О том, как Манижа на Евровидение ехала, и о том как терзали её, и как в поле правду искали
Она в семье своей родной
Казалась девочкой чужой.
«Евгений Онегин», А.С. Пушкин
Победа Манижи с песней «Russian woman» разожгла общественные дискуссии о «женскости», «прозападности», «государственности» и «русскости». Одни возмущены «игрой» по «западным» правилам, другие приветствуют деколониальный и феминистский прорыв. Интернет оскорблен и восхищен исполнительницей, которая экспериментирует с языками, музыкальными жанрами и бросает вызов стереотипам. Песня «Russian woman», впервые представленная зрителю в Международный женский день 8 марта во время отбора на Евровидение, как бы продолжает работу Манижи последних лет. Она прямо и смело высказывается, смешивает языки и музыкальные стили: поп-музыку, рэп, соул, хоровое пение, этнические мотивы. Этот яркий феминистский манифест, поднимающий такие важные социальные проблемы в России как сексизм и ксенофобия, исполненный уроженкой Таджикистана на конкурсе такой политической величины — удивил и вдохновил многих. Спетая «недославянкой» (а не Полиной Гагариной, например) песня бросает вызов как патриархальным, так и националистическим установкам. Признавая этот вклад и свою зачарованность Манижей, мы все же хотели бы разобраться в вопросе о том, что не так с переводом песни «Russian Woman» и последующими дискуссиями вокруг нее внутри России? Как анализ поляризации российского общества вокруг Манижи, помещенный в глобальный контекст, может нам в этом помочь? Почему нам необходим выход за пределы споров о Манижиной репрезентативности и «(не)русскости»?
«Красный — цвет революции» © Манижа Сангин
На спине артистического костюма Манижи — красного комбинезона, большими желтыми буквами написано «Рашн wyман», как и на визуальном бэкграунде сцены. Можно по-разному писать слово woman, и альтернативные политические версии включают в себя и womban, и womon, и wombyn, и wimmin, в зависимости от взглядов и целей феминисток. Манижин феминизм называется «Рашн wyман» — дерзкий, угловатый, самобытный, читабельный для русскоязычной аудитории (большинство букв — кириллицей).
Эта смелая уверенная в себе молодая женщина, энергично-танцующая в рабочем комбинезоне раскрывается, скидывая с себя тяжелое драповое пальто с нашитыми на него «народными» платками. Также как и ее прабабушка, которой Манижа восхищается, одной из первых в Таджикистане «скинула платок», приняв эмансипацию женщин в СССР. «А чё ждать? Встала и пошла» — заявляет Манижа, скинув покровы и готовая трудиться ради своего счастья. Перед нами женщина, решившая не «ждать чьей-то ручки … с ночи до утра» и сказочного корабля подобно Ассоли, она тут сама по себе. У героини Манижи не видно соратниц или сестринской поддержки, счастье этой женщины только в ее руках.
Манижа достоверно рисует испуганную и уставшую молодую женщину, столкнувшуюся с крикливыми и беспощадными голосами общественного (патриархального) мнения. Оценивающая и унижающая риторика, приправленная лицемерными комплиментами, часто звучит в адрес женщин как будто с добрыми намерениями рассказать бедняжке о социальном устройстве мира и месте женщин в нем.
Тебе уж за 30, алло, где же дети?
Ты в целом красива, но вот, похудеть б
Надень подлиннее, надень покороче
Росла без отцы, делай то, что не хочешь
Манижа также «делает видимым и слышимым расистское восприятие и производимые им стереотипизированные образы другой или другого» (смотри Жайворонок) через вызывающий и пародийный акцент «русский женщин, давай, голосуй за меня». Манижа не боится и не стесняется расистских высказываний в свой адрес. Она осознает, как недружелюбно ее могут видеть, а точнее — не видеть за этим слоем стереотипов. Она просит их голосовать за нее, заигрывая с этой иерархией: между человеком, уверенно говорящим на русском (а еще лучше с внешностью, которую принимают за «славянскую») и между говорящим с акцентом человеком (или «неславянско»-выглядящим; для этого даже не обязательно быть мигранткой).
