Я в анархистском движении уже шесть лет — срок, возможно, и не самый внушительный по меркам более опытных товарищей и товарищек, но для меня, молодого и полного идеалов, он значителен. За это время я увидел множество событий, перемен и внутренних противоречий как в движении, так и в своём личном восприятии. Но с каждым годом меня всё больше поражает определённая категория анархистов, которые будто застыли во времени и мыслях, оставаясь слепо верными догмам, которые они возвели в абсолют. Они с упрямством утверждают: «В любой ситуации нам нужно оставаться анархистами», как будто это не живое движение, а некий застывший набор правил. Для них анархист — это человек, который должен следовать нескольким "китам" анархизма при любых обстоятельствах, даже если его жизнь находится под угрозой. И среди этих "китов" неизменны два принципа: пацифизм и антигосударственность.

Но здесь возникает несколько вопросов, на которые они не всегда могут дать чёткий ответ. Каково это — быть убеждённым антигосударственником, но при этом платить налоги, зная, что эти деньги идут на финансирование той самой полиции, которая репрессирует и тебя, и твоих товарищей? Каково это — быть принужденным служить в армии, ведь в России это обязательная повинность для большинства молодых людей, несмотря на все антимилитаристские убеждения? А как насчёт работы на капиталистов? Многие из этих анархистов, не испытывая явного дискомфорта, работают на угнетателей, и при этом не предпринимают никаких реальных шагов для борьбы с ними. 

Конечно, подобная аргументация может быть сразу отнесена в разряд "антианархистской" — они скажут, что это лишь штампы, навязанные нам нашими идеологическими врагами, государственной пропагандой или сторонниками капиталистической системы. Но это не просто штампы. Это реальные вопросы, которые возникают в ходе жизни в современном мире. И это объективная реальность, которая требует осмысления. Многие анархисты предпочитают закрывать на это глаза, будто этих противоречий не существует, полагая, что чистота их идеологии спасёт их от столкновения с жизненными обстоятельствами. Но идеология — это не броня от реальности. Она должна быть гибкой, способной адаптироваться, иначе она перестаёт быть инструментом борьбы и становится просто догмой.

Жизнь постоянно ставит нас перед выбором, и не всегда этот выбор можно сделать, опираясь исключительно на абстрактные принципы. Поддерживать анархистские идеалы — это, безусловно, важно, но не менее важно учитывать контекст и обстоятельства, в которых мы находимся. В мире, где нас окружают системы насилия и угнетения, наша задача — не просто декларировать свои убеждения, но и находить реальные пути сопротивления, которые позволяют нам выжить и бороться дальше. Игнорируя эти реалии, многие анархисты неосознанно становятся заложниками собственных идеалов, теряя связь с миром, в котором они якобы хотят изменить что-то.

Настоящая борьба — это не только принципы, но и способность признавать реальность, в которой мы живём. Это способность видеть, что между идеалом и практикой всегда будет дистанция, и наша задача — не игнорировать эту дистанцию, а сокращать её, действуя стратегически и осознанно.

Анархист — это не некое божественное существо, вечно устремлённое к великим целям социальной революции. Это простой человек, погружённый в собственные заботы и страдания, чья главная битва — за выживание. В условиях войны его разум занят не мечтами о будущем, а страхом перед снарядами. И да, он может поддерживать государственное ПВО, осознавая, что именно эта машина (государственная) — ненавистная, но единственная — способна спасти его от неминуемой гибели. Анархист, как и любой смертный, сам решает, как и где сражаться. На работе он думает прежде всего о своём куске хлеба, о том, как свести концы с концами, и лишь в последнюю очередь — о великой "всеобщей забастовке", ведь деньги — это, в конце концов, сила, способная удержать его на плаву.

Спросите у Вадима Дамье, каково ему живётся, работая в ведущем научном университете России? Достаточно ли его жалованья, чтобы не думать о хлебе насущном? Планирует ли он поднимать флаг забастовки? Сомнительно. Парадоксально, что "государство" — этот абстрактный монстр, воспринимается как абсолютное зло лишь теми, кто никогда не знал ни голода, ни репрессий, ни истинной несправедливости. Это ли не проявление мелкобуржуазного сознания, как сказали бы марксисты? Или это всего лишь политическая импотенция, замаскированная под высокие идеалы?

