Посвящается Пьеру Шардо

Анархо-индивидуализм — это философско-политическое учение, в основе которого лежит определённая ценностная парадигма и подход к рефлексии над различными аспектами социальной и этической жизни человека. Главным аксиологическим стремлением анархо-индивидуализма является поощрение самоосвобождения личности из–под гнёта различных сил (гетерономий), обретение ею способности самостоятельно определять свою судьбу и ценности, а также воплощение таких социально-экономических условий, при которых её рвение к самоопределению и творческому развитию будет удовлетворено. Главная задача анархо-индивидуализма — это пробудить человека к становлению личностью (или «эгоистом», по Штирнеру — «возмужалым человеком») и обретению ею личного могущества, призванного сбросить с неё оковы капиталистической эксплуатации, государственного принуждения и всякого прочего иного вида духовного, социального или экономического закабаления, вместо которых личность ставит во главу угла своего взаимодействия добровольную ассоциацию, уважение к автономии и своеобразию Другого, взаимопомощь, солидарность, федерализм, антиерархизм, искренность, аутентичность, созидание, сострадание, радость диалога, признание достоинства и свободы каждого вместе с развитием этой свободы и достоинства в каждом живом человеке через союз равных и разных индивидуальностей. Как писал анархо-индивидуалист Пьер Шардо: «Лишь замена государственных ассоциаций добровольными и замена централизации федерализмом могли бы сами по себе реализовать наш идеал индивидуальной автономии» [1]. Наш идеал — владеющая своей судьбой (и определяющая самостоятельно свои чувства, убеждения, симпатии, предпочтения, добродетели, ценности, нравственные императивы — всё то, что составляет своеобразие её микрокосма) личность, желающая освобождать себя через помощь другим в таком же освобождении себя и следующая философии «сверхчеловека» или «свободного человека», громко провозглашающего слова анархо-индивидуалиста Джона Генри Маккея: «Я — анархист! Поэтому я не стану управлять, но не желаю и быть управляемым» [2]. Анархо-индивидуалист, признавая высшей ценностью свободу личности, стремится приблизить к этой свободе каждого человека и упразднить всякое господство над личностью, и не важно от кого это господство исходит — от коллектива, отдельной личности, семьи или чего-то или кого-то ещё. Любое угнетение личности нами отвергается. Как писали парижские индивидуалисты в манифесте «Чего хотят индивидуалисты»: «Мы не желаем плясать под дудку тиранов, но и не хотим быть тиранами сами… Мы за полную свободу личности, потому что знаем, что нет счастья в подчинении… Все диктатуры чужды нам!» [3]. Стремясь поощрять развитие в каждом человеке способность к самобытности, самодостаточности, самосозиданию и самопринадлежности (самоопределению), мы стремимся покончить со всяким угнетением, подчинением, раболепием, сервильностью, низменностью и жестокостью, достигнув вместо этого общества, где каждый обладает личным достоинством, совестью и честью, которые не позволяют личности допустить подчинение её кем-либо. Когда же люди начнут перманентно стремиться воплощать это возвышенное состояние в себе через постоянный праксис сопротивления, отстаивания своей автономии, помощи другим и непоколебимого воплощения своих добродетелей в любой ситуации, тогда и упразднится господство, как и писал Макс Штирнер: «Если прекратится покорность, то неминуемо уничтожится и господство» [4]. Именно поэтому мы поддерживаем слова Пьера Шардо касательно главной цели «нашего индивидуализма»: «Нашей главной целью является пробуждение в личностях собственного могущества — могущества глубоко затаившегося в них, а потому и вполне реального» [5]. Именно стремление к пробуждению могущества в каждом является для нас предпосылкой достижения анархии и её главной целью. Ну, а там, где люди стремятся к духовному могуществу, заключающемуся в духовно-силовом утверждении своего достоинства через неповиновение, помощь другим и воплощение добродетели, не господствует никто, а значит торжествует безвластие — акратия.

Таково наше базовое понимание философии анархо-индивидуализма, разделяемое всеми его более или менее зрелыми или наиболее конструктивными представителями (Э. Арман, Макс Штирнер, Пьер Шардо, Алексей Боровой, Сидни Паркер, Манюэль Девальд, Джон Генри Маккей, Генрик Ибсен, Густав Ландауэр и другие).