Эту иерархию она подрывает и тем, что будучи «недославянкой», она посмела отстаивать свои желания, бороться за их реализацию и решительно наставлять других Russian women следовать ее феминистском примеру:
«Every Russian woman needs to know / You strong enough to bounce against the wall». («Каждой женщине в России нужно знать / Ты достаточно сильная, чтобы проломить любую стену»). Вот такой вырисовывается героиня Манижи: эмансипированная женщина против тысяч неприятельских голосов, идущая навстречу своему счастью. Как сказала Манижа в одном из интервью, «русская» женщина героически твердая и сильная, жертвенная, безусловно искренняя, «с фантастическим ресурсом от своих матерей и бабушек», сохранившая крепкую связь со своей кровной семьей. Такую женщину можно встретить и у Некрасова, и в общественных установках, и в сказках. Впрочем, героиня песни Манижи и представлена среди символов, того, что мы называем «русским» фольклором: узорные платки, характерный для русских народных песен напев, хор, элементы хоровода.
«Все по кругу борются». Биться по-дикому
В начале песни Манижа помещает свою героиню в поле с ароматным разнотравьем, проецируемым на фоновый экран. Бескрайность этого поля контрастирует с напуганной тревожной героиней, которая «так мала». Образ героини, проходящей через огонь, активирует сюжет фольклорно-народной сказки, герои которых обычно преодолевают испытания, проходя сквозь огонь и воду. У прохождения Манижи по полю очевидный феминитский смысл, вписанный в сказочный цикл: испытание — перерождение — эмансипация. Вместе с тем нам кажется важным спросить: отчего же ещё Маниже так тревожно проходить по полю?
В образах, унаследованных из «русского» фольклора, поле — это бескрайнее пограничье, символ воли и опасности одновременно, безлюдное, вводящее в контакт с вечностью, Богом и душой. «Ночью в поле звёзд благодать», поется в знаменитой песне «Любэ» («Конь»). К полю часто обращались в народных песнях. Бескрайнее ночное поле — это место, где можно коснуться глубинного и сакрального. Одновременно с этим, ночная прогулка с конем («Конь») может обернуться его резвым непослушанием («Ой, То Не Вечер»), не говоря уже о черных воронах (бэк-вокалистки Манижи) и злых ветрах, налетающих с восточной стороны («Ой, То Не Вечер»).
Именно в этом Диком поле существует опасность встречи с историческим другим Руси, степным кочевником — злым печенегом или половцем. Из школьных учебников мы усвоили, откуда именно исходит эта опасность, и как выглядят люди ее приносящие.
Поле — это также поле битвы былинных богатырей с «неверными», поле поединка. Кто же Манижа на этом поле: Пересвет, Челубей или же «чужая девочка» по Пушкину?
Повествованию о Russian woman не чужд мотив веры — он закругляется рефреном «Борются, борются / Все по кругу борются, да не молятся», торжественно и под звуки постфолка. То ли это обличение патриархальной воинственности и неустанно конфронтационной риторики с призывом к
Геополитика перевода: между BlackLivesMatter и тем, кого нельзя называть
Aнглийское слово Russian включает в себя два понятия: «русская» и «российская», и не подчеркивает разницу между ними. В контексте России выражение «русская женщина» имеет более узкий этнокультурный окрас, тогда как «российская женщина» имеет общегражданский смысл.
Решение перевести «Russian Woman» на русский как «русская женщина» (а не, например, «российская») — это выбор в пользу одного и конкретного смысла, в пользу сужения его многозначности.
В какой степени это переводческое решение предопределило характер дискуссий вокруг Манижи, развернувшихся как внутри страны, так и за ее пределами?