В одном из своих памфлетов Дамье с пафосом призывал украинских трудящихся: «Ни единой гривны на войну!» — хотя никто и не спрашивал их мнения. Но что мешает самому Дамье отказаться от отправки своих кровных рублей в российский бюджет, поддерживая тем самым машину войны? Россия, государство, гражданином которого он является, использует его налоги для финансирования агрессии и угнетения. В его глазах украинские трудящиеся должны остаться чистыми и непричастными, а вот ему самому не стыдно отправлять свои деньги на продолжение бойни, которая разоряет соседнюю страну.

Ведь именно Россия, инициатор этой кровавой войны, способна остановить её в любой момент. Но мы все прекрасно понимаем, почему этого не произойдёт. И здесь возникает парадокс: известный в России "анархо-пурист", не имеющий ни социальной базы, ни влияния на политические процессы, оказывается сам участником этой войны. Через уплату налогов он, как и тысячи других россиян, поддерживает ту самую систему, которую якобы презирает.

Так что же, Вадим? Почему вы не избегаете уплаты налогов, не уходите в подполье вашего «контрообщества»? Страшно, да? А ведь как страшно украинцам, на которых каждый день обрушиваются ракеты, как страшно российским политзаключённым, которых ваш же «регион на планете земля, называемый Россией» систематически пытает в своих застенках!

Я отлично понимаю, что в сегодняшних реалиях отказ от уплаты налогов может привести к тюремному сроку. Как человек, прошедший через ад тюремных стен, я знаю, насколько важно избежать этой участи. Именно поэтому, в условиях современной системы, где всё пронизано цепями зависимости и угнетения, я не смею осуждать тех, кто вынужден жить по "правилам государства". Я и сам был частью этой системы, и, несмотря на смену стран, остаюсь в её тисках. Но осознавая всё это, я не настолько наивен и не пойду на пустые призывы украинским трудящимся «ни единой гривны» не жертвовать на войну, зная, что это невозможно. А если бы и призывал — то был бы первым, кто показал бы это на своём примере!

Однако примеров у Дамье нет. Как нет и реальных дел, за которые можно было бы зацепиться. Всё, что остаётся, — это горстка последователей, пытающихся оправдать его бездействие словами: «Вы просто не знаете, чем занимается господин Дамье!» Но, вероятно, и они сами этого не знают. Эти оправдания — лишь завеса, за которой скрывается их собственная неосведомлённость и неспособность к действиям. И в этом великом молчании и бессилии нет ни отваги, ни честности, только трусливое уклонение от реальной борьбы и замена её пустыми словами и фальшивыми идеалами.

И здесь мы неизбежно приходим к действительно весомому и сложному вопросу: если сами анархисты, обладающие двадцати-тридцатилетним опытом социальной борьбы, посвятившие свою жизнь критике и противостоянию государству, не смогли отказаться от его правил, законов и навязанной морали; если они не смогли создать для себя устойчивую альтернативу в виде анархической коммуны, где воцарились бы либертарные принципы, отказ от насилия и подчинения государственным структурам, то как же этого могут достичь простые граждане? Те самые люди, которые ежедневно живут не в теоретических спорах, а в суровой реальности, где на первом месте стоит вопрос выживания. Как они могут уйти от системы, когда каждый их день подчинён борьбе за базовые нужды: еду, жильё, безопасность?

Если даже те, кто на протяжении десятилетий мечтал об освобождении от государства и активно участвовал в анархистских движениях, не смогли реализовать свою утопию в реальности, то какие шансы на это у рядовых граждан, которые не имеют ни таких знаний, ни ресурсов, ни времени? Большая часть людей вынуждена каждый день сталкиваться с материальными трудностями, вынуждена работать в рамках той самой системы, против которой выступают анархисты, чтобы просто выжить. Жизнь под диктатом государства и капитала для них — это не философский выбор, а насущная необходимость.