Однако, когда мы пишем о нашем желании освободить человека, мы имеем в виду не мёртвую и холодную абстракцию, оторванную от реальности, а конкретного человека из крови и плоти. Наш взор, стремящийся к освобождению, направлен на живого человека и его своеобразие, а не на отчуждённую фикцию или соломенное чучело. Своеобразие конкретного живого человека из крови и плоти нельзя никогда до конца выразить в словах и идеях — оно неуловимо и до конца невыразимо. Как писал Макс Штирнер: «Мы равны только в идее, только тогда, когда “мы” являемся абстракцией, но не в действительности, не как существа во плоти. Я — я, и ты тоже я, но я не это воображаемое я, а вот это, действительное я. Но “я”, равное всем, — только моя идея, только моя мысль. Я — человек, ты — тоже человек, но “человек” — только мысль, всеобщность. Ни я, ни ты не можем быть определены словесно, ибо мы не выразимы; только мысли могут быть выражены в словах, и только в словах они существуют» [6]. Поскольку своеобразие человека невозможно до конца выразить в понятиях и терминах, постольку своеобразие человека остаётся до конца неуловимым. Эта неуловимость обусловлена тем, что личность — это живая динамика, которая перманентна в своей изменчивости. Как писал анархо-индивидуалист Этребилал Авив: «Личность для меня — это не некое трансцендентальное единство, не мистическая, духовная или метафизическая концепция, о которой разглагольствуют на заплесневелых университетских скамьях. Личность — это живая и находящаяся в постоянном движении реальность, которая не застывает в определённости идеологий или убеждений» [7], или анархо-индивидуалист Алексей Боровой: «Анархизм строится на принципе личности. Эта личность — не рационалистический призрак, но одетый в плоть и кровь, живой, конкретный деятель во всем своеобразии качеств его и устремлений» [8]. Эта принципиальная неуловимость конкретной своеобразной живой личности ведёт к тому, что мы, анархо-индивидуалисты, понимаем, что личность нельзя тотально редуцировать не только к каким-то общим эссенциалистским концепциями, но и к какой-то социальной, культурной или экономической принадлежности.

Исходя из предпосылки окончательной несводимости личности ко вторичным принадлежностям, мы, анархо-индивидуалисты, формируем своё собственное отношение к классовому вопросу. Мы ставим во главе угла примат личности и её своеобразия над окружающей её средой, родовыми признаками и формальными принадлежностями. Это означает, что, рассматривая классовую принадлежность личности, мы не рассматриваем личность исключительно как «пролетария» или «капиталиста», а как нечто большее и превосходящее по своему смыслу и содержанию явление. Для нас важнее всего не то какова формальная принадлежность личности к тому или иному социальному классу, а то каково своеобразие этой личности — какие ценности и идеалы она исповедует и желает ли она освобождения и упразднения всякого угнетения личности другой личностью. То есть, мы, анархо-индивидуалисты, в нашей концепции революционного субъекта апеллируем в первую очередь не к формально-классовой принадлежности человека, а к его мировоззрению и своеобразию, считая, что личность всегда нечто большее по своему микрокосму, чем её классовая или другая принадлежность. Как писал вышупомянутый Алексей Боровой: «Но пролетарий есть не только пролетарий, не только член определённой социальной культуры, но и человек, личность, своеобразная, имеющая, кроме социальной, ещё и индивидуальную природу, и чем более одарённая, тем менее годная укладываться целиком в рамки только пролетарского миросозерцания» [9]. Именно эта «индивидуальная природа» имеет для нас первостепенное значение, а не классовая. В этом смысле анархо-индивидуалистическая перспектива, поставившая в основу своей философской рефлексии примат личности над вторичными принадлежностями и социальной средой, отличается от привычного марксистского или даже анархо-коммунистического взгляда на революционный субъект и классовый вопрос в целом. Именно поэтому нас в первую очередь интересуют личные ценности и стремления индивидуальности, а не её «правильное классовое происхождение». Как писал вышеупомянутый Пьер Шардо: «Индивидуальное существо и его внутренняя жизнь — вот что именно нас интересует, а не то, кто он по профессии или кем работает. Мы не задаём никому, кто к нам приходит, знаменитый вопрос первого Интернационала: “Ты рабочий?”. Вместо этого мы спрашиваем: “Стремишься ли ты стать автономной индивидуальностью — существом, которое является самим собой и выделяется настоящим, живым богатством?”» [10].