Необходимо отметить, что Евровидение в России уже давно не является исключительно музыкальным событием, а тесно связанно с геополитикой. Достаточно вспомнить, например, какую бурлящую реакцию в России вызвала победа Кончиты Вюрст, какие дискуссии о воображаемом Западе она переизобрела. Многолетний опыт неудач помог освоить язык уникальной трансгрессивной квир-эстетики конкурса. Предыдущие успехи группы Тату, Димы Билана, Сергея Лазарева и в особенности недавний успех Little Big подтверждают усвоение языка правил этой игры.
Эти правила подразумевают и акцент на актуальной международной повестке, которая в 2020 году сложилась вокруг движения BlackLivesMatter, спровоцировавшим мир на глобальный диалог о расизме. Реакция российской либеральной интеллигенции на BLM, увидевшей в этом движении призраки социализма, обнажила проблемы расизма среди её представителей (смотри Кобрин, Морозов). Один из которых, Алексей Навальный, в начале 2021 года вернулся из Германии в Россию, где его сразу же задержали (все еще находится в тюрьме и недавно прекратил голодовку). Политический процесс, связанный с Навальным, получил очень много внимания за пределами России. Политика даже лишили статуса «узника совести» Amnesty International (7 мая вернули)
Роли в символическом поединке Пересвета и Челубея перераспределились вновь. Обращаясь к ускользающему наследию советского интернационализма и порицая расизм с намеком на главного политического оппонента, подчеркивалась смешанность, «особенный генетический код» россиян (тут) и недопустимость национализма и ксенофобии (тут), направленной против мигрантов (тут). В международном контексте Манижа как бывшая беженка-мигрантка из Таджикистана, которая едет представлять Россию на Евровидение — это российская история успеха.
Россия с радостью принимает «других» в свои объятия и даже предоставляет «чужой девочке» возможность выступать от лица всей страны.
Такой ошеломительный успех навряд ли мог случиться в «прекрасной России будущего» Навального. Эта демонстрация российского многообразия, Russian dream представляется миру, как российский ответ на BLM. При этом такие «западные» СМИ как BBC активно фокусировались именно на ксенофобии в сторону Манижи, а не на ее успехе (в отличие, например, от того, с какой помпой была, например, представлена недавняя победа Камалы Харрис — небелой женщины, ставшей вице-президентом США в начале этого года). Через ксенофобные атаки, «западные» комментаторы представили Россию как воплощение нетолерантного прошлого, успешно ими преодоленного. Освещение «западной» прессой российских проблем с расизмом вписываются в давнюю традицию времен холодной войны, изображающей главного политического оппонента как иллиберального расиализированного другого.
Внутри России перевод песни как «Русская женщина» вместо «российской» предопределил скандал и реактивировал шовинистское негодование; разделил общество на тех, кто против Манижи и за неё, стратегически мобилизуя ксенофобные настроения. Большинство граждан официально «провалили тест на расизм» . Противостояние реанимировало схватку Пересвета с Челубеем, воплотившись в битву прогрессивной общественности с силами ксенофобной традиционалистской реакции. Манижа становится олицетворением возможности другой России, свободной от предрассудков в адрес мигрантов, ЛГБТ движений и феминизма. Открытая феминистка, первый российский посол доброй воли ООН по делам беженцам, посол возможности так называемой «прогрессивной» повестки активно сотрудничает с крупными брэндами по повестке социального равенства и разнообразия, она оказалась идеальным объектом внимания российских либеральных СМИ. Интересным и неожиданным нам здесь кажется то, что вне зависимости от того, отвергают или радушно принимают Манижу в «русскость», именно «русскость» оказалась центральным смысловым узлом осмысления конфликта и среди «прогрессивной общественности».
