарных режимов либерализм представлял собой привлекательную систему социальных технологий, позволяющих без чрезмерных издержек согласовывать интересы разделенных индивидов с различными желаниями. Напомню, что коммунистическая утопия в идеале предлагает полное устранение и разделенности, и различий интересов. Но устранение не в смысле большевистского уничтожения, а в смысле гегелевского снятия (нем. Aufhebung). Экономическая модель неолибреализма — капиталистическая система отношений — показала свою устойчивость и адаптивность в тяжелых конкурентных испытаниях XX века. Однако, вызовы коронавирусной пандемии, замещения труда людей роботами и потепления климата еще раз проблематизируют модель капиталистического устройства экономики. Многие левые интеллектуалы усматривают в цифровых технологиях новые основания для того, чтобы еще раз замахнуться на проектирование и воплощение идеального устройства общества, во многом используя идейную базу коммунистических утопий.
О человеке
В современном романе бельгийского писателя Андре-Марселя Адамека «Самая большая подводная лодка» ведется рассказ о жизни маленького портового городка. Сначала неизвестный вирус поразил устриц, потом загрязнение залива мазутом погубило омаров. Это подточило основной источник экономической жизни города, и он стал Портом Бедняков. Местные жители оказались в удушливых обстоятельствах «экономического неудобия». Их жизнь поддерживается дотациями, но они теряют смысл своей жизни. Они продолжают формально оставаться частью богатой и свободной Европы, но полностью теряют возможность действовать сообразно некоторой цели, а не под давлением внешних обстоятельств. Даже самые отчаянные попытки освобождения тщетны, их порыв к свободе оказывается «всего лишь прыжком в пустоту»[7]. Находит выход из проблемной ситуации только тот, кто выбирает смерть.
В условиях надвигающегося цифрового мира, в котором для материального производства становится не нужно так много людей, вопрос о месте человека становится не просто важным, а определяющим. Большая часть населения оказываются в ситуации жителей Порта Бедняков. Даже при условии введения безусловного базового дохода люди теряют привычные формы проявления свободы. Только последние классические утопии прошлого века дают хоть какой-то ответ на вопрос о том, чем будет заниматься человек в полностью автоматизированной экономике, в беструдовом обществе, как будет его жизнь наполняться смыслом. По правде говоря, советские писатели-фантасты, будучи сами представителями интеллектуальных профессий, в утопиях строили рай для интеллигенции, но это хороший рай, где люди увлеченно занимаются научными исследованиями, самоотверженно осваивают космос, испытывают восторг от участия в грандиозных проектах. В этом обществе люди могут реализовывать свой потенциал, ставить цели, осуществлять действия сообразно с ними, а не с отклоняющими воздействиями внешних обстоятельств.
В коммунистической утопии реализована позитивная концепция свободы, в политической философии характеризующаяся возможностью и наличием ресурсов для реализации своего собственного потенциала. В Порту Бедняков властвует негативная концепция свободы, которая характеризуется свободой от внешних ограничений и насильственного вмешательства других людей[8]. Не факт, что в условиях новой нормальности негативная концепция свободы, являющаяся базовым постулатом либерализма, останется привлекательным для людей. Востребована будет та концепция, которая несет позитивный заряд для каждого человека — радость жизни, уверенность в завтрашнем дне, творческую самореализацию.
Наверное, предельным художественным воплощением позитивной свободы являются людены из повести Аркадия и Бориса Стругацких «Волны гасят ветер». Людены — это субъекты вертикальной эволюции человечества, существа со сверхординарными способностями и возможностями, они могут моментально менять форму, географические координаты, воздействовать на технические средства и сознания других. Они обладают абсолютными степенями свободы. Интересно, что Стругацкие точно указали природу люденства: «Мы — не результат биологической революции. Мы появились потому, что человечество достигло определенного уровня социотехнической организации»[9]. Новая свобода является следствием новой организации общества и использования новых технологий.
