Пляж — фигура становления и изменчивости, пространство обстоятельств живой и неживой природы. Конфигурация и состав среды пляжа меняется под действием естественных и антропогенных факторов, в каждый момент являясь выражением множества циклов, длительностей и интенсивностей. Шторм и волны, течения и ветра, температура и влажность, морские и сухопутные обитатели с незапамятных времен участвуют в формировании текучей материальности этой среды. Побережье — сезонный хабитат и миграционный пункт, место образования и практик различных социальных структур, пространство памяти: локус, в котором разворачиваются зрелища природы, потребления и сезонной экономики.

Песок образует буферную зону — необходимый элемент прибрежной экологической системы. Исчезновения песчаной полосы на Калининградском побережье происходит в результате ряда природных и техногенных факторов: опускания тектонических плит, подъема уровня мирового океана, влияния течений Балтики и конфигурации ее побережья, утилизации морского песка в производственных целях и так далее. Практики восстановления песчаной береговой зоны включают в себя превентивные меры по остановке абразии и оползней песчаных склонов и строительство преград морю. Тактики различаются от места к месту и включают посадки песколюбивых трав, возведение преград и заграждений из всевозможных материалов: фашин, деревянных досок, автомобильных покрышек, гранитных глыб, бетонных плит, тетраподов, габионов, угольных насыпей, свай, металлических сеток и геотекстиля [1].

Море и погода воздействуют на прибрежные склоны, обнажая нерегулярные вариации напластования накопленного и упорядоченного времени, стратиграфию песка, земли, глины и камней. Абразивные и оползневые процессы сдвигают осадочный материал, перемещают и перемешивают временные депозиты.

В репрезентации побережья также происходит невольный сдвиг, отклонение. Образуется эксцесс, избыток описания: «наступление моря» и «разрушение склонов», «защита и укрепление побережья», «фортификация склонов», «габионы», «преграды и препятствия», «волнорезы». Аккумуляция милитаристского словаря позволяет чему-то другому, тому, что накопилось и отложилось в предыдущие эпохи, подняться на поверхность и обнаружить себя. Это вновь найденное значение, происходящее от латентной фигуры апокалипсиса, затмевает денотативные значения описаний прибрежных процессов. Оно возвращает во времена неприрученной природы и вызывает образы более ранних представлений о море как об источнике хаоса, ужаса и опасности. В те времена прибрежная полоса была линией фронта, неустойчивой границей великой бездны, очертания которой являлись следами катастрофы, теллурической руиной Великого потопа, и местом, где цепь катаклизмов когда-то вновь будет неизбежно инициирована [2].

Побережье — «линия контакта между стихиями» [3] — место, где формировались и сменяли друг друга представления о море и береге, а также соответствующие им социальные практики пляжа. Делювиальное море отступило, обнажив ландшафт, созданный для благ и нужд человека, а побережье превратилось в спектакль природы. Первые курорты на Балтийском побережье появляются в начале XIX века и сопровождаются характерными явлениями: попытками приручить водную и песчаную стихии, преобразованием локальной экономики рыбных деревень в туристическую, созданием «лагун» для задержки капитала.

Фортификация побережья — это процесс превращения терры в территорию, с соответствующей задачей регулировать [4]. Использование милитаристских терминов мобилизует материальные и человеческие ресурсы, опадающее и тонущее «тело земли» бросает вызов территориальному государству [5]. Реализация мифа о твердыне, о фиксированной, «укорененной» земле, сопровождается процессом рационализации: размер территории — ширина пляжа — является функцией пропускной туристической способности приморских городов, а срок «службы» преобразованных склонов вычисляется, исходя из износоустойчивости материалов. Незаметно происходит производство восприятия прибрежного пространства, связывающее словарь оборонительных терминов c эстетикой рекреационных зон [6].

Склоны одеваются в «кольчугу» — металлическую сетку, которая следует рельефу поверхности и закрепляется сваями, вбиваемыми в почву. По оценкам инженеров ГБУ КО «Балтберегозащита» [7] укрепленный склон прослужит не менее 70 лет. На пляжах приморских городков устанавливаются новые буны из сибирской лиственницы — дерева, из которого изготовлены венецианские сваи, «гарантия» — 30-50 лет. В этих прогнозах — ожидание неизбежной аккумуляции изменений в строении материала, обещание энтропии в результате медленного и неотвратимого взаимодействия с динамичной средой.

У подножия склонов возводятся габионные стены из скандинавского гранита. Они призваны преградить путь волнам и предотвратить сползание склона. Море разбивает стальные сетки и уносит камни мелкой фракции. Ежегодный перебор и сортировка камней вручную — один из видов сезонного труда, особенность социальных страт на побережье.

Ландшафту фортификационных событий принадлежат и другие объекты побережья: руины дальномерных вышек и бункеров.

Остатки дальномерной башни воспринимаются как археологический объект, который имеет своим означающим дистанцию по отношению к недавней истории, производной которой он является [8]. Лестницы бетонного монолита ведут под песок, укрепляя образные связи с погребальной архитектурой.