Здесь вся красивая риторика о немедленном разрушении государства, об отказе от его институтов и власти разбивается о жестокую реальность. Вопрос о "выходе из системы" для большинства граждан кажется практически невозможным: когда у тебя есть семья, которую нужно кормить, работа, которая даёт хоть какой-то доход, и мир, где каждый шаг диктуется законами и правилами государства, абстрактные идеи о полном отказе от государства кажутся роскошью, недоступной большинству. Это роскошь тех, кто может позволить себе размышлять об идеалах, забывая, что миллионы людей не живут в мире утопий — их миром управляет реальность выживания, которая диктует свои суровые правила.

Поэтому требовать от рядовых граждан радикального отказа от государства или верности анархистским принципам — значит игнорировать их реальное положение. Для них государство, как бы ни было оно презренно в наших глазах, — это не просто враг, а система, в рамках которой они существуют и которая, по крайней мере, предоставляет им минимальную безопасность и возможность поддерживать жизнь. И если даже самые опытные анархисты не нашли выхода из этого лабиринта, как можно ожидать, что его найдут те, кто просто пытается выжить в условиях, навязанных этой самой системой?

Этот диссонанс между анархистскими идеалами и реальной жизнью большинства людей становится очевидным, когда требования полной свободы от государства накладываются на суровые условия существования, в которых пребывает общество. Отрицать государство в теории легко, но в реальной жизни оно продолжает быть тем каркасом, на который опирается повседневная жизнь. И даже если этот каркас прогнил, как уйти от него, когда все нити жизни и труда связаны с ним?

Анархисты не способны дать чёткие ответы на эти вопросы. Единственным решением для них остаётся социальная революция. Но где же она? В Рожаве? Да, Рожавская революция привнесла значимые для анархизма социальные практики, однако никто не станет утверждать, что они были реализованы в полном объёме. Рожава — это скорее компромисс, чем окончательная победа либертарных идей. А что насчёт сапатистов? Здесь ситуация ещё очевиднее. Сам Дамье признавал, что цель сапатистов — не анархизм как таковой, а более либертарная форма социал-демократии, адаптированная к специфическим условиям коренного населения Мексики. Их движение формировалось не столько на идеологических постулатах анархизма, сколько на необходимости выживания и сохранения своего уникального народного быта.

Имею ли я право критиковать их? Конечно, да, как и любой другой человек на этой планете. Свобода выражения мнений — это фундаментальный принцип, и критика является естественной частью любого политического диалога. Но вот имею ли я право отвергать их систему? Нет, не имею. Почему? Потому что я сам не создал никакой реальной альтернативы. Критиковать, не предлагая ничего взамен, — это слишком легко. Реальные изменения требуют не только анализа чужих недостатков, но и создания чего-то нового, чего-то, что могло бы стать более справедливым и свободным. Но пока я, как и многие другие, не смог предложить такой альтернативы, вся моя критика остаётся лишь теоретическим упражнением, не подкреплённым реальными делами.

Этот момент подчёркивает один из главных вызовов для всех анархистов: критика существующих систем и их компромиссов без создания жизнеспособной альтернативы превращается в пустую риторику. Мир не изменится от одного только неприятия существующего порядка — он нуждается в конкретных шагах к его преодолению. И если даже те, кто мечтает о полном освобождении от государства, не смогли предложить работающий пример, то как можно осуждать те движения, которые хотя бы пытаются внедрить элементы свободы и справедливости в сложные реалии своего времени и места?

Все это напрямую касается и текущей войны. Призывы к её прекращению звучат от всех, кто осознаёт ужасающую цену этого конфликта — независимо от их идеологических убеждений, и все они едины в своём стремлении положить конец бойне. Но каждый предлагает разные пути решения, разные сценарии, как остановить этот смертоносный механизм. Однако многие забывают, что ни одни декларации или прокламации не способны остановить войну. Единственный путь к её завершению — это диалог между главами государств, между теми, кто реально держит в руках рычаги власти и может изменить ход событий.

