Публикуем вторую часть программного предисловия Катрин Бихар к сборнику «Объектно-ориентированный феминизм».

Перевод Анастасии Инопиной

Научная редакция Аллы Митрофановой и Германа Преображенского

Общая редактура Галины Рымбу при консультации Екатерины Захаркив

Оригинал текста — здесь. Перевод публикуется с разрешения автора и издателя.

Предисловие: кролики*

Эротическое: методы исследования художественными средствами

Ориенталистские принципы позиционирования объекта как Иного, а также гарантированный оксидентальному (западному) субъекту, так называемый, «взгляд из ниоткуда» делают стремительный скачок от объективации к объективности. В то же время, как замечает Лоррейн Дастон в своей истории «а-перспективной объективности», современное понимание объективности уходит корнями в XIX век, когда научная деятельность стремилась дистанцироваться от индивидуалистической художественной и философской позиции субъекта, развиваемой в интеллектуальном одиночестве [36]. Напротив, а-перспективная объективность, ставшая синонимом сначала для научной объективности, а затем и для объективности вообще, понимается как новая адекватность в науке и в зарождающихся коммуникационных сетях анонимного, дружелюбного (и часто непрофессионального) коллективного рассудка. Мы часто считаем рациональную, не заинтересованную объективность критерием субъекта гуманизма, но по факту она возникла в тот момент, когда творческие индивидуальные субъекты рассеялись по сетям вещей.

Следовательно, на практике и в рамках общей приверженности неантропоцентризму ООФ также сближается с новым материализмом, в частности, с феминистким новым материализмом [37]. Но если ООО и ООФ разделяют конструктивистскую оптику, то методы нового материализма чаще отсылают к научным экспериментам с объектами разного рода. Имеются в виду даже мельчайшие ускользающие объекты, располагающиеся далеко за привычной гранью человеческого внимания, и даже такие, которые находятся на явно неантропоцентричном уровне квантовой физики. К примеру, физик и философ Карен Барад демонстрирует то, как новый материализм даёт возможности проверить определённые теории времени, идентичности и т.п. в эмпирических лабораторных условиях [38].

Объектно-ориентированный феминизм поддерживает это стремление к эксперименту вместо спекуляции. Там, где онтолог может спекулировать, описывая мир («таково положение вещей»), объектно-ориентированные феминистки и феминистские новые материалистки вовлекаются в мир, используя экспериментальные практики («таков способ бытия с вещами»). Или, проще говоря, — «таков способ бытия вещами». Экспериментируя, феминистские новые материалистки принимают способность вещей к агентности вне какого-либо человеческого влияния. Подобно панпсихизму Уайтхеда, который Шавиро распознает в спекулятивном реализме, новый материализм отсылает к изобилующему анимизмом миру вещей [39], а также к политическим структурам, не нуждающимися в людях [40]. Так, с осторожным вниманием к объектам и точной ориентацией себя в человеческо-нечеловеческом порядке ассамбляжа, работа Джейн Беннет даёт материальный мир, изобилующий безличной аффективной властью и нагруженный продумыванием последствий для человечески-нечеловеческих политик. В «Вибрирующей материи» Беннет описывает независимую «властную вещность» «антропогенных (man-made) объектов», чтобы они могли «стать вибрирующими вещами, наделенными их собственной эффективностью и, возможно, маленькой, но не уменьшающейся степенью независимости» [40]. Столкновения с внешним миром вещей, включая неорганическую материю, раскрывают их [вещей] «вибрируемость», соблазняя и отчуждая нас.

Если эксперименты Барад проходят в замкнутой атмосфере физической лаборатории, то Беннетт работает в повседневной среде на таких банальных участках, как замусоренный тротуар. Эта широкая и не-иерархическая позиция экспериментатора разделяется объектно-ориентированным феминизмом и перекликается с широким кругом объектов, участвующих в различных главах этого тома. В любых условиях эксперимент всегда основан на участии, не важно, наблюдение это или вмешательство. Это даёт возможность «возиться» с полученными истинами, побуждает нас образовывать альянсы со взломанными реальностями, приспосабливать исследования к жизни и следовать радикальной эстетической практике в искусстве.

Энн Поллок заметила, что объекты объектно-ориентированного феминизма, как и в ООО, обычно являются откровенно искусственными вещами, типичными скорее для техники и искусства [42]. Здесь объектно-ориентированный феминизм и новый материализм начинают расходиться. Объектом исследования нового материализма чаще является вещь в ее научном понимании: как некоторая существенная крупица или зернистое проявление материи, возникающее в мире природы. Подобно объектам, созданным человеком, которые испускают, согласно Беннетт, властную вещность, и являются «природокультурой» по Харауэй [43], искусственные объекты не могут претендовать на какую-либо чистоту или естественность, которая обычно связывается с правильным научным исследованием. Возможно, по этой причине подход нового материализма часто несет оттенок искренности, почтения к чему-то, что всё же в каком-то смысле чисто.