Feeling РАШН или как Манижа оказалась вписанной в «русскость»
Например, Ксения Собчак, пустившая слезу от услышанных историй о ксенофобии в адрес Манижи, но не проявившая схожей симпатии ранее в 2020 году к участникам протестов BlackLivesMatter в США так апеллировала к «русскости»:
Собчак — Ты говорила здесь в одном из интервью, что ты чувствуешь по-русски, расскажи мне, как это, чувствовать по-русски?
Манижа- Да, я чувствую. Ну, вот как, ну смотрите. У меня был длинный путь. Я ездила, путешествовала, и мне казалось, вот я должна найти свое место, и буду жить я в Англии, и буду жить я тут и там, но все это время я думала и чувствовала на русском языке. Мой путь в музыке, он тоже непростой, вот в плане поиска своего звучания, понять, на каком языке я хочу петь. Мы очень часто в музыке надеваем на себя кучу масок, мы делаем специально что-то очень сложное или очень крутое, чтобы все говорили: «Вау, Боже, как они это сделали». А у меня наоборот вот это отшелушивание пришло к тому, что я не хочу скрываться больше ни за какими ширмами, масками. Я чувствую на русском языке, я пишу песни на русском языке, и когда я пишу на русском — это самые честные песни, которые полностью описывают мой путь по-настоящему. И уже никуда скрыться, просто ты садишься и
С — Ну, вот смотри, я себя ощущаю русской, ты себя тоже ощущаешь русской, поешь песню Russian Woman
М — (Смеется) Так я чувствую…
С — Давай поговорим об этом. Что вообще такое русская культура для тебя. Что такое быть русской женщиной. Вот она какая, русская женщина?
М — Ксения Анатольевна, ну, Вы же знаете, у нас очень сильные женщины живут в стране, это факт. Мы же прошли такой огромный путь трансформации с такой девочки в кокошнике, да, в сильную женщину, мы одни из первых, кто имели право избираться — в России, голосовать. И вообще та сила и те права, которые присутствуют у женщины России, и в литературе в том числе, вот некрасовская женщина она какая, да, она в горящую избу войдет. Чего только она не сделает!
Из самого конца интервью, вопрос маме Манижи:
С — Почему русская женщина, вот именно эта песня, почему именно с ней едет Манижа, как Вы думаете?
Наджиба — Потому что всю свою сознательную жизнь она прожила в России. Она набралась всей культуры, ментальности русской и она человек, который чувствует Россию как русская женщина, и я считаю, что она вот именно россиянка, русская женщина…
С — А русская женщина, она какая, вот расскажите?
Н — Сильная, стойкая, любящая, порой любовь безусловная, всегда готовая прийти на помощь, всегда знает как что решить, всегда знает, как пройти сложности, она всегда в первую очередь берется решить эти задачи.
Собчак регулярно намекает на некую мистическую «русскость» Манижи, связанную с избыточностью чувств и искренностью. «Русскость» здесь понимается как духовная чистота, некая цельность, истинность. Важно подчеркнуть, что на протяжении всего выступления на отборе к Евровидению Манижа ни разу не использует слово «русская». И на комбинезоне, и в визуальном бэкграунде сцены, и в самом тексте песни всегда Russian или Рашн. По мнению Марка Симона, Манижа играет и обнажает конструкции с жесткими рамками — «славянка», «таджичка», «русская». Это «слишком эксклюзивные категории. Она высмеивает именно эту эксклюзивность». В интервью у Собчак сама Манижа хоть и не называет себя «русской» женщиной, но также и не пытается активно переприсвоить это название или переопределить себя через другую рамку. Так, например, в этом интервью «мы» — это женщины в кокошнике, хотя лишь часть населения России вписывается в это фольклорное представление о «русскости», не говоря уже о реальном факте многонациональности России.
