16.09.23 ночь

Дорогой Дневник,

как же страшно ошибиться со словом, оживить что-то не то, не оживить то, что нужно: сделать не то, сделать неправильно. Что значит этот страх? Что значит “неправильно”? Разве существуют взаправду, о Господи, такие законы в Твоём мире, где все возможно и всё-возможно.

Эта грусть, эта боль… Эти слова, которыми я называла всегда то, что внутри меня. Вечная тоска? Сейчас я чувствую — не то — другое. Это не-те слова. Хочется отрицать всё. Но как же страшно потерять то-самое, точнее — упустить его, не найти.

Я отрицаю свое письмо. Оно — акт отрицания самой себя. Кто вообще это пишет. Слова эти не кажутся мне знакомыми — это не мои слова. Каждый раз я смотрю на написанное как на Чужое, Другое, сказанное не мной. Каждый раз, находясь в этом потоке я отстраняюсь от себя, чувствую себя не-той-кем-я-являюсь-на-самом-деле: в обычной жизни? в повседневности? Что значит “на самом деле”?

Состояние письма напоминает мне транс. Я одурманена связью с Потоком, он ощущается как нечто “над”. Я пытаюсь поспеть за тем, что он говорит мне свыше. В начале было слово, но человек не успел его записать. Рука уставала, “чернила кончались”. Читатель не мог разобрать почерк. Как эти каракули разобрать? Природный (естественный) шифр.

Я всю вот эту писанину тоже потом с трудом разбирать буду.

Письмо, акт письма — удивительная вещь. Мне ленно (!) думать во время этого процесса, запрещено: мне это мешает, сбивает-с-мысли. Во время письма как в сексе — думать нельзя. И при этом я думаю. Я же не из воздуха это все беру, а из головы. Откуда же оно появляется в голове — вопрос другого характера. Может и впрямь — из воздуха. 

Не понимаю, как люди могут думать, когда пишут. О-личинивают текст…фу… в смысле субъективируют, привносят туда больше себя. В смысле еще больше. Понятно, что-то, как и что сейчас пишу я, тоже прошло через фильтр под названием “я”, состоящий из множества механизмов: “детство”, “образование”, “травма” и другие. Но я машинально не контролирую этот процесс, не задумываюсь о нем, и это позволяет моей руке двигаться без остановки (и установки). У чего тоже есть минус в виде перенапряженных и болящих мышц.

Я считаю, письмо терапевтично. Вот этот стиль, этот шрифт, этот наклон, этот почерк, эти слова, эти построения фраз, последовательность одного за другим, этот постоянный выбор, селекция и комбинаторика --- просто-напросто последние стукачи, выдают меня с потрахами: нате, читайте, от все, что мы о ней знаем. Забавно, что, к счастью, никто из читающих не квалифицирован это истинно (= так, как есть на-самом-деле) прочесть, к несчастью, я есть этот читающий/я тоже.

Себя самому познать невозможно. И хорошо. Общались бы мы с другими, если бы умели читать себя. Подразумевала бы такая возможность читать дугих? Механизм бы был один? Не знаю --- и хорошо, что не.

Почему всегда нужен Другой? Всегда, всегда нужен другой. Даже когда не нужен, даже когда невидим — всегда нужен другой.

Я не умею писать (тоска) на потребу, в смысле по требованию, в смысле сесть и написать на заданную тематику. Я уплываю. Точно (?) меня сносит. Поток не укращает свой пыл, он укращает меня.

Письмо укрощает человека. Язык укрощает меня.

Язык — паразит, захвативший мой разум. Поэтому я сталкиваю их (языки (пламени?)) как можно больше в своей голове, чтобы они все пережрали друг друга нахуй.

Но страшно жить без языка. Как без партнера-абьюзера, как без дисфункциональной семьи. Язык — абьюзер. (Но это не ново, это еще Барт говорил). У меня с языком абьюзивные отношения. Как забавно, что только с помощью языка я могу ж-и-т-ь в мире сем.

А в том? На каком языке говорят в раю? Говорят ли в раю? (“А на небе только и разговоров, что…”)

В начале было слово. В начале мира сего. А того? Богу стало нужно говорить только… (тут я долго смотрела в стену)…слов нет (не было), чтобы об этом… Мир Сей творился словом. Но-что-же-бы-ло-до?

До начала времен?

До-начала-времен. Чувствуешь? До того как время стало.

Что б-ы-л-о? Ничего

Сингулярность. Точка. Предельная сжатость и напряженность. Без запятых и хвостиков. Без закорючек и палочек. Без. Точка.

А потом все взорвалось.

Потому что ей очень хотелось сказать. Ей очень хотелось сказать. Она жала свой бедный цветок в руках, он уже весь изорвался и повял. Она жала и жала. “Ах, как же, ах, как же я…”. И тут она ска-за-ла. Рот лопнул. Вырвалось. Не выдержала. Я не специально, прости, папенька.

И ее изгнали из рая.

Забавно, что в Библии, в Бытие написано, что Бог запретил им есть плоды с дерева познания, а она змею сказала змею, что запрет есть плоды с дерева, что по центру сада. Только вот это два разных дерева. Быт. 2:9: “И произрастил Господь Бог из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи, и дерево жизни посреди рая, и дерево познания добра и зла”. Быт. 2:16–17 “И заповедовал Господь Бог человеку, говоря: “от всякого дерева в саду ты будешь есть; А от дерева познания добра и зла, не ешь от него; ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертию умрешь”. Быт. 3:2-3 “И сказала жена змею: плоды с дерев мы можем есть, Только плодов дерева, которое среди радя, сказал Бог, не ешьте их и не прикасайтесь к ним, чтобы вам не умереть”. Дерево познания добра и зла стоит на отшибе, а в центре — дерево жизни. Ева была умнее змея? Ева пыталась спасти? Ева была умнее Бога? Что задумала Ева?

Что за вечный обман эта жизнь? Ведь вкусили они не знания, а жизнь. Почему хотела она умереть?

Это ли причина вечного поиска знания? Что хотела сказать она этим? Что хотела сказать авторка?