Сравним это с утверждением Аристарховой о том, что юмор — это проявление ловкости мысли, которая становится все недоступнее для теоретиков, философов и даже ученых, но может быть достигнута художниками, поскольку они погружены в искусственное. Укоренненные в ницшеанском нигилизме будут смеяться над истиной. Юмор ООФ соответствует традициям радикального феминистского смеха [44]. Более того он является ключом к методологии объектно-ориентированного феминизма, это творческая, конструктивистская практика. Юмор также является формой созидания — в том числе нас самих как смеющихся.

Например, Энни Спринкл в перформансе «Публичная демонстрация шейки матки» кристаллизует объектно-ориентированный феминистский юмор. Спринкл, лежа с зеркалом вставленным в ее вагину, приглашает зрителей приблизиться к ней с фонариком для того, чтобы познакомиться со скрытой красотой шейки матки [45]. Для OOФ этот перформанс является основополагающим (какой каламбур!), прежде всего, из–за размещения объекта шейки матки, буквально, в центре сцены. Более того, как бывшая секс-работница и порнозвезда, Спринкл однозначно принимает свой статус сексуального объекта и объективацию себя в перформансе, чем вызывает радикальный смех, радость и удовольствие. Описывая с развязным весельем свой проект, она заявляет: «Я обожаю свою шейку матки. Я горжусь ею во всех отношениях. И я счастлива выставить ее напоказ». Над теми, кто называет ее работу демистификацией, она иронизирует: «Вы никогда не сможете демистифицировать шейку матки».

Этот созидающий аспект смеха напоминает об эротическом именно потому, что усложняет утверждения о научной истине. Фокс Келлер пишет: «Образ науки противостоит Эросу» [46]. Она обнаруживает связь между десексуализацией науки и ее маскулинным гендерированием, которое, по ее наблюдению, «означает радикальное неприятие любого смешения субъекта и объекта… настойчиво идентифицируемых как мужское и женское». И поэтому Изабель Стенгерс сетует: «Наши науки больше не позволяют нам смеяться» [47]. Отдавая предпочтение низменной искусственности перед чистокровным знанием, смеющаяся наука Стенгерс стремится к страсти дилетантизма и беспорядочности внешних влияний. «Ученые, — как она утверждает, — могут вступить в союзы с другими страстями».

Серьезность науки как таковой привязана к запрету на эротическую генеративность и на негетеронормативность. В связи с этим Анжела Уилли призывает к «новым концептуальным ресурсам, проблематизирующим понимание биологии как возвращение к материальности тел», которых, как она полагает, недостаточно в феминистских новых материализмах [48]. Существующие методы не способны это сделать. Уилли опирается на экспансивную эротику Одри Лорд, включающую человеческие и нечеловеческие интимности, которые [постулируют]: «… нет качественной разницы между опытом изготовления книжного шкафа, продумыванием идеи, занятием любовью с женщиной, слушанием музыки, написанием поэмы” [49]. Это все, по определению Стенгерс, — «другие страсти», которые возобновляют радость.

Хотя эротика Лорд допускает нечеловеческие запутывания, она остается жизнь-утверждающей. Вероятно кого-то удивит, что OOФ эротика лучше сочетается с версией эротизма как радикального упразднения себя и становления иным-чем-субъект, теоретизированной Жоржем Батаем. Через физический, эмоциональный и религиозный эротизм «прерывистые» индивидуальности приобретают непрерывность вместе с миром объектов. Отвергая инстинкт субъекта к самосохранению, эротизм переходит границы между собой и другими и даже между живым и неживым, ставя связь и неразрывность с миром выше самоуничтожения. Батай пишет: «Эротизм утверждает жизнь даже после смерти». Эротизм Батая укоренен в суверенной, но обреченной позиции субъекта гуманизма (обреченной — поскольку эта позиция ищет своего преодоления в эротизме). Эстетики трансформации принимают движение между субъектом и объектом в отличие от плоской онтологии только объектов, но их гендерная динамика не может быть принята современным феминистским анализом. Тем не менее, эротические идеи Батая об отчуждении субъективности через избыток, порочные альянсы и союзы с неживым продолжают влиять на объектно-ориентированный феминизм. Подобно смеху, разжигание эротического слияния с объектом как способа становления объектом, является творческим, генеративным актом.