Наиболее полно и последовательно то, что я пытаюсь сейчас донести, Пьер Шардо выразил в одном из своих личных писем анархо-индивидуалисту Э. Арману, где он писал: «Кроме того, повторюсь, я не сторонник какого-либо класса, но я чувствую, что у меня есть что-то общее со всеми теми “обездоленными” — лишёнными материального “наследия”, которые ощущают и понимают, что они должны попытаться завоевать себе материальное благополучие. На самом деле, я сочувствую каждому, кто борется против Превосходства, каким бы ни было их социальное положение, но я вынужден отметить, что бунтари и враги всякого принуждения редко встречаются среди бенефициаров этого превосходства. Вот почему мы часто обращаемся именно к “угнетённым”, а не к буржуа — мы знаем, что они не могут присоединиться к нашей борьбе по соображениям своего разума. Если я не принадлежу ни к какому лагерю, то из этого не следует, что я попеременно встаю то на защиту кого-то одного, то проявляю безразличие к кому-то другому. Я не скрываю своё мнение и не изменяю его в зависимости от личного окружения. Люди знают всегда, что я думаю и чувствую, а также что я враг государства, убеждённый антипатриот, презирающий собственность, сторонник индивидуального, а, следовательно, и коллективного бунта, поскольку знаю, что в основании всех чисел лежит единственное число. С моей стороны нет никакой двусмысленности. Я не обманываю окружающих мне. Я не друг и не враг народа — того или иного класса, — но я чувствую товарищескую близость с каждой ЛИЧНОСТЬЮ, которая борется против всякого господства — как материального, так и морального» [11]. Подобные мысли высказывал и немецкий анархо-индивидуалист Густав Ландауэр: «Я не постесняюсь заявить, что классовая борьба не имеет для меня такого значения. Я ни в коем случае не придерживаюсь мнения, что с определённого уровня достатка человек начинает превращаться в свинью, которая для будущего общества никчёмна. Для меня очевидно, что родиться буржуа – это столь же малый позор, как и родиться пролетарием, и для нас, анархистов, каждый, кто разделяет наши взгляды и по мере собственных сил воплощает свои ценности в жизнь, является товарищем – какому бы классу он не принадлежал» [12].

Следуя логике примата своеобразия личности над классовой принадлежностью, мы ориентируемся на конкретные ценности той или иной личности, выстраивая наше взаимодействие друг с другом на основе совпадения этих личных ценностей или интересов в общие или коллективно разделяемые. Так мы приходим к состраданию, солидарности и взаимной помощи тем, кто так же, как и мы, стремится к освобождению личности от всякого гнёта и созиданию общественных отношений, где каждая уникальная личность будет на равных кооперироваться с другой уникальной личностью с помощью добровольных ассоциаций («союзов эгоистов», если угодно). Поэтому для нас не важно каково социальное происхождение или социальный класс личности, покуда она разделяет наши стремления к освобождению.

Однако, предвосхищая обвинения в «идеализме» со стороны марксистов, необходимо отметить, что мы, безусловно, не игнорируем социально-экономические условия как фактор влияния на личную этику человека. Как это видно из цитаты выше, сам Шардо не игнорирует этого, а поэтому и пишет, что мы обращаемся к угнетённым, поскольку капиталисты, будучи под влиянием своего социального положения, намного менее склоны к тому, чтобы разделять революционные идеалы освобождения личностей от эксплуатации, бедности и иерархий ради построения безвластного общества, где взаимопомощь и самоуправления всех — залог развития, свободы и благополучия каждой личности. Анархо-индивидуалисты не «идеалисты» — они не игнорируют базис или классовую принадлежность личности в качестве фактора влияния на становление и характер её мировоззрения. Ни в коем случае. Мы прекрасно пониманием, что рабочий или угнетённый класс в силу того, что именно он больше всего страдает от нищеты, лишений, эксплуатации, несправедливости, отсутствия возможностей удовлетворения своих индивидуальных потребностей, несвободы, унижения своего достоинства ужасными условиями труда, овеществления и жестокости государства или капиталистов, подавляющих его праведные восстания за лучший мир, зарплаты или условия труда, намного больше способствуют тому, чтобы личность, принадлежащая к рабочему классу, начала разделять идеалы всеобщего благополучия, социального равенства как равенства возможностей для развития личных устремлений человека, самоуправления (как коллективной формы реализации управления личностями своей судьбой) и отсутствия разного рода дискриминаций, препятствующих развитию личности. В то же время капиталист, будучи под перманентным влиянием бытия эксплуататора, постоянно подвержен влиянию его классового положения: он отчуждён от рабочих, конкурентная среда навязывает ему капиталистическую ментальность, в которой для него есть лишь одно — стремление к наживе, узкой выгоде — к накоплению капиталу; чтобы успешно реализовывать это побуждение, он вынужден вступать в классовый антагонизм с рабочим классом, подавляя их забастовки, пользуясь антипрофсоюзными услугами, занимаясь сокращениями и так далее. Бытие эксплуататора в конечном счёте, если человек не опирается ему как-либо, делает из человека духовного «буржуа», содержание личности которого абсолютно детерминировано буржуазной логикой его класса. Такой человек, как, например, Безос, лишён индивидуальности: он исключительно воспроизводитель капиталистической ментальности, и не более того. Такой человек абсолютно прогнулся под давление своего социального класса, переняв или «поглотив» полностью сущность буржуазной ментальности, которая заключается в том, чтобы следовать узкоэгоистическим интересам, идти по головам, подавлять тех, кто стремится нарушить его привилегированное положение, стремиться к прибыли любой ценой, наплевав на нужды и страдания других. У такого человека нет сострадания — оно атрофировано. Холодная меркантильность, цинизм, отчуждённость, жажда купаться в роскоши, ощущать себя «владыкой» этого мира и утопать в примитивных наслаждениях — таков низменный результат поражения человека перед давящем и довлеющими над ним классовыми капиталистическими обстоятельствами. Естественно, в такой среде менее вероятно то, что среди представителей капиталистического класса появятся благородные и гуманистические души. А поэтому именно угнетённые, познав низменности, несправедливости, ужасы и изъяны существующего порядка, более склоны к тому, чтобы стать на путь революционных идей, ставящих своей целью освобождение человека от всякого социально-экономического и культурного гнёта вместе с развитием равных социальных возможностей для развития личности в каждом человеке. Таковы одни из основополагающих целей и стремлений коммунизма.

