А что если жизнь — шрам? Шрам на теле Земли, в сознании людей, шрам на использованных вещах? Мы оставляем столько пробоин после себя. Столько шрамов. Что если жизнь нужна именно для этого, чтобы оставить след? Хотя нет, шрам и след — совсем разные вещи. Странно, но для меня многие младенцы очень схожи. А в детстве я вообще считал, что они «на одно лицо». Быть может, это потому что жизнь даёт нам шрамы, которые отличают нас от других, а время даёт возможность раскрыться шрамам генетического кода? И только тогда мы становимся уникальны? А может ты начинаешь различать этих маленьких людей только после того, как сам получишь достаточное количество шрамов? Когда твои глаза уже покроются слоем рубчиков? Да. Жизнь и вравду — шрам. Плоть рвётся, но никогла не остаётся таковой. Она начинает зарастать, пытается восстановить утраченное и в конце концов приходит к изначальному состоянию. Но приходит ли? Зависит ли это от глубины? Нет, не зависит. Нет, не приходит. Отпечаток остаётся навсегда. Часто он невидим, поэтому удобно считать, что его и нет, но он есть. А потом он становится настолько привычным, что энергия уже не тратится на его замечание. И словно и не было ничего, словно те самые слои событий смогли всё перекрыть, и причина где-то растворилась и затерялась. Мы такие же. Жизнь такая же. В таких случаях очень часто используется фраза с жизнью и колеёй. Но нет. Это ложь и враньё. Просто шрам зарос до такой степени, что иллюзия его несуществования достигает пределов. И что же? Можно жить? Можно. Но жизнь — шрам, поэтому после завершения старого наносится новый. А кто не любит отковырять эту корку? Разворотить всё? И снова оставить шрам кровоточить? «Зарастёт» — думает каждый. Да, но углубится. А кто-то знает, что ничего не зарастёт, не изгладится, не станет прежним, но всё равно ковыряет. Ковыряет, да ещё и с большим рвением, чем незнающие. После разных шрамов люди наносят себе последний, окончательный. Просто потому что его не вынести. Но почему я говорю шрам, а не рана? Потому что всё в конце концов зарастает.