Значимой предысторией для сегодняшней объектной ориентации в онтологии становятся феминистские практики телесности, а также фетишистские субкультуры и боди-арт. Хотя, как мы видели на примере перформансов Спринкл, некоторые стратегические эротические способы демонстрации объектности могут заставить нас смеяться, другие содержат политическое сопротивление. Например, в проекте расширенного «Тактильного кино» художница Вали Экспорт стала дважды объектом [50]. Прикрепив картонный макет кинотеатра к обнаженной груди и предлагая прохожим пощупать её бесплатно, она использовала свое тело как воплощение кинематографического аппарата. Вали Экспорт превратила себя одновременно в архитектурный объект театра и фильмический объект мужского взгляда, позже канонизированного в феминистской кинотеории благодаря работе Лоры Малви 1975 года «Визуальное удовольствие и нарративное кино.»[51]. Именно через эротическое художница заявляет о возможности быть и тем и другим, что вызывает у зрителей внутреннее противоречие и приводит к усиленному протесту против объективации. Так мы понимаем, что ее политическое заявление, даже когда оно маскируется под полушутку, совершенно серьезно.

Возвращаясь к прозрачному вопросу Аристарховой «Является ли OOФ шуткой?», стоит ответить, что объектно-ориентированный феминизм занимает свою позицию искренне и серьезно. Эротическая бессмыслица разрушает идеологию здравого смысла. Проблемные эротические отношения побуждают к проникновнию в суть вещей И, возможно, самое важное: эротическая ловкость уклоняется от тяжелого бремени претензий на истину.

Эта проблема истины одинаково важна для объектно-ориентированных феминистских методов, этик и политик. Часто, впрочем, юмор несёт в себе нотку истины, но объектно-ориентированый феминизм держит дистанцию: он остается на стороне искусственного и не претендует на завершенность и окончательную правоту. C одной стороны, объектно-ориентированный феминизм опирается на наследие постмодерна, в котором истина радикально понята как относительная. С другой стороны, он признает, что настойчивое намерение постструктурализма, капитализма и психоанализа объяснить все, опять превращает эти жесты релятивизма в нарратив Мастера.

Соединение конструктивизма с риторической легкостью есть свойство объектно- ориентирванного феминизма, которое он разделяет одновременно с искусством и с ООО. Но ООО по-прежнему продолжает настаивать на своем вкладе в философское провозглашение правильной онтологии. Аналогичным образом новый материализм утверждает истины неантропоцентрической науки, природы и неотъемлемой материальности как таковой. Но ООФ, основанный на избыточном парадоксе, прошитый изобретательностью, находится на пути к тому, чтобы быть за пределами неправды — в эротическом смысле, сверх сингулярной истины. Объектно-ориентированный феминизм неправилен в отношении плоской индифферентной истины. Он неправилен, но не ложен. Это похоже на взламывание привычных кодов в «girl, that’s all wrong». Так что он стремится быть неправильным, но «неправильным» не в смысле «неверного». Его обещание состоит в том, чтобы быть испорченным, как во фразе «девочка, это так неправильно» (“girl, that’s all wrong”). Полное безразличие к правильности. Здесь «быть неправильными» значит производить радикальную политическую работу. Это отказ от истины и правильности в пользу искусственного и взломанного ради того, чтобы освободить место для эротики генеративного мышления и действия. Основополагающая ставка делается на то, что правильное мышление вырабатывается в процессе.

Только в готовности быть разнообразно неправильными мы можем прийти к правильному в этическом смысле. Так в своем фильме Повинелли показывает, как отклонение от истины утверждает различные миры, которые воплощают множество различных политических договоренностей. Философская, литературная, научная и повседневная истины утверждают, чтобы все обладают социальной властью в разной степени так, что отношения власти и их неравномерность возникают в том, что ООО Леви Р. Брайант называет плоской онтологией [52]. Брайант ссылается на «демократию объектов», но понятия демократии осложнены повсеместной неравномерностью власти, поскольку объекты систематизированы и уже расположены относительно друг друга. Примером тому могут служить биомедицина и большие данные. К примеру, исследование генетика Рика Киттлз демонстрирует, что у 30 процентов афро-американских мужчин есть Y-хромосома, указывающая на европейское происхождение. Но, подчеркивает Киттлз, вы не можете показать Y-хромосому полицейскому, который вас арестовывает [53]. Новая наука приносит новые объекты, однако старые проблемы остаются [54]. Неправильные истины и демонстрация объектности часто разоблачают недоступность феминистских объектов, только что еще упорствующих и тут же уходящих в отставку.

Якобы «истинные» требования объективности разоблачают феминистские объекты как недоступные, либо как скандальные, либо как уже устаревшие. Поместив киноэкран «на себя» и разрешив прямой «доступ» к своему телу как к объекту, Вали Экспорт в своем перрформансе показывает, что обещания кинематографа также пусты, как и и тактильный опыт. Подобно Y-хромосоме, которая будет молчать до тех пор, пока не станет частью ткани (в смысле Харауэй), связывающей генетические исследования и атлантическую работорговлю. Представленная в ООО концепция объектов как фундаментально замкнутых и самодостаточных резонирует с феминистскими объектами, которые сопротивляются нам, и с феминистским представлением о том, что, будучи объектами, мы сопротивляемся. Тем не менее, отказ от стремления исключать и делать окончательные выводы (несмотря на величие этой большой претензии) вносит свой вклад в скромные теории и осторожные практики. Здесь, как и в эротическом самоуничтожении, растворяющем границы, необходимо настойчивое соучастие и внимательная скромность, которые являются методологически необходимыми, если можно надеяться на достижение чего-либо похожего на неантропоцентризм. И эта надежда заключена в следующем предложении: быть объектами щедро и плодотворно, вместе; осознать, насколько опасна эта позиция — всегда, для всех сторон, поскольку власть артикулируется через любое соположение объектов; и, благодаря этому осознанию объектности, которое означает само-сознание в объектности, развивать практики заботы.