Таким образом, здесь речь идёт о диалектике «личность-обстоятельства». Анархо-индивидуализм строится на утверждении примата личности над развращающими, угнетающими и дегуманизирующими личность обстоятельствами. Это делает анархо-индивидуализм именно «персоналистическим учением», ведь, как писал Эммануэль Мунье: «Мы называем персоналистской всякую доктрину и любую цивилизацию, утверждающие примат личности над материальной необходимостью и коллективистскими аппаратами» [13]. Поскольку личность динамична, постольку она пребывает в перманентной диалектической борьбе между своим «Я» — совестью, идеалами, интуитивно понятыми ценностями, рудиментарными порывами к добродетели и так далее — и окружающей её средой. Исход этой борьбы никогда не известен до конца. Безусловно, вышеприведённые размышления о влиянии классовой принадлежности на личность позволяют нам понимать общие тенденции того чем эта борьба может закончиться (буржуазификацией личности или её революционизацией), однако, как мы раннее указали, личность динамична, в чём-то хаотична, до конца невыразима, а потому и не всегда предсказуема. Диалектическое соотношение сил и влияний внутри личности может порождать различные исходы этой диалектической борьбы между «Я» человека и его классовым положением.

Детский опыт, оставляющий свой существенный след, образование, врождённая склонность к эмпатии и совести, воспитание и индивидуальный темперамент — это всё то, что потенциально может сказаться на личности таким образом, что перевесит тлетворное влияние классового положения на её своеобразие. И наоборот: классовое положение личности может загубить даже малейшие проявления гуманизма, благородства, эмпатии и совести, ознаменовав тем самым временное или потенциально пожизненное подчинение личности логике ментальности её классового положения или окружающей буржуазной среды.

Если мы говорим про представителей правящего класса, то когда вышеперечисленные факторы способствуют тому, что личности удаётся преодолеть существенное развращающее влияние привилегированности на её духовное состояние, то тогда мы получаем такие яркие примеры благородных, искренних и добродушных, хотя и не безгрешных, натур, как Михаил Бакунин, Пётр Кропоткин, Варлаам Черкезов, Лев Толстой, Александр Беркман, Александр Атабекян, Алексей Боровой или Рафаэль Барретт. Если взять, например, Кропоткина, то его становление на путь революционного гуманизма, неизбежно ведущего к социализму, начался с того, что он претерпел духовную революцию, в результате которой он понял, что занятие наукой и философией — это чудесно, но его досуг обеспечивается тяжёлым трудом крестьян, а потому он должен использовать этот досуг и привилегии для того, чтобы «служить народу» — использовать философию и науку во имя освобождения трудящихся от нищеты и эксплуатации, и именно этим он впоследствии стал заниматься всю свою оставшуюся жизнь — развивал концепцию анархо-коммунизма, писал научные трактаты (например, «Взаимопомощь как фактор эволюции»), стремился соединить анархизм и науку ради освобождения человечества. Как мы видим, в случае с Кропоткиным именно его совесть и сострадание стали той силой, которая сумела одержать гегемонию над его классовым происхождением, которое не сумело развратить его. Если же всё же буржуазное влияние классового происхождения или капиталистической идеологии, наоборот, одерживает вверх над гуманностью, совестью, состраданием и свободолюбием, то мы получаем такие одиозные примеры, как Джефф Безос, Маргарет Тэтчер, Рональд Рейган, Айн Рэнд, Илон Маск или, если брать художественные образы, Петер Стокманн из пьесы «Враг народа». Помимо этого, бывают примеры, когда некоторые люди вроде бы преодолели классовое влияние своего буржуазного происхождения и стали якобы на путь социализма, однако на самом деле оказывается, что это не так и буржуазное влияние своего классового происхождения они так и не сумели преодолеть, что привело к ряду отрицательных последствий. Ярким примером такой неудачной попытки преодолеть своё буржуазное влияние является Владимир Ленин, который так и не сумел избавиться от своей буржуазной ментальности: «Аршинов, один из идеологов махновского движения, в книге, посвящённой его истории, дал социально-психологическую характеристику Ленину, рассуждая о социально-классовой и моральной сущности большевизма. По мнению автора, их лидер являлся выразителем “определённого психологического типа людей” — многочисленной группы политических деятелей, “цепких, властных, чуждых какой бы то ни было общественной и моральной сентиментальщины и не останавливающихся ни перед какими средствами в борьбе за своё торжество”. Для Ленина, по мнению идеолога махновщины, был весьма характерен авторитарный тип личности, распространённый среди представителей правящих классов с самых древних времён, а фактически вытекавший из менталитета российского дворянства: “Утверждение своей воли путём насильственного устранения воли всех остальных, абсолютное подавление личности, низведение её до неодушевлённого предмета. В этих чертах нетрудно узнать древнюю господскую породу людей”» [14]. Результат этой неудачи налицо: Ленин начал строить новое кровавое централизованное бюрократическое государство, под его руководством были задавлены реальные попытки построения социализма (махновщина, Кронштадтское восстание, фабрично-заводские комитеты, разного рода низовые советы самоуправления крестьян и рабочих), началось построение государственного капитализма с «красной бюрократией» в роли нового правящего класса, множество искренних и настоящих революционеров сосланы, убиты или были вынуждены прогнуться и стать аппаратными функционерами новой государственной машины. Буржуазная воля Ленина воплотилась: он дорвался к власти и удержал её любой ценой — ценой лжи, лицемерия, жестокости, кровавости, уничтожения реального низового самоуправления на местах, за которое Ленин якобы выступал, тирании, гнусной клеветы и дичайшей подлости; одним словом — маккиавелист, а маккиавелизм — основа буржуазной, а не социалистической политики. Это одна из причин почему анархо-индивидуалисты придают большое значение духовной революции и почему мы испытываем отвращение, недоумение и презрение к особо догматичным и глупым марксистам, которые пытаются дискредитировать концепцию духовной революции как «идеализм».

