Если традиционно фильмы начинаются с экспозиции и продолжаются завязкой, то «Пылающий» из экспозиции состоит почти наполовину: первичным для Ли Чхан Дона является глубокое раскрытие персонажа, и режиссер делает все, чтобы зритель с каждым кадром все больше понимал мысли героя. Именно на короткой дистанции между внутренними состояниями людей, находящихся по разные стороны экрана, строится эффект фильма: смотрящий уже интуитивно чувствует мотивацию персонажа и, кажется, может даже предсказать его дальнейшие действия. Тут вступает в игру одна особенность фильмов Ли Чхан Дона: неожиданной развязкой он это чувство обманывает. В этом его режиссерский почерк можно сопоставить с трансгрессивной манерой Ханеке, но более насыщенной метафорами, более поэтической.

Многие фильмы корейского режиссера — размышления о природе одиночества и путях, которые оно открывает человеку. Повествование «Пылающего» строится вокруг трёх молодых людей: молодого писателя Джонсу, его случайно обретенной вновь подруги детства Хэми и её нового бойфренда Бена. У каждого из них персональные отношения с одиночеством.

Для Бена оно — осознанная «печоринская» необходимость: бесцельно прожигающие жизнь представители «золотой молодежи» и пустые куклы — общество, быть частью которого ему уже неинтересно. У него нет необходимости в чем-то себя стеснять ни материально, ни морально. Чтобы окрасить свою жизнь хоть какими-то чувствами, он сжигает теплицы.

Для Хэми одиночество — вынужденные обстоятельства: с детства справляться с нападками сверстников ей помогали выдуманные истории, которые с возрастом переходят в острую форму эскапизма. Она рассказывает Джонсу, как давным-давно он вытащил её из глубокого колодца, а тот никак не может того случая вспомнить. Потому что его не было. А между тем именно это «воспоминание» является опорным моментом в отношениях между героями.

Джонсу одинок не по своей воле и не по воле окружающих его людей. Это воля судьбы, нечто предопределённое. Он живет один, ведь мать много лет назад бросила семью, а отца судят за нападение на чиновника. Он фермер, который учился на литератора, то есть в нём соединились и рабочее, и богемное общество, — но в обоих он чужой. У него нет места в жизни, но есть чувства. А в сумме* — ярость.

«Хорошо пишешь,» — Джонсу стоит у своего грязного пикапа. Смотрит, как Хэми садится в блестящий Порше Бена.

«Полиции наплевать,» — Бен завершает рассказ о своем странном увлечении. Затягивается марихуаной.

«Признать виновным,» — отец Джонсу осужден. Ощущение несправедливости накапливается и не тает, как дым над догорающей теплицей.

Сцена за сценой мы видим, как социальные и психологические противоречия раздувают ярость. Финал покажет, как она пылает. Это не гнев Ахилла, имеющий вектор. Она безгранична и неисчерпаема. Она поглощает и снимает с человека идентичность. Возвращает в первобытное состояние, снова смешивает со стихией, оставляет голым.

…И будет пожирать его огонь, никем не раздуваемый.

*в латинском summa — наивысшая точка, кульминация: у этих ребят было принято считать снизу вверх, поэтому итоговое число всегда оказывалось наверху; сумма.