Этика: выйти из чулана или остаться под ковром

Итак, в качестве прецендентного случая для ООФ-анализа давайте вернемся к тому «тревожному» примеру, касающегося феминизма, чтобы спросить: как «кролик»* затесался под паркет в процессе «плотничества»? Что-то здесь не так.

Истинная претензия онтологий заключается в том, чтобы объяснить существование — полностью и беспрестрастно. Онтолог будет утверждать: «Таково положение вещей». Но онтолог также прибавляет что-то еще: «Это есть единственный способ существования вещей». Но вопрос в том, зависят ли онтологии от этики? ООФ говорит, что несомненно. Напомним, что метод изготовления вещей-практик, предлагаемый ООО, «влечет за собой объяснение того, как вещи создают свой мир». Здесь производятся не только объекты, но и их отношения и ориентация относительно друг друга. Не создатель, а вещь объясняет мир. Так, принимая во внимание отношения и «слушая» сами вещи, мы можем производить на свет онтологии.

В более широкой дискуссии игровой имидж-генератор Богоста рассматривался как один из двух примеров изготовления объектов («плотничества»), которые он предложил в качестве кода. Другим примером был Литанайзер Латура (Latur Litanizer) — программное обеспечение, которое генерирует бесконечные списки гетерогенных объектов в стиле тех, которые содержатся в трудах Бруно Латура. Подражая склонности Латура создавать списки вещей, этот программный Литанайзер работает аналогичным образом и как генератор образов. Программное обеспечение обращается к серии случайных статей «Википедии» с их ссылками и генерирует новые списки объектов при каждом обновлении. Важно отметить: Богост утверждает, что согласно позиции неантропоцентризма, его Литанайзер улучшает работу латуровской рукописной техники, устраняя предвзятость авторства человека.

Latour Litanizer создает меньше проблем, чем имидж-генератор, поскольку не требует редактирования для удаления оскорбительного присутствия женщин, девочек или сексуальности, но это только потому, что «редактирование» было сделано раньше. Сексистский перекос «Википедии» хорошо известен. Ее «систематическая гендерная предвзятость» была предметом двух исследований Национального научного фонда в 2014 году [55]. Несмотря на активисток «Википедии» с их проектом Edit-a-Thons, которые стремятся увеличить количество статей о женщинах, по-прежнему считается, что только 10 процентов участников «Википедии» — женщины [56]. По этой причине было бы излишним программировать Литанайзер на удаление женщин из «Википедии». Эта крошечная онтология уже отражает бОльшую проблему.

Это не так для игрового имидж-генератора — именно потому, что статьи энциклопедии, в которых представлены женщины и их достижения, остаются статистически редкими, но изображения, которые объективируют женщин, повсеместно распространяются онлайн. Следовательно, женщине-декану легко увидеть «кролика» и ей легко «сделать вывод, что объектно-ориентированная онтология [вся] об объективации». Богост признает, что интерпретация женщины-декана была «понятной», хотя «непреднамеренной», но продолжает настаивать на том, что «сексистская объективация, безусловно, не поддерживается самой мыслью ООО» [57].

Хотя последствия «несексистской объективации» остаются открытым вопросом, Богост правильно отмечает, что в эксперименте с его маленькой объектной онтологией, добавленные им «изменения рискуют исключить целую категорию лиц / единиц из царства бытия!» Конечно, решение стереть онтологический статус женщин, девочек и сексуальности — это шаг, который требует дальнейшего изучения. Я бы поспорила с тем, что кодируя против дальнейшего вторжения сексуально объективированных женщин в запрограммированную онтологическую область, ООО упускает суть. Сексуальная объективация не «безусловно не поддерживается мыслью ООО». Напротив, объективация, утилитаризм и инструментализация — это то, что преследует ООО и входит в число вопросов, лежащих в основе объектно-ориентированного феминизма.