Если мы говорим про представителей угнетённого класса, то здесь тоже преимущественно два варианта. Когда угнетённые не прогибаются под давление обстоятельств нищеты, отчуждения, дегуманизации, унижения их достоинства, обесценивания их существования, обмана со стороны циничных капиталистов и несправедливости и идут по пути духовной и социальной борьбы против зол буржуазно-эксплуататорского порядка, выбирая путь социализма, то мы получаем такие яркие примеры благородных, созидательных, самоотверженных, доблестных и совестливых бунтарей и революционеров, как Нестор Махно (Махно, кстати, в отличие от партийной верхушки большевиков, не сидел в высоких кабинетах, а сражался с рабочим народом бок о бок и продолжал во время революции заниматься обычным трудом), Эррико Малатеста, Пьер Шардо, Исаак Пуэнте, Буэнавентура Дуррути, Жозеф Дежак, Христо Несторов, Андрей Андреев или Симон Радовицкий. Все они были рабочими, но и пламенными бунтовщиками и революционерами, боровшимися за лучший мир без рабов и господ. Однако когда экономическое бытие, полное угнетения, унижения, нищеты, несправедливости и конкуренции всё же заражает собой ум представителей рабочего класса, непосредственно развращая их духовно и низводя до низменности, то тогда мы получаем такую картину, где рабочий — не благородный борец за лучший мир, преодолевший духовно тлетворное влияние окружающей среды, а воспроизводитель пороков этого старого мира эксплуатации. Такое низменное состояние рабочих, не сумевших «превзойти самих себя» и поставить свою волю выше развращающих их обстоятельств, ярко описывал Пьер Шардо, который, будучи рабочим, прекрасно видел всё без каких-либо иллюзий: «Но мы знаем каковы люди. Заводская жизнь с её всеобщим недоверием, ежедневными доносами, отвратительным алкоголизмом, задевающим детей и женщин, издевательскими насмешками над слабыми или теми, кто не похож на других — “оригинальными”; жестоким соперничеством за зарплаты и разряд, неслыханной нечистотой в уборных, похабщиной, как написанной, так и сказанной; раболепным почитанием физической силы и денег, презрением к женщинам, сервильностью тех, кто хочет со всем “ужиться и ладить”, и теми, кто, в случае совместного восстания, кинет тебя; гонором “квалифицированных” рабочих, относящихся к неквалифицированным как к низшим существам; коллективным эгоизмом цеха, ещё более жестоким, чем индивидуальный эгоизм — всё это нам хорошо известно. Безусловно, не все рабочие являются таким неисправимым скотом… Однако если говорить по существу, то придётся признать, что безобразие, скотство и несправедливость глубоко въелись в их существование» [15]. В таких случаях нравственного падения рабочий желает лишь одного: занять место своего эксплуататора, а не упразднить всякую эксплуатацию. И если нам никак не удастся переубедить рабочего, тогда мы твёрдо скажем, что нам с ним не по пути, поскольку наши ценности разительно расходятся: мы не желаем быть ни господами, ни рабами.