Изобретая новую утопию
Последняя коммунистическая утопия от советских писателей-фантастов 60-х и 70-х годов прошлого века со своим пафосом освоения природы, построения коммунистического общества и позитивной свободы уступила место парадигме неолиберализма, в отличие от конкурента не носящей утопический характер, а закрепляющей предельные характеристики сложившегося общественного устройства. Условно в этой парадигме можно выделить следующие топики: экологизм по отношению к природе, организация общества на основе капиталистических отношений, негативная концепция свободы. Мы либо принимаем её в качестве базовой интеллектуальной теории, либо строим новую. Давайте попробуем сконструировать новую парадигму, тем более что кажется, что для этого есть все основания. Теоретически она должна не противостоять, а творчески синтезировать идеи коммунистических и либеральных парадигм, делать их частными случаями более общего построения, как классическая ньютоновая физика является частностью теории относительности. Какие у этой парадигмы-утопии будут постулаты? Как они себя проявят в реальности? Для ответа на эти вопросы давайте поищем в реальности образцы идей и практик, вопиюще выпадающие из неолиберального канона.
Стихийный космизм
Кем бы не был Илон Маск — инженерным гением, удачливым предпринимателем, медийным фантомом, — не будь его, его стоило бы придумать. Этот человек — воплощение нового космизма, ведь его основное дело — это создание для человечества запасной планеты. Симптоматично, что во время глобального кризиса человечество с новыми силами взялось за космос. Олицетворением этого стали и первый пилотируемый запуск космического корабля Crew Dragon, и стартовавшая совсем недавно новая миссия к Марсу, полностью подготовленная арабскими учеными и инженерами, и даже подписание Трампом указа о коммерческом освоении ресурсов на Луне и других небесных телах. Это яркие знаки преодоления утилитаризма и экологизма. Это возвращение к мысли братьев Стругацких, что в занятиях межзвездными полетами человек проявляет себя именно как познающее существо, а не как «скот»[10].
Интересно, что готовят идейную и эмоциональную почву для нового космизма не только предприниматели-инноваторы, кинопродюсеры и современные писатели-фантасты. Кстати, такие фильмы как «Интерстеллар», «Марсинанин» или книги «Семиевие» Нила Стивенсона, «Задача трех тел» Лю Цысиня, марсианская трилогия Кима Робинсона, сильно подогревают интерес к космосу у поколения Z. Так вот, интересно, что формируют такую почву и специалисты по искусственному интеллекту, по теории сознания. Этого можно было ждать после статьи советского философа Эвальда Ильенкова «Космология духа»[11], в которой он провозгласил космическую миссию разумной материи. И вот читаем в книге «Эволюция разума» известного изобретателя и футоролога Рэймонда Курцвейла очень мощное заявление: «Космологи обсуждают, каким будет конец света — закончится ли мир в огне (Большой взрыв в начале — Большой треск в конце) или во льду (смерть звезд в результате бесконечного расширения), но они не учитывают силу разума. Разбудить Вселенную и разумно распорядиться её судьбой с помощью нашего человеческого разума в его небиологической форме — это наше предназначение».[12]
По сравнению с русским космизмом, который уже более 150 лет обрастает новыми философскими, научно-футурологическими, религиозно-мистическими и художественными слоями, новый космизм в младенчестве, и появления его стихийны, хотя и связаны с нереализованной космической мечтой начала прошлого века. Его появления противоестественно для мышления экологизма и утилитаризма, ориентированного на решение очевидных проблем и ограниченного масштабами родной планеты. Новый космизм, преодолевая экологизм, который был вызван во многом тем, что практики преобразования природы не были оснащены средствами воспроизводства природных ресурсов и среды, будет наработанные экологические технологии использовать как обязательный «джентельменский набор». Но он пойдет дальше задач защиты окружающей среды и ограничений производства и потребления, связанных с вредным воздействием на природу. Новые космисты будут экспериментировать с природой, радикально трансформировать её, при этом радуясь её естественной красоте и заботясь о её воспроизводстве. А иначе как освоить Марс или «разбудить Вселенную»?!
Робото-капитализм
Ведущие экономисты левого толка считают, что настоящий кризис ясно показал, что рынок сам по себе совершенно неспособен обеспечить темпы, масштабы или степень координации, необходимые для решения сложных глобальных проблем, а частная промышленность не может противостоять серьезным потрясениям без решительной государственной поддержки[13]. Звучат голоса о необходимости смены доминирующей идеологии и экономической модели западного мира, обсуждаются модели посткапитализма и программы перехода к нему[14]. Если и была одна догма, которая определяла неолиберализм, то это то, что большинство людей эгоистичны. И именно из этого циничного взгляда на человеческую природу вытекали все остальные — приватизация, растущее неравенство, эрозия общественной сферы. Теперь открылось пространство для иного, более реалистичного взгляда на человеческую природу: чтобы человечество развивалось к сотрудничеству. Именно из этого убеждения может последовать все остальное — правительство, основанное на доверии, налоговая система, основанная на солидарности, и устойчивые инвестиции, необходимые для обеспечения нашего будущего.