Казалось бы, ориентация на объект, понимаемый по образцу плотницких работ, должна была бы убедить нас, что «кролик» в нашей среде не «проблема». Но, однако, здесь «кролик» выступает как объективное и объективированное доказательство того, что ООО опирается на те же самые онтологические условия, которые производят объективацию, настолько неприятные, насколько это возможно. Поэтому вопрос декана «Почему Playboy-кролики будут представлены на конференции по философии?» — это не проблема неправильного толкования. Скорее, этот комментарий точно распознает грязную, или нет, ошибочную философскую интервенцию, которую эта онтология, ориентируясь на объекты, была готова осуществить. Такое вторжение действительно было бы основательным. Статус-кво, при котором конференции по философии избавлены от кроликов Playboy, полностью соответствуют зоне комфорта гуманистической морали, не говоря уже о патриархальных институциональных нравах, которые предпочитают задействовать женские тела в качестве абстракций, если задействуют вообще. Реакция декана вполне могла быть мотивирована видом политически корректного (и, следовательно, политически импотентного) феминизма. Но, ликвидировав женщин, девочек и сексуальность, ООО только закрепляет те же самые абстракцию и замалчивание.

Богост утверждает, что «философское достижение его имидж-генератора исходит из вызова, который предлагают друг другу плоская онтология и феминизм». Но ответ ООО имеет противоположный эффект: избавление от вопросов, а вовсе не их постановка. Здесь «плотничество» демонстрирует печальную инверсию объектной ориентации. Переустанавливая авторский контроль, ООО повторно переустанавливает тот же сдвиг к принятию решения человеком, т.е. то же самое, с чем он спорил в составленных вручную латуровских списках. В конечном счете, мы можем признать, что онтологии подчинены этике, если они вызывают подобную цензуру.

Возвратимся к определению плотничества, как «изготовления вещей, которые объясняют нам, как сами вещи создают свой мир», и, если мы собираемся понимать мир как объясненный через объекты имидж-генератора, то эти сексистские игрушки (если мы можем их так назвать) оправдывают наши опасения. Устаревшая гуманистическая политика спрашивает, кто считается субъектом (и критикует объективацию женщины на том основании, что классификация женщин как объектов означает, что они менее, чем субъекты). Объектно-ориентированная концепция ставит другой политическую вопрос, а именно: что считается объектом? Странным образом, в этом примере «объективирование» предшествует «бытию» в онтологической категории «объекта». Работая над исправлением первой проблемы «кто считается субъектом» (проблема должна быть исключена как онтологически неуместная, даже если это социологически неудобно), ООО производит вторую проблему относительно того, что считается объектом, которая в свою очередь несет значимые онтологические риски. Это не должно уменьшать ценность плотничества самого по себе, скорее наоборот. Урок, который, по-видимому, нужно извлечь , касается мощности плотничества, эффективности практики и этики установления онтологического порядка.

Политика: переоснащение

Наконец, и ради этой цели объектно-ориентированный феминизм способствует критической переориентации понятия самой объектной ориентации. В ответ на поставленные вопросы сторонники ООО утверждают, что термин «объектно-ориентированная онтология» не имеет ничего общего с «объектно-ориентированным программированием» (ООП). Харман, как гласит история, просто нашел термин привлекательным и присвоил его. Но что такое ООП?

Объектно-ориентированное программирование — это форма компьютерного программирования, которая использует «объекты» для организации информации. В ООП программист создает объекты, прототипные сущности в коде, которые имеют определенные качества, известные как «атрибуты» и возможности, известные как «методы». Это позволяет программисту впоследствии генерировать множество экземпляров этого объекта, каждый из которых, хотя и единичен, соответствует заданному шаблону.

И хотя ООО может отрицать эту связь, но исследовательская работа, проведенная под покровом объектно-ориентированного феминизма предполагает, что она существует. В спекулятивном реализме, объектно-ориентированной онтологии и

новом материализме мы находим новую волну теорий, которые берут объекты,

вещи и материю как изначальные данности. Эти идеи проявляются сейчас на фоне определенного набора исторических условий. После чего теоретики ООО и нового материализма заявляют о преодолении истории, но объектно-ориентированный феминизм предполагает, что определенная форма исторической контингентности функциональна. Александр Р. Гэллоуэй критикует ООО из близкой позиции, видя в нем повторение языка пост-фордистского капитализма. Но OOФ формулирует историческую специфику ООО иначе [58]. Материализм и объектно-ориентированная мысль популярны сейчас, и для этого есть причины, но не потому, что лингвистический поворот переписывает различия, такие, как пол, в качестве нерелевантных конструкций. Скорее, в этот момент такие парадигмы, как пол, тем более достойны нашего внимания, потому что они оказываются в процессе становления чем-то другим, отличным от того, что, как нам казалось, мы знали. Все чаще мы понимаем их как вторичные качества объектов. Первичное качество объектов заключено в том, что они являются просто объектами — в том смысле, что для такого философа, как Харман, объекты и есть объекты до их сердцевины, до мозга костей.

Но бытие объектами в первую очередь имеет непосредственное применение в программировании. В ООП вторичные качества, такие, как гендерные различия, являются просто атрибутами. С точки зрения кода вещи могут быть включены в программу только тогда, когда все они заданы как объекты и по отдельности поименованы. Это значит, что все вещи, как и индивидуальности, взятые в программном обеспечении, могут быть все вместе объединены в сеть и таким образом систематизированы, операционализированы и инструментализированы.