Но каким бы ни был исход вышеуказанной диалектической борьбы между личностью и её классовым происхождением, для нас, анархо-индивидуалистов, суть заключается в том, что мы не рассматриваем человека в первую очередь по принадлежности к какому-то «правильному» классу. Для нас важно в первую очередь не то к какому классу этот человек принадлежит, но что за личность он сам по себе — каковы его ценности, стремления, способен ли он к эмпатии и солидарности, обладает ли совестью, имеет ли потенциал к творческо-критическому мышлению, стремится ли он к освобождению, может ли проявлять автономию в воли, поступках и суждениях и так далее. Но, придерживаясь этой позиции, в то же время мы сознательно отдаём предпочтение трудящимся, поскольку считаем, что опыт повседневного угнетения, унижения, несправедливости, несвободы, отчуждения, эксплуатации, нищеты, лишений, отсутствия или дефицита досуга делают трудящихся более склонными к тому, чтобы мечтать о лучшем мире свободы, творчества, справедливости, социального равенства, возможности индивидуального развития себя как личности — мечтать о мире без господства человека над человеком, то есть желать и стремиться к социализму, поскольку именно социализм (а анархизм — это самое радикальное течение социализма) стремится к упразднению господства человека над человеком (как и писал Иван Франко: «Социализм стремится к ликвидации всякого господства над людьми, всякой власти человека над человеком» [16]) и, ставя своей целью благополучие всех, к развитию индивидуальности — «индивидуализма» в каждом человеке, о чём писал Оскар Уайльд: «Социализм будет ценен исключительно потому, что он приведет к Индивидуализму. Социализм, Коммунизм — называйте как угодно — благодаря превращению частной собственности в общественное достояние и выдвижению кооперации взамен конкуренции возвращает общество к нормальному виду, преобразуя во вполне здоровый организм и гарантируя материальное благополучие каждого. По сути говоря, он создает нормальную основу и нормальную среду для Жизни. Однако для наиболее полного развития Жизни на пути к наивысшему совершенству необходимо нечто большее. И это — Индивидуализм» [17]. Именно по этой причине в рабочем классе тенденция к революционизации присутствует сильнее, чем среди представителей правящего класса, которые имеют больше досуга, меньше угнетения, не страдают от нищеты, лишений и гнусных унижений, и которые, естественно, хотят сохранить свои привилегии и богатства, созданные эксплуатацией труда рабочих и охраняемые государством. История подтверждает истинность этого суждения: все наиболее известные и влиятельные социальные эксперименты или попытки построить рабочую демократию, эгалитарные кооперативы, низовые инициативы, коммуны или общество самоуправления, солидарности, взаимопомощи и уважения к достоинству и свободе друг друга осуществлялись именно рабочими (Парижская коммуна 1871-го года, Российская революция 17-го года до большевистской контрреволюции, крестьянское восстание в Маньчжурии и провозглашение там автономии провинции Синмин (1929-1931) [18], махновщина, Кронштадтское восстание, анархистская революция в Испании во второй половине 30-х, Сиэтлская всеобщая забастовка 1919-го года, «Красное двухлетие» в Италии (1919-1920) [19], движение «Фабрика без боссов» в Аргентине [20], анархо-синдикалистское движение в Германии, израильские кибуцы [21], швейный антиавторитарный кооператив «ReSew» в Украине [22], инициатива по самоорганизации и взаимопомощи «Woodbine» [23], Мариналеда в Испании, сапатистское самоуправление в Мексике и так далее [24]).

Безусловно, мы не отрицаем роль выходцев из правящего класса в некоторых вышеуказанных социальных экспериментах. Те же Пётр Кропоткин и Михаил Бакунин существенно повлияли на идейное вдохновение рабочих не только в Европе, но и в Латинской Америке или Азии [25]. И в этом заключается суть нашей анархо-индивидуалистической позиции по классовому вопросу: в основание взаимоотношений лежит совпадение личных идей и ценностей личностей в общие коллективные. Это совпадение личных ценностей в общие создаёт почву для совместного революционного действия солидарных людей, борющихся против государственно-капиталистического строя ради освобождения всех личностей. Именно об этом писал норвежский индивидуалист Генрик Ибсен: «Долой государство! Вот революция, в которой я готов принять участие. Подрывайте самое понятие “государство”, ставьте условиями общественности лишь добрую волю и духовное единение — это и будет началом достижения той единой свободы, которая чего-нибудь стоит» [26]. Именно это духовно-идейное единство людей из разных классов является знаменательной предпосылкой построения бесклассового общества, то есть общества без классового (но и культурного и социального) господства человека над человеком: сначала личности преодолевают классовые различия между собой духовно, а затем, объединившись в добровольные революционные ассоциации и встав по одну сторону в социальной борьбе, начинают воплощать в социальной действительности то, что они достигли в своей душе — бесклассовое и безгосударственное общество свободных, разных и равных людей — начинают строить анархию как социальный строй.