Схожая риторика, выносящая в центр разговор именно о «русских женщинах» парадоксальным образом присутствовала и в интервью Манижи Гордеевой, представляющей «Медузу», а не «Первый канал». Отдельная часть этого интервью проходила в формате чаепития с подругами Манижи, представленного фразой Гордеевой: «Мы собрались поговорить о русских женщинах». Обсуждение сложных вопросов принадлежности и этнической самоидентификации собеседниц непонятным образом переродилось к концу беседы в мозговой штурм о том, «кто же такая русская женщина» и вытеснило другие языки самоописания, представленные участницами беседы.
Некоторые из комментаторов, справедливо защищавших Манижу от ксенофобных нападок националистов, отмечали, что Манижа дестабилизирует «русскость», отвязывая ее от биологии и крови. Здесь хочется отметить, что такую дестабилизацию навряд ли можно называть новаторской, принимая во внимание, что осмысление «русскости» в рамках крови является, пожалуй, одной из наиболее узких ее трактовок. Исторически «русскость» осмыслялась многими как некий потенциал включения в себя других народов, инкорпорируя лучшее из их свойств и качеств. Этот нарратив исключительности построен на уникальном свойстве «русскости» к ассимиляции других народов. Живучесть этих представлений подтверждается частыми отсылками политиков к смешанному генетическому коду россиян и восхвалениям гибридности, характеризующими «русскость» как исключительную амальгаму свойств, лоскутное одеяло удивительных качеств. Русский язык и культура играют ключевую роль в этом уравнении: именно через них (после христианства) происходила ассимиляция в «русскость» «нерусских» людей, что, например, характеризовало мультиэтничные элиты Российской Империи. Можно также вспомнить цикл передач Парфенова — «Русские евреи», «Русские грузины», подчеркивающие процесс вклада в «русскую» культуру «нерусских» народов. Так и в интервью у Гордеевой, Манижа иронично подчеркивает, что станет принятой как «русская», только если выиграет конкурс и принесет победу России. Таким образом, возможность войти в «русскость» через языковую и культурную ассимиляцию — процесс знакомый и не несет в себе какого-то особенного революционного импульса.
Петь на СВОЕМ языке?
«Чувствовать по-русски» из интервью у Собчак означает для Манижи «петь по-русски», что подчеркивает центральную роль русского языка для входа в «русскость». Не случайно Манижа говорит про «сбрасывание шелухи» в своем описании отказа от карьеры в Англии. Этот отказ осмысляется как отказ от пения на чужом языке, на котором нельзя написать настолько честные песни. В этом смысле и сама Россия конструируется как уникальное место сохранившейся чистоты, духовности, где можно быть «настоящим» и истинным, а не вписываться в устоявшиеся правила игры на «западе», где якобы необходимо носить маску и играть по правилам. В связи с этим и неожиданный выбор русского языка как основного языка песни Манижи становится понятнее. Несмотря на то, что залогом успешного номера на Евровидении зачастую является выступление на английском, Манижа делилась, что руководство Первого канала активно поддерживало её решение представлять песню именно на русском языке, подчеркивая смелость, необычность и оригинальность этого выбора. В другом интервью Манижа осмысляет пение на русском в терминах важности быть собой и не «прогибаться» под правила игры. То есть пение на русском можно понимать как некий протест против гегемонии английского языка на Евровидении и глобальной гегемонии «Запада» в целом. Вот как Манижа невольно обнажает проблемы этой гегемонии, комментируя свою прошлую карьеру в Великобритании и возвращение в Россию:
Просто я живу тут, слушаю American music, вот это все, oh my God. Еду туда, oh my God, я должна жить там. Приезжаю туда. А люди там родились. А люди там живут с этой музыкой всю жизнь. У них «Битлз» были, понимаешь? Они не услышали «Битлз» из другой страны. «Битлз» были у них. Это их ДНК. Они уже с самого детства другие. У них таксист будет слушать другую музыку. У них другого уровня попса. У них считается Ed Sheeran — это Стас Михайлов. Ну, условно, такими категориями. Они считают, что он очень pop. Ну, типа, oh my God! Просто это разный уровень восприятия, разный уровень развития. Ну, здесь я не хочу сказать, что у нас тут совсем глушь. Нет, не про это. Вот опять же, возвращаясь к конфликту Евровидения — почему она едет петь на русском языке? Потому что русский язык — это офигенный язык, на котором можно петь офигенные песни, которые могут слушать иностранцы. Потому что русский язык звучит нетипично для их уха, и это цепляет. Вот тебе и ответ. Что мы все пытаемся пародировать, исключая свое ДНК, не используя свое ДНК, не развивая.