Так упоминание отсутствия ООП может больше походить на оговорку по Фрейду, допущенную ООО. И тут возникает ловушка: если в ООП все вещи, взятые как индивидуумы, могут быть связаны в сети и инструментализированы, то и в ООО все индивидуумы, взятые как вещи, могут быть инструментализированы настолько же. Хотя ООО и проглатывает «П», выпадающее из их названия, также как она отрекается от политики, именно программирование придаёт форму объектно-ориентированным политикам. Не может быть простым совпадением то, что эта теория возникает изнутри глобальной культуры, фетишизирующей программируемость. Аура программирования насыщает эти философии, намекая на что-то основополагающее в отношении современной объектности.

Концепция объектов Хармана основывается на его хайдеггеровском инструментальном анализе, понимающем объекты как то, что всегда находится в-подручности или в основном являются инструментами, готовыми к использованию или уже сломанными. Метод «бытия-подручным» пронизывает объектно-ориентированное мышление. Имея это в виду, объектно-ориентированный феминизм связывает «инструментальное бытие» Хармана с инструментализацией всех объектов независимо от их полезности или непригодности. Связанные в сети через код, все объекты вынуждены генерировать некий «гиперобъект» (если применить этот термин Мортона) — то есть сами данные. Как замечает Р. Джошуа Сканнелл, это верно. даже когда объект ничего не делает. Сломанный инструмент генерирует «нет» данных в реальном времени, что само по себе уже есть товарная информация о его сломанности.

В главах ниже объектно-ориентированная феминистская мысль обращается к некрополитике. В некрополитике способность всех объектов быть инструментализированными, будь они живыми или мёртвыми, по разному влияет на инвестиции тёмных экологий в нечеловеческое и неживое и действительно возвращает «темноту» к вопросу о расизме. Здесь сломанные инструменты Хармана начинают перекликаться, но не с вибрирующим анимизмом. Эта точка зрения на инструменты неожиданно соотносится с определением, данным Ахилле Мбембе в его плодотворном эссе: «жизнь раба похожа на “вещь»», «просто-напросто орудие и инструмент производства» [59]. Также, как биополитика отстаивает расовое различие и «раскол между живым и мертвым», некрополитика транслирует суверенное право разделять тех, кто живет и тех, кто умирает по-разному [60]. В своих работах о рабстве Мбембе мог бы иметь в виду поломку инструмента, когда писал: «как инструмент труда раб имеет цену. Как собственность он или она имеют ценность. Его или её труд необходим и используется. Поэтому раба оставляют живым, но в поврежденном состоянии…”. Он продолжает: «Жизнь раба, во многих смыслах, это форма смерти-в-жизни»[61].

Фундаментальное напряжение между объективацией и самообладанием, свойственное ООФ, ярко выявляется в проекте «Нищий» (The Panhandler project) Барбары ДеЖеневьев [62]. В Чикаго в период между 2004 и 2006 годами ДеЖеневьев сфотографировала и сняла на видео пять бездомных мужчин. Мужчины соглашались позировать ей в обмен на обед и ужин, 100 долларов и ночь в отеле. Как объясняла ДеЖеневьев одной из моделей во время съемки, «Только потому, что ты бездомный, обязательно найдётся кто-то, кто скажет, что я тебя эксплуатирую потому, что прошу раздеться… Таков последний предел в искусстве мира эксплуатации». Проект ДеЖеневьев разрушает порядок того, что она сама назвала «рефлекторной политкорректностью» мира искусства и академии, поставив в фокус властные отношения в рамках гендера, класса и расы и наделяя обнаженных бездомных черных мужчин властью сделать выбор в пользу быть объективированными белой женщиной-профессором. Она задаёт риторический вопрос: «Эксплуатировала ли я их? Они все ответили, что нет… Вопрос был в том, чего это стоило мне, и чего это стоило им» [63]. И она особенно акцентирует внимание на том, что без их согласия у неё не было бы проекта. «Нищий» спрашивает: кто контролирует это взаимодействие? Более того, проект отражает критический для объектно-ориентированного феминизма вопрос: настало ли время отбросить субъект-ориентированные термины, такие, как контроль, согласие и принуждение, если наша цель теперь объектно-ориентированное самообладание?

ООФ настаивает, что онтология — это политический механизм, реализм — это арена для самообладания и отношения, а объектность — это ситуативная ориентация, которая нужна, чтобы предчувствовать и изменять интерсекциональную перспективу для объектов ради самоопределения, солидарности и сопротивления. Внутреннее сопротивление объектов заслуживает нашего пристального внимания. В объектно-ориентированном феминизме объекты несут в себе внутреннее сопротивление, даже низведенные до степени эротического шепота смерти-в-жизни, самоуничтожения, всегда преследуемого объектностью. В такого рода «бытии ошибочным», где благопристойная этика само-тождества присоединяется к некрополитической эротике самопожертвования, ООФ переосмысливает свои политики. В эссе, которые собраны в этом издании, мы разрабатываем феминистские, квир, постколониальные, антикапиталистические аспекты этих политик, обсуждавшиеся выше.

