25 октября в Центре творческих индустрий «Фабрика» открылась выставка «Метаморфоз» Артура ван Балена, проходящая в рамках Параллельной программы 7-й Московской международной биеннале современного искусства. С помощью надувных скульптур художник комментирует процессы социальных и политических трансформаций, которые на протяжении истории часто сравнивались с процессом метаморфоза в природе. Под конец второго десятилетия 21 века консервативные политические идеи и движения заключили общества многих стран в неподвижный «кокон», и теперь мы вынуждены гадать, какой будет его следующая стадия развития.

В контексте выставки Илья Будрайтскис рассказывает о понятии «естественной истории», о том, как оно понималось в советское время и как используется в современном консервативном дискурсе. Однако связанная с «натурализацией» истории идея становления может хранить не только опасности, но и потенциальный оптимизм.

…Развитие является не просто спокойным процессом, совершающимся без борьбы, подобно развитию органической жизни, а тяжелой недобровольной работой, направленной против самой себя

Hegel, Philosophie der Geschichte

В своем проекте Артур ван Бален обращается к идеологической фигуре метаморфозиса, преобразования личинки в бабочку — сравнения природного процесса становления жизни с процессом историческим. Такое понимание истории — как восходящей от примитивного к разумного и совершенному, от действительности к понятию — восходит к прогрессистскому и оптимистическому наследию европейского Просвещения. Таким образом, история, независимо от произвольных действий людей, наделяется собственным смыслом, который открывается нам во времени. Можно сказать, что подобный взгляд на историю в той или иной мере стал определяющим для каждой из политических идеологий модерна: социализма (в котором находит свое осуществление подлинная человеческая природа), либерализма (где история представляет процесс бесконечной рационализации человеческого опыта) и национализма (для которого действительность гомогенного тела нации предопределена ее великим прошлым). Сравнения истории с процессами природы привело к появлению целого ряда метафор: достаточно вспомнить «муравьев революции» или «крота истории».

Эта традиция «натурализации» истории породила и огромную традицию критики. Ван Бален в своем проекте как бы пытается сохранить для настоящего обе: для него важен и оптимизм идеи «становления», и его постояннная рефлексия, основанная на сложном и многомерном отношении к истории. Этот фокус исключительно важен сегодня, в актуальном контексте столетия Русской революции.

Революция случайна, противоестественна и чужда человеческой натуре — вот, вероятно, единственный внятный тезис, который можно обнаружить в официальной пропаганде накануне столетия события 1917 года. Представляя себя как результирующий синтез и монархического и советского периодов, российская власть настаивает на том, что лишь воспроизводит «природу» тысячелетнего государства, которая находит свое выражение через смену последовательности исторических форм. Эта природа, вопреки насилию революционного фанатизма, все равно утверждает себя как «историческая Россия», сохраняющая себя независимо от идеологических декораций.

Революция, как попытка заменить старый мир на новый, основанный на иных началах, в этой интерпретации становится восстанием чистой иллюзии против всепобеждающей силы природы. Таким образом, для официального консерватизма история государства и общества является не более, чем бесконечным повторением природных циклов рождения и смерти. Лояльность правительству или верность национальной принадлежности в этом смысле представляет собой не более, чем соответствие собственной природе. Любая попытка отрицать эту природу или возвыситься над ней во имя универсальных идеалов будущего равнозначна самоубийству, отрицанию естественного инстинкта к продолжению жизни. Подобный консервативный фатализм вполне органично сочетается с идеологической гегемонией рынка, который также отождествляет себя с эгоистической «природой» индивидов. История, как и природа, в обоих случаях лишена какой-либо телеологии, представляя собой лишь непрекращающийся триумф природных законов над человеческим самомнением.