Следовательно, нам не важна классовая принадлежность, но лишь личность как таковая. В то же время, мы не игнорируем классовое происхождение как фактор влияния, а поэтому пониманием, что среди трудящихся потенциально больше тех, кто способен разделять наши идеалы. Однако мы предпочитаем их не как рабочих, а лишь как тех, кто более склонен к тому, чтобы разделять наши идеалы и становиться на путь освобождения личностей от всякого угнетения и построения общества, где всякая личность будет более свободна, чем сейчас — мы предпочитаем их как личностей с большим сердцем и революционными идеалами или стремлением к большей свободе личности. Когда же рабочие не разделяют наших идеалов, мы не чувствуем с ними солидарности, а потому занимаемся пропагандой и просвещением, чтобы эта солидарность на основе духовно-идейной близости могла быть достигнута среди широких трудящихся масс. В этом нам прекрасно пригодятся разные учёные или выходцы из имущих классов, которые, как Кропоткин или Бакунин, решили послужить наукой и философией освобождению личностей от капитализма и государства.

Что же касается классовой борьбы, то с анархо-индивидуалистической точки зрения она абсолютна оправдана. Некоторые анархо-индивидуалисты прошлого отказывались от неё, что отнюдь неверно. Отказывать рабочим в классовой борьбе или поддержке в ней означает поступать антииндивидуалистично. Классовая борьба — это непосредственный праксис совокупности личностей, где они ставят примат своей воли выше над угнетающими и унижающими их обстоятельствами ради воплощения своих ценностей, отстаивания своего достоинства, улучшения своего материального положения и потенциального достижения такого состояния, в котором они больше не будут угнетены. Классовая борьба является ярким примером утверждения примата воли личности над довлеющими и отчуждающими её обстоятельствами капиталистического гнёта. Таким образом, классовая борьба абсолютно соответствует индивидуалистической философии: борьба личностей за своё достоинство, улучшение материального положения, освобождение из–под гнёта, построение более свободного общества, обретение личного могущества, субъектности и т.д. В этой борьбе личности перестают быть пассивными объектами отчуждения и эксплуатации и становятся субъектами, самостоятельно определяющими и владеющими своей судьбой — самопринадлежными в той или иной степени личностями — «эгоистами», в которых проснулось личное внутреннее могущество, благодаря которому они противопоставили свою личную волю (примат) довлеющим над ними внешним силам и устремились к самоосвобождению самих себя. Макс Штирнер верно отмечал освободительную сущность классовой борьбы, которая способна привести личностей к самопринадлежности через социализацию средств производства, захват фабрик и владение продуктами своего труда: «Рабочие имеют огромную силу в своих руках, и если бы они ее почувствовали и воспользовались ею, то ничто бы не могло устоять против них: стоило бы им только приостановить работу все выработанное ими считать своим, пользуясь им для себя» [27]. Поэтому современные вульгарные постлевые «анархисты» вызывают у меня явное презрение, когда они, вульгарно поняв «постлевость», отрицают важность профсоюзов и классовой борьбы. Отрицая это, они прямо отказывают личностям в одной из главных способов их индивидуализации и освобождения через социальную борьбу за личное достоинство и автономию (рабочее самоуправление, анархистское общество). Поэтому всякий, кто отрицает классовую борьбу, является антииндивидуалистом, вносящим своей негацией важности профсоюзов и социальной борьбы собственную лепту в закабаление личностей в условиях капиталистического гнёта. Поскольку классовая борьба и построение анархистского общества самоуправления свидетельствует об обретении личностями внутреннего индивидуального могущества и о стремлении к становлению самопринадлежными личностями, желающими построить общество самоуправления, где они непосредственно будут «господами самих себя», осуществляющими самостоятельное определение своей судьбы и управление самим собой через повсеместное низовое самоуправление, постольку классовая борьба и социальная революция абсолютно соответствуют, как выразился Шардо, «нашему индивидуализму». Всякий же, кто отрицает классовую борьбу и социальную революцию, является врагом не рабочего класса, а всякой личности, стремящейся к самоосвобождению — врагом индивидуализма как учения о самопринадлежности и самоосвобождении личности из–под гнёта отчуждающих и угнетающих её обстоятельств.

Такова квинтэссенция нашей анархо-индивидуалистической позиции по классовому вопросу. Является ли эта позиция оригинальной — нас не беспокоит. Нам важна лишь её принципиальная истинность и соответствие нашей индивидуалистической философии. Однако стоит отметить, что эта позиция явно отличается от позиции некоторых марксистов и анархистов, явно страдающих от «пролетарского фетишизма», культа «пролетариата» и рабочизма. Наша позиция же, что выше изложена, чётко демонстрирует то, что ей чужд рабочизм, культ «рабочих» и пролетарский фетишизм.