Этот военный объект утратил свою визуальную геометрию власти над пространством. Он стал видимым, а инфраструктура контроля и военного действия превратилась в декорацию для фотосъемки, место для пикников, ориентир для походов и пункт краеведческих походов и паломничеств.

Конфигурация монолита (цельность его отливки, толщина, однородность и бесшовность стен) была задумана для противостояния интенсивности моментальной атаки [9], но его «катастрофа» не является производной его функции. Его жизненный цикл инвертирован, а длительность его существования соотносится с периодами геологических процессов. Несоизмеримо медленное по сравнению со временем наблюдателя течение процессов преобразования монолита принимает множество разных форм. Ритм волн и порывы ветра, кристаллы морской соли, секреции микроорганизмов и водорослей участвуют в накоплении изменений внутри материала. Монолит уже и сам стал средой обитания, хабитатом, покрылся мозаикой колоний лишайников и водорослей. «На микроуровне процесс руинирования связан с процессами преобразования и становления»: накопления и реакции, измельчения и преобразования, вымывания и заполнения, образования совместных миров микроорганизмов, новых соединений форм жизни [10].

Дальномер больше не является частью суши, но и морем он пока не полностью поглощен. Он занимает неопределенное, амбивалентное положение, что-то среднее между руиной и севшим на мель объектом [11]. Это более не фортификационное строение, а вид ландшафтной аномалии, кораблекрушение бетонной модернистской крепости.

Эта призрачная интервенция резонирует и диссонирует со средой лиминального прибрежного мира своими процессами и формами мыслей, на которые она наводит. Парадокс ее обстоятельств пробуждает дремлющие метафорические силы — те, что вызывают незначительный сдвиг ощущения, колебание мысли и, может быть, возможность соприкосновения со средой. Руины дальномерной вышки — материальный осадок, отложение и аберрация означающих практик прошлого, «устаревшего» представления о мире, и возможно, они заключают в себе потенциал неопределенности, расхождения в наших привычках чтения мира и жизни в нем.

Автор фото — Марина Андросович.

1. По материалам печатных изданий Калининградской области за 2005-2019 гг.

2. Здесь образный словарь представлений о море как об источнике катастроф заимствован, в основном, из первой главы книги французского историка Alain Corbin. The Lure of the Sea: Discovery of the Seaside in the Western World 1750-1840. Berkeley and Los Angeles: University of California Press. 1995. P. 1-18, 122, 144. В этой главе Corbin собирает некоторые отрицательные представления о море, распространенные до эпохи классицизма включительно, для того, чтобы далее противопоставить им развитие иных образов и появление сопутствующих им социальных практик на побережье. Интересно, что английскую версию названия этой книги можно перевести как «Притяжение места. Открытие побережья западным миром в 1750-1840 гг.», а с французского переводится как «Территория пустоты. Запад и притяжение побережья, 1750-1840» (Le Territoire du vide. L’Occident et le désir du rivage, 1750-1840).

3. Ibid, p.168. Corbin отмечает, что идея о побережье как линии или зоне контакта (the line or the zone of contact), одной из «фантасмагорий пограничных зон» легла в основу его книги.

4. Peters K., Steinberg P., Stratford E. (eds.) Territory Beyond Terra. London: Rowman & Littlefield International Ltd. 2018. P. 1-34.

5. Идея неподконтрольного песочного «тела земли» рассматривается в эссе Marijn Nieuwenhuis. A Grain of Sand Against a World of Territory: Experiences of Sand and Sandscapes in China. In Peters K., Steinberg P., Stratford E. (eds.) Territory Beyond Terra. London: Rowman & Littlefield International Ltd. 2018. P. 19-34.

6. Эта мысль проистекает из Benjamin W. The Work of Art in the Age of Mechanical Reproduction. 1935. Рассуждение об эстетизации антропогенного ландшафта можно найти в Fantin E. Prosthesis. 2019. (готовится к публикации в «Пространство и письмо: исследование антропоцена»).

7. Вестник Светлогорска. Еженедельник Светлогорского района, №3 (499) 28.01-3.02.2016. С. 7.

8. Owens C. The Allegorical Impulse: Toward a Theory of Postmodernism // October. 1980. Vol. 12, pp. 67-86. Vol. 13, pp. 58-80.

9. Virilio P. Bunker Archaeology. Princeton: Princeton Architectural Press. 1997.

10. Здесь я провожу параллели с описанием бывшего пассажирского пароходного судна «Герцог Ланкастерский» (Duke of Lancaster), выведенного из эксплуатации в 1979 году, из Andrews H., Roberts L. (eds.) Liminal Landscapes: Travel, Experience and Spaces In-between (Contemporary Geographies of Leisure, Tourism and Mobility). London: Routledge. 2012. P.9-13.

11. Ibid, p.11-12.

Материал входит в серию публикаций по итогам образовательного проекта "Пространство и письмо: исследование антропоцена", который проходил в МСИ Гараж в июле 2019