Однако сегодняшнее идеологическое господство консервативно-рыночной «натурализации» истории является результатом поражения советского проекта и коммунистического движения, также утверждавших себя в качестве агентов неумолимых законов исторического развития. В официальной советской версии вся последовательность истории выглядела как «вызревание» условий для неизбежной и победоносной революции. Пост-революционное советское государство также презентовало себя в качестве итога исторического развития, сопоставимого с закономерностью природных процессов. Исторический оптимизм и революционная воля в этом смысле были лишь необходимым следствием твердого научного знания, в основе которого находился «диалектический метод», применимый к развитию общества так же, как и к любым другим формам жизни. Для подобного механистического понимания марксизма сам момент настоящего представлялся как лишенная какой-либо самостоятельности точка маршрута, соединяющего прошлое и будущее. Согласно этой схеме, после того, как русский социализм открыл новую эру в истории человечества, дальнейшая история капитализма неизбежно превращается в анти-историю вырождения и краха. Любые попытки его самосохранения, которые могут выглядеть сколь угодно угрожающими — не более, чем судороги умирающего, который никак не способен изменить свою судьбу.

Именно так с конца 1920-х годов сталинский Коминтерн определял фашизм — как последний акт капиталистической драмы, предваряющий неизбежное торжество социалистической революции. В этой короткой истории умирания сила жизни как бы дает обратный ход: политика и культура деградируют, а господствующий класс, прежде игравший прогрессивную роль, превращается в сборище примитивных и озлобленных животных. «Дегуманизация» капиталистов становится одним из важных элементов коммунистической пропаганды. Она постоянно использует образы перерождения буржуазии из людей в хищных зверей или насекомых-паразитов. Например, вот слова из обращения Максима Горького к международному антифашистскому Конгрессу писателей в Париже 1935 года:

«“Первенство экономики» предельно и полностью выражено в грубейшем, зоологическом материализме собственников. Отравляющий «дух» этого хищного материализма жирных двуногих пауков ныне уже не прикрывается истрепанными лохмотьями религии, философии. Фашизм и расовая теория — цинически обнаженная проповедь вооруженного грабежа. Вот он, «дух» современной буржуазной «культуры”, отвратительный, позорный дух».

Тогда же, летом 1935 года в Париже, открылась большая выставка немецкого антифашистского художника Джона Хартфилда. На ней была представлена работа «Германская естественная история», прямую цитату из которого использует ван Бален в своем «Метаморфозисе». Этот коллаж Хартфилда так же можно легко интерпретировать как иллюстрацию к этой анти-истории загнивающего капитализма: здесь нацизм рождается из кокона Веймарской республики (союза реакционной армии и лидеров социал-демократии, направленного на сохранение порядка). Появившаяся на свет «бабочка» гитлеризма (образ которой отсылает к символу СС, «мертвой голове», Totenkopf) — представляет образ не жизни, но смерти. Это перевернутая метафора «становления», в которой жизнь не способна породить ничего, кроме собственного отрицания. Вальтер Беньямин (с которым Хартфилд встречался во время парижской выставки), был гораздо более радикален с своей критике идеи «становления». Безличному прогрессу, ведущему к катастрофе, он противопоставлял момент настоящего (Jetzt-Zeit), который приобретает исключительную ценность как возможность спасения не только будущего, но и всего предшествующего опыта освободительной борьбы. Тексты Беньямина, на протяжении всего ужасающего становления нацизма, с конца 1920-х до начала Второй мировой войны и Холокоста, разворачивают перед нами удивительное и пугающее пророчество, сила которого заключалась не в принятии «законов истории», но в их последовательном отвержении. Это отвержение, однако, приводило не к созерцательному пессимизму, но к надежде. Оно не лишало историю смысла, но, напротив — возвращало его.

В проекте ван Балена такое возвращение смысла прошлому через момент сопротивления в настоящем обращено к самой идее становления, в которой революции прошлого обретали свою оптимистическую веру в будущее.

Впервые текст был опубликован в каталоге выставки.

28 октября состоятся съемки художественной процессии с надувной гусеницей, к которой организаторы приглашают присоединиться всех желающих. Точка сбора: главный вход в Новую Третьяковскую галерею в Парке искусств Музеон, Крымский вал, 10. В 15:00.