Таковы наши суждения и соображения. Точнее, таковы мои суждения и соображения, однако изначальный импульс этих суждений и соображений принадлежит анархо-индивидуалисту Пьеру Шардо. В этом эссе я лишь попытался дальше развить его мысли, поскольку нахожу их истинными и здравыми.

Ссылки:

1. Пьер Шардо. «Индивидуальность и социальность». URL: https://teletype.in/@editorial_egalite/Individuality_and_sociality

2. Джон Генри Маккей. «Анархия». URL: https://telegra.ph/Anarhiya-Dzhon-Genri-Makkej-09-02

3. Манифест парижской группы «Reveil De L’Eschlave». «Чего хотят индивидуалисты». URL: https://teletype.in/@editorial_egalite/chego_hotyat_individualisti.

4. Макс Штирнер. «Единственный и его собственность». Харьков: Основа, 1994. С. 182.

5. Пьер Шардо «Наш индивидуализм». URL: https://teletype.in/@editorial_egalite/rrK0Y6dzPnR

6. Макс Штинер, там же, с. 299.

7. Этребилал Авив. «Наш индивидуализм». URL: https://teletype.in/@editorial_egalite/nash_individualism

8. Алексей Боровой. «Анархизм». — М.: РИПОЛ классик, 2022. — 384 с. — (Librarium), с. 350.

9. Там же, с. 338.

10. Пьер Шардо «Эклектичные либертарные индивидуалисты». URL: https://teletype.in/@editorial_egalite/0-YZruYKudT

11. Пьер Шардо, из личного письма к Э. Арману. Авторский перевод. Цитируется из сборника «Disruptive elements. The extremes of French anarchism», Ardent Press, 2014, с. 176.

12. Густав Ландауэр. «Анархизм в Германии». URL: http://samlib.ru/l/landauer_g/germanarr.shtml

13. Цитата приводится из книги Вдовиной И. С. «Французский персонализм (1932–1982)». С. 16.

14. Дмитрий Рублёв. «Анархисты о политической деятельности В.И. Ленина в эпоху Великой российской революции». URL: https://rabkrin.org/rublev-d-anarhisty-o-politicheskoj-deyatelnosti-v-i-lenina-v-epohu-velikoj-rossijskoj-revolyuczii-2020-statya/

15. Пьер Шардо «Наш индивидуализм». URL: https://teletype.in/@editorial_egalite/rrK0Y6dzPnR

16. Іван Франко. «Програма галицьких соціалістів». Цитируется из «Зібрання творів у п’ятидесяти томах. Наукові праці. Томи 44-47», ст. 451.

17. Оскар Уайльд. «Душа человека при социализме». URL: https://ru.theanarchistlibrary.org/library/oskar-uajld-dusha-cheloveka-pri-socializme

18. См. статью об анархистской революции в Маньчжурии: революции: https://theanarchistlibrary.org/library/francesco-dalessandro-the-forgotten-anarchist-commune-in-manchuria

19. О «Красном двухлетии» можно почитать здесь: https://telegra.ph/Dozhit-do-revolyucii-11-30

20. Об этом движении можно почитать тут: https://telegra.ph/CHto-my-znaem-ob-Argentine-10-23 или посмотреть документальный фильм: https://www.youtube.com/watch?v=QnIqMiaRlbk

21. Об одном таком кибуце можно почитать в статье Игаля Левина: https://was.media/ru/2019-10-03-istorija-odnogo-kibuca/

22. См. статью Лизы Кулявцевой «Современный феминизм и кооперация. Примеры антиавторитарных примеров». URL: https://teletype.in/@editorial_egalite/dKqvAIJFkFL

23. См. статью от «Коллектива Woodbine» «Жить здесь и сейчас: альтернатива повседневности от Woodbine». URL: https://teletype.in/@editorial_egalite/aRx2zvby5ZS

24. См. статью Валентина Горбунова «“Править, подчиняясь”. Как устроено сапатистское самоуправление?». URL: https://akrateia.info/pravit-podchiniaias-kak-ustroeno-sapatistskoe-samoupravlenie/

25. См. статью Адамса Джеймса «Не-западный анархизм: переосмысливая глобальный контекст». URL: https://ru.theanarchistlibrary.org/library/adams-djejms-ne-zapadnyj-anarhizm-pereosmyslivaya-globalnyj-kontekst#toc1

26. Генрик Ибсен. Собрание сочинений в 4-х томах. Том 4. Государственное издательство «Искусство», г. Москва, 1958 г. С. 694 (из письма к Георгу Брандесу).

27. Макс Штирнер, там же, с. 108-109.