Примечания редакторов

* «Кролики» — сексуализированные женские тела. Кролик — символ журнала Playboy.

Ссылки

36. Lorraine Daston. Objectivity and the Escape from Perspective // Social Studies of Science 22, no. 4 (1992): 597–618.

37.Недавний подъем материалистической философии включает в себя несколько примечательных антологий: Diana Coole and Samantha Frost, eds. . New Materialisms: Ontology, Agency, and Politics. Durham, N.C.: Duke University Press, 2010; Dolphijn and van der Tuin. New Materialism; и особенно важная для междисциплинарного подхода ООФ — Estelle Barrett and Barbara Bolt, eds. . Carnal Knowledge: Towards a New Materialism through the Arts. New York: I.B. Tauris, 2013; Victoria Pitts-Taylor, ed. . Mattering: Feminism, Science, and Materialism. New York: New York University Press, 2016.

38. См. теорию «агентного реализма» Барад, предложенную в книге Meeting the Universe Halfway: Quantum Physics and the Entanglement of Matter and Meaning. Durham, N.C.: Duke University Press, 2007.

39. Shaviro. Universe of Things.

40. О политическом форматировании вещей см. Bruno Latour and Peter Weibel, eds. . Making Things Public: Atmospheres of Democracy. Cambridge, Mass.: MIT Press, 2005; Jorinde Seijdel, ed. . Politics of Things: What Art and Design Do in Democracy // special issue, Open: Cahier on Art and the Public Domain 11, no. 24 (2012); Noortje Marres. Material Participation: Technology, the Environment, and Everyday Publics. New York: Palgrave MacMillan, 2012.

41. Jane Bennett. Vibrant Matter: A Political Ecology of Things. Durham, N.C.: Duke University Press, 2010, xvi.

42. Anne Pollock. Heart Feminism // Catalyst: Feminism, Theory, Technoscience 1, no. 1 (2015) , http://catalystjournal.org/ojs/index.php/catalyst/ article/view/pollock/98.

43. Для Дэвида Берри искусственные объекты ООО являются не более, чем человеческой деятельностью, «продуктами неолиберального капитализма». Это обнаруживает слепое пятно в неантропоценризме ООО. Там, где Берри видит объекты как загрязненные вмешательством человека, ООФ видит это загрязнение как общую почву. В ответ на призыв Берри «взглянуть на то, что указано в описательных литаниях [ООО]» OOФ отмечает, что человеческие и нечеловеческие объекты в настоящее время в равной степени являются продуктами неолиберального капитализма. См. Berry. The Uses of Object-Oriented Ontology // Stunlaw: A Critical Review of Politics, Arts, and Technology, May 25, 2012, http://stunlaw.blogspot.nl/2012/05/ uses-of-object-oriented-ontology.html.

44. Ранние работы Рози Брайдотти и других феминистских теоретикесс, таких, как Люс Иригарей и Элен Сиксу, опирались на позитивистскую силу смеха Ницше. О юморе и роли смеха в феминистских художественных и теоретических работах см. Braidotti. Cyberfeminism with a Difference // http://www.let.uu.nl/womens_studies/rosi/cyberfem.htm# par1, а также основополагающий текст о смехе в феминистской теории — Э. Сиксу «Хохот Медузы» (Хрестоматия ХЦГИ, 2001). О смехе и юморе как жесте деконструкции в феминистской философии в ответ на патриархальную «серьезность» Отца см. Л. Иригарэй «Пол, который не единичен» (Хрестоматия ХЦГИ, 2001).

45. Annie Sprinkle. A Public Cervix Announcement (n.d.) // http://anniesprinkle.org/a-public-cervix-anouncement/. В своем проекте Спринкл сотрудничала с партнершей Элизабет Стефанс ради того, чтобы привести объектно-ориентированную феминистскую эротику к ее неантропоцентрическому экстриму. В проекте Dirty Sexology — Twenty-Five Ways to Make Love to the Earth and Green Wedding Спринкл и Стефенс перформировали «экосексуальность» как эротическую встречу планетарного типа. См. http://anniesprinkle.org/ projects/current-projects/dirty-sexecology-25-ways-to-make-love-to-the -earth/ и http://anniesprinkle.org/projects/current-projects/love-art-labora tory/green-wedding.

46. Fox Keller. Gender and Science.

47. Isabelle Stengers. Another Look: Relearning to Laugh // translated by Penelope Deutscher, revised by Isabelle Stengers, Hypatia 15, no. 4 (2000): 41–54.