Но, как я уже писал выше, прекратить войну немедленно означает одно: свержение власти Москвы, полное разрушение того режима, который развязал этот конфликт, и последующий суд над всеми виновными. Быстрее войны не остановить, потому что она порождена системой, которая держится на насилии, лжи и угнетении. Пока эта власть сохраняется, мир останется недосягаемым. Лишь устранение её раз и навсегда может открыть дорогу к справедливости и подлинному миру.

Но такие люди, как Дамье, вряд ли способны на это. Они не могут даже выйти из своей квартиры на пикет, не говоря уже о реальных действиях, которые могли бы повлиять на ситуацию. Главное для них — это требовать от украинцев, подверженных ударам российских бомб, и от россиян, которые страдают от пыток со стороны российских силовиков, выйти на борьбу и протест. Однако ни украинцы, чьи жизни подвергаются угрозе под натиском российской агрессии, ни россияне, которые также подвергаются жестокой пропаганде и зачастую искренней ненависти ко всему украинскому, не могут выполнить эти требования.

Пока одни борются за своё выживание, другие запутаны в сложной сети лжи и манипуляций, которые отравляют их сознание. Призывы к действиям звучат пустыми и неуместными, когда реальная жизнь ставит перед людьми такие ужасные выборы. Дамье и ему подобные могут обсуждать идеи и принципы, но в конечном счете их слова оторваны от реальности, в которой находятся те, кто действительно страдает. Это создает непонимание и дистанцию между теорией и практикой, и, увы, такие призывы остаются просто голосом в пустоте, пока реальные люди продолжают жить в условиях войны и насилия.

Но давайте отбросим неудобные вопросы к анархистам, которые под "интернационализмом" подразумевают полное игнорирование убийств и этнических чисток, вспоминают о них лишь в контексте отдельных событий. Например, Дамье так и не нашёл в себе силы побороть страх и написать о резне в Буче, даже учитывая свои позиции о том, что в этом могли быть виновны "две стороны". Это замалчивание и уклонение от серьезного анализа ситуации лишь подчеркивает, как некоторые анархисты предпочитают избегать сложных и болезненных тем, которые требуют не только слов, но и действий.

Когда речь идёт о реальных страданиях людей, когда речь идёт о насилии и угнетении, становится очевидным, что идеологические позиции и декларации об интернационализме часто оказываются недостаточными. Призывы к солидарности и равенству в условиях, когда происходит геноцид и массовые убийства, должны сопровождаться ясным осуждением тех действий, которые ведут к этим ужасам. Вместо этого мы видим уклонение от конкретики и сложные дискуссии о том, как действовать, что только усугубляет существующие проблемы.

Таким образом, игнорирование таких вопросов лишь показывает, что определенные анархистские идеалы, хотя и благие по своей сути, сталкиваются с жестокой реальностью, и без осознания и анализа этих реалий они могут остаться лишь теорией, далекой от жизни, которую они стремятся изменить.

Но давайте вспомним другие примеры. В Европе есть много анархистов, в том числе из России, которые своей жизнью демонстрируют настоящий призыв «ни единого евра», когда они работают на черной работе, живут в сквоттах или коммунах. Я знаю даже нескольких людей, у которых в целом отсутствует в Европе какой-либо юридический статус. Такие люди действительно показывают, что они отказываются от государства и не играют по его правилам — то, о чем писал Дамье и люди, близкие к его позициям, и которые, невзирая на это, не находят в себе наглости призывать так делать остальных, и тем более украинцев.

Контраст между реальной практикой этих анархистов и теоретическими обсуждениями тех, кто лишь говорит об отказе от государства, становится очевидным.

И когда Дамье и многие другие анархисты призывают украинцев "ни единой гривны" жертвовать на войну, а солдат "бросать штыки в землю", то они сами не должны платить "ни единого рубля" в казну российского государства. Они должны отказаться от тех привилегий, которые предоставляет им система, и реально действовать в этом направлении. В противном случае анархисты останутся оторванными от масс, от тех людей, с которыми они пытаются солидаризироваться. Их призывы будут восприниматься как пустые слова, не подкрепленные личным примером. А без этого вся риторика о сопротивлении и отказе от государства не более чем теоретические конструкции, далекие от реальности жизни тех, кто действительно страдает.