Однако, человеческая природа, как все естественное, стихийна и взывать к ней с правильными лозунгами почти бесполезно. С учетом уроков строительства социализма в Советском Союзе имело бы смысл искать технологический способ для создания общества сотрудничества. Например, специалист по информатике Пол Кокшотт и профессор экономики Эллин Коттрелл в своих работах доказывают, что увеличение мощности компьютеров, наряду с применением высшей математики и теории информации, в принципе, решает вопрос о возможности планирования экономики лучше, чем самоорганизация в результате рыночных процессов[15]. Британский журналист и писатель Пол Мейсон идет дальше попыток воспроизводства централизованного планирования на базе цифровых технологий и утверждает, что планирование должно остаться и окрепнуть в нашей жизни, но оно должно стать частью чего-то всеобъемлющего. То, что мы пытаемся построить, должно быть более комплексным, автономным и нестабильным[16]. Британский политолог и писатель Ник Срничек видит перспективу в создании посткапиталистических платформ, которые позволят перераспределять ресурсы, поддерживать демократическое участие, способствовать дальнейшему технологическому развитию[17].
Более глубокие и взвешенные суждения на сей счет я нахожу в словах современных российских философов и методологов, с которыми имею радость общаться лично. Юрий Громыко мне в интервью сказал: «Те возможности, которые предоставляют, уже есть сейчас, например, мультиагентные технологии разного типа, позволяют обсуждать не устаревшее советское планирование, а связывание форм прогнозирования, планирования и проектирования и их осуществление в режиме близком к реальному времени. И это, кстати, фактически один из ключевых вопросов, для чего будет использоваться та, безусловно намечающаяся, революция, которую называют цифровизацией.»[18] Другой мой недавний визави Сергей Чернышев в своей статье делает интересное утверждение: «Есть только один способ преодоления отчуждения по Марксу: люди могут и должны выйти из отношений собственности, перестать заниматься кредитованием, ценообразованием, регламентацией, полномочиями, стандартизацией и т.д. Это все может и должно уйти в технологию, к роботам.»[19] Подробнее про
Я уверен, что в этом ключевой момент современного социального сдвига. Только технологическое снятие экономических отношений может поставить черту под социальными экспериментами XX века. Конечно, новые экономические (цифровые) технологии не являются достаточными средствами для построения посткапитализма, нужны и другие факторы, о которых, например, пишут Срничек и Уильямс в книге «Изобретая будущее», но эти технологии являются критически необходимым условием для качественной трансформации социального мира.
Позитивная свобода
Упор негативной концепции свободы на отсутствие вмешательства сделал её идеальным орудием против тоталитарных оппонентов[20]. Но если подумать, то эта концепция работает только в определенных исторических условиях — на этапе роста капитализма, в мирное время, при определенном уровне развития технологий. Ведь она, по сути, сводится к политической свободе от государства, в настоящее время стремительно сжимающейся в условиях пандемии, цифрового шпионажа, войны с терроризмом. А еще она сводится к экономическим свободам: продавать нашу рабочую силу, которая в условиях автоматизации экономики становится все менее ценной, и «выбирать между новыми блестящими товарами потребления». В отношении негативной свободы богатый и бедный считаются одинаково свободными, несмотря на очевидное различие их способности к действию.