48. Angela Willey. Biopossibility: A Queer Feminist Materialist Science Studies Manifesto, with Special Reference to the Question of Monogamous Behavior // Signs: Journal of Women in Culture and Society 41, no. 3 (2016): 556. Уилли тщательно анализирует дискуссию об «основополагающих жестах» нового материализма, которая разыгрывается на страницах European Journal of Women’s Studies. См. Sara Ahmed. Open Forum Imaginary Prohibitions: Some Preliminary Remarks on the Founding Gestures of the New Materialism // European Journal of Women’s Studies 15, no. 1 (2008): 23–39; Noela Davis. New Materialism and Feminism’s Anti-Biologism: A Response to Sara Ahmed // European Journal of Women’s Studies 16, no. 1 (2009): 67–80; Nikki Sullivan. The Somatechnics of Perception and the Matter of the Non/human: A Critical Response to the New Materialism // European Journal of Women’s Studies 19, no. 3 (2012): 299–313.

49. Willey. Biopossibility. P. 561. См. также Audre Lorde. Uses of the Erotic: The Erotic as Power // Sister Outsider, 53–59.

50. См. Valie Export. TAPP und TASTKINO, 1968 (German) // http://www.valieexport.at/en/werke/werke/?tx_ ttnews%5Btt_news%5D=1956. См также отчет Valie Export: Tapp und Tastkino // re.act.feminism: A Performing Archive http://www.reactfeminism.org/entry.php?l=lb&id=46&e=. А также дискуссию в книге Charles LaBelle. Valie Export (Frieze 60 (June–August 2001)) // http://www.frieze.com/ issue/review/valie_export\.

51. Малви Л. Визуальное удовольствие и нарративный кинематограф // Антология гендерной теории. Минск: Пропилеи, 2000. С. 280-296.

52. Levi R. Bryant. The Democracy of Objects. Ann Arbor, Mich.: Open Humanities Press, 2011.

53. Rick Kittles. Interview African American Lives: Hosted by Henry Louis Gates, Jr., Beyond the Middle Passage, episode 4 (PBS Home Video, Kunhardt Productions, Inc., Educational Broadcasting Corporation, and Henry Louis Gates, Jr., 2006).

54. Действительно, хотя такие проекты, как «Афро-американские жизни», похоже, поддерживают консервативную научную концепцию происхождения, тем не менее они демонстрируют, насколько статистические данные являются реликтами рабства и других материальных социальных отношений.

55. Hannah Brueckner. Collaborative Research: Wikipedia and the Democratization of Academic Knowledge // Award Abstract No. 1322971, National Science Foundation, http://www.nsf.gov/awardsearch/showAward?AWD_ID=1322971. См. Elizabeth Harrington. Government-Funded Study: Why Is Wikipedia Sexist? $202,000 to Address ‘Gender Bias’ in World’s Biggest Online Encyclopedia // Washington Free Beacon, July 30, 2014, http://freebeacon.com/issues/government-funded -study-why-is-wikipedia-sexist/.

55. Hannah Brueckner. Collaborative Research: Wikipedia and the Democratization of Academic Knowledge // Award Abstract No. 1322971, National Science Foundation, http://www.nsf.gov/awardsearch/showAward?AWD_ID=1322971. См. Elizabeth Harrington. Government-Funded Study: Why Is Wikipedia Sexist? $202,000 to Address ‘Gender Bias’ in World’s Biggest Online Encyclopedia // Washington Free Beacon, July 30, 2014, http://freebeacon.com/issues/government-funded -study-why-is-wikipedia-sexist/.

56. Множество источников обсуждают гендерный дисбаланс в Википедии. О гендерном разрыве в авторстве статей см. David Auerbach. Encyclopedia Frown // Slate, December 11, 2014, http://www.slate.com/articles/technology/bitwise 2014/12/wikipedia_editing_disputes_the_crowdsourced_encyclopedia_ has_become_a_rancorous.html. О гендерном разрыве в содержании текстов см. Amanda Filipacchi. Wikipedia’s Sexism toward Female Novelists // New York Times, April 24, 2013, http://www.nytimes.com/2013/04/28/opinion/sunday/wiki pedias-sexism-toward-female-novelists.html?_r=0.

57. Bogost. Alien Phenomenology. P. 98.

58. Alexander R. Galloway. The Poverty of Philosophy: Realism and Post-Fordism // Critical Inquiry 39, no. 2 (2013): 347–66.

59. Achille Mbembe. Necropolitics // translated by Libby Meintjes, Public Culture 15, no.1(2003):22.

60. Ibid., 17.

61. Ibid., 21.

62. Избранная версия пятидесятиминутной видео-документации дает обзор проекта Барбары ДеЖеневьев: https://vimeo.com/29540736. См. также профиль художницы, включая фотографии проекта в Музее современной фотографии http://www.mocp .org/detail.php?type=related&kv=7036&t=people.

63. School of the Art Institute of Chicago. Documenting The Panhandler Project by Barbara DeGenevieve // https:// vimeo.com/52015733.