Несмотря на то, что позже Манижа отмежевывается от признания России провинцией, не случайно уровень развития (поп-музыки) кодируется именно в новейшей расовой терминологии ДНК, подчеркивая практически биологическое отличие «западных» музыкантов от российских. Это различие осознается, но при этом его иерархичность не ставится под вопрос, что обнажает проблематику культурной и геополитической зависимости и необходимость следования правилам игры, задаваемым не в России. Не случайно, что и русский язык здесь в первую очередь «нетипичный», цепляющий иностранцев, и именно это создает для него конкурентное преимущество. Провозглашение самобытности «нашего» ДНК таким образом вступает в противоречие с ДНК «западным», где даже таксист слушает другую музыку. Эта расовая терминология позиционирует данное отличие как неподдающееся изменению, унаследованное с пеленок, вне зависимости от классовой позиции в обществе. Примечательна также и проблематика пародии, где «другой уровень развития» обозначается как недостижимый, а попытки к нему приблизиться, играя по правилам игры, остаются прочитанными как имитация, неспособная достичь уровня оригинала. Такая терминология также бросает вызов провозглашенной ранее дестабилизации иерархий языков и акцентов, через призму которой осмыслялся номер Манижи.
Пёстрые снаружи, «русские» внутри
Осмысляя «эффекты Манижи», необходимо помнить, что раз у её послания два адресата, то нам требуется одновременный анализ и глобальных, и локальных гегемоний. Если использование русского языка и бросает вызов глобальному доминированию английского в контексте Евровидения, внутри самой России — русский язык успешно играет ту же доминирующую роль.
Наш анализ дискуссий вокруг Манижи в российском контексте нащупал неожиданный бугорок консенсуса в, казалось бы, противостоящих друг другу медиа. И там, и там разговор о Маниже сфокусировался на вписывании ее в «русскость». Такая, пусть и небиологическая, а языковая, культурная «русскость», способная успешно включать внутрь себя «чужаков», навряд ли может считаться образцом эмансипации.
Вписывание в «русскость» всех тех, кто говорит на русском языке, становится особенно актуальным накануне Общероссийской переписи населения 2021. Это вписывание дискурсивно конструирует Россию как мононациональную и моноязычную страну.
Оно организовано через исключение других языков самоописания, и происходит благодаря процессам демонтажа федерализма и сокращения возможностей получить образование на языках народов Российской Федерации, через дискуссии о ликвидации национальных республик, через повсеместное игнорирование различий между русским и российским, в том числе, в либеральных медиа, а также через замалчивание многонациональности России.
В нескольких последних интервью Манижа отметила, что во время выступления на Евровидении зрители смогут наконец увидеть, «кто же такая русская женщина», и почему Манижа «имеет право говорить от ее лица». Говорилось так же о том, что для номера шьется особенный костюм, сделанный из лоскутков тканей народов России. Можно предположить, что финальное выступление будет транслировать идею этнического многообразия России, описание России как мультикультурной мозаики. Может быть, это многообразие будет спроецированным на результаты ДНК тестирования Манижи, о котором она часто упоминает в интервью. Возможно, что подобная проекция «Russian Woman» на международную арену выступает в качестве ответа России на эхо BlackLivesMatter. В свете обсужденного нами внутрироссийского смещения фокуса с многонациональности на «русскость», одним из «эффектов Манижи» рискует стать лубочный мультикультурализм.