Позитивная свобода признает, что формальное право без материальных возможностей и средств ничего не стоит. Для реализации потенциала личности необходимо, чтобы свободное действие было обеспечено ресурсами. Цели максимизации свободы общества в позитивном залоге является более привлекательной для людей идеей, чем все более ускользающее отсутствие вмешательства. Позитивная свобода обеспечивается базовыми ресурсами, нужными для ведения осмысленной жизни, расширением общественной (коллективной) способности использовать имеющиеся возможности, расширять принципиальные возможности действия за счет технологического развития. Необходимо экспериментировать с коллективным и технологическим наращиванием сил, необходим дух, который отказывается мириться с препятствиями, как с
Позитивное определение свободы более чем адекватно для идеи непрерывного освобождения в динамичном обществе, постоянно раздвигающем границы возможного. В каждый момент времени в обществе возникают новые цели, их достижение становится возможным в результате социальных и технологических усилий, тем самым реализуется освобождение, но с новых позиций человечество видит новые цели, требующие наращивания возможностей для следующего витка освобождения. Вообще, в основе такого концепта освобождения лежит образ человечества как гипотезы, которую можно трансформировать и конструировать, построенной в результате теоретических и практических экспериментов и разработок. То, что мы есть, и то, чем мы станем, — это проекты с открытым финалом, которые перестраиваются с течением времени. В этой перспективе освобождение означает рост способности человечества действовать в соответствии со своими желаниями, какими бы они не стали.[21]
Завершение
На смену экологизму приходит новый космизм. Капиталистические институты рыночного обмена будут замещены экономическими платформами, на которых механику экономического взаимодействия будут осуществлять роботы. Негативную концепцию свободы заменит позитивная (или синтетическая) концепция, задающая итерации дальнейшего освобождения. Из новых ингредиентов сложатся новые парадигмы общественного развития, новые утопии. Этот интеллектуальный контекст можно отбросить, многое не сбудется, многое произойдет иначе. Но ведь мы все имеем право конструировать гипотезу о человечестве и реализовывать её в жизни! Почему тогда не построить гипотезу на том, что наполняет людей смыслом, дарит надежды, придает жизненных сил и творческую энергию? Мы такую новую гипотезу наметили в данной статье. А какая ваша гипотеза о человечестве?
Рисунок 2«Затянуло бурой тиной гладь старинного пруда»
Что касается энергетики будущего, то наша гипотеза заставляет пересмотреть формулу трансформации энергетических систем. Составляющие мощной глобальной концепции энергетического перехода — декарбонизация, децентрализация, диджитализация — делают свое полезное дело по деконструкции старого формата энергообеспечения. Но в них не заложена новая позитивная задача для развития общества, они даже сформулированы частично через отрицание. Пока глобальная «зеленая политика» не перешла границы разумного, нужна новая формула энергетического перехода, задающая следующий шаг развития энергетики. Но об этом мы напишем в отдельной статье.
[1] Николай Бердяев «Демократия, социализм и теократия» (http://hrono.ru/libris/lib_b/berd08.html)
[2] Дмитрий Холкин «Свежий ветер из “окна Овертона”» https://medium.com/internet-of-energy/296ec3c7bc3d
[3] Герберт Маркузе «Конец утопии» (http://www.ruthenia.ru/logos/number/45/02.pdf)
[4] Константин Фрумкин «Соблазны “Туманности Андромеды”: Лейтмотивы коммунистической утопии от Томаса Мора до Ефремова и Стругацких». URSS. 2021.
[5] Андрей Платонов «Об улучшении климата» (http://platonov-ap.ru/publ/ob-uluchsheniyah-klimata/)
[6] Константин Фрумкин «Соблазны “Туманности Андромеды”: Лейтмотивы коммунистической утопии от Томаса Мора до Ефремова и Стругацких». URSS. 2021.
[7] Андре-Марсель Адамек «Самая большая подводная лодка в мире»
[8] Исайя Берлин «Две концепции свободы» (http://kant.narod.ru/berlin.htm)
[9] Аркадий и Борис Стругацкие «Волны гасят ветер» (http://www.rusf.ru/abs/books/vgv00.htm)
[10] Константин Фрумкин «Советская фантастика как ипостась коммунистической утопии» (https://istorex.ru/New_page)
[11] Эвальд Ильенков «Космология духа» (http://caute.ru/ilyenkov/texts/phc/cosmologia.html)
[12] Рэймонд Курцвейл «Эволюция разума»
[13] https://www.newstatesman.com/politics/economy/2020/05/top-economists-warn-uk-not-repeat-austerity-after-covid-19-crisis
[14] https://thecorrespondent.com/466/the-neoliberal-era-is-ending-what-comes-next/61655148676-a00ee89a
[15] Пол Мейсон «Посткапитализм. Путеводитель по нашему будущему»
[16] Пол Мейсон «Посткапитализм. Путеводитель по нашему будущему»
[17] Ник Срничек «Капитализм платформ»
[18] Дмитрий Холкин «Юрий Громыко. Возможна ли инженерия истории» (https://medium.com/internet-of-energy/ed20b90c2dbb)
[19] Сергей Чернышев «Невидимая рука Левиафана»
[20] Ник Срничек и Алекс Уильямс «Изобретая будущее. Посткапитализм и мир без труда»
[21] Ник Срничек и Алекс Уильямс «Изобретая будущее. Посткапитализм и мир без труда»
