Настоящая классика была когда-то авангардом
Настоящая классика была когда-то авангардом — первый lifehack и прописная истина для тех, кто хочет прикоснуться к прекрасному и кого все еще одолевают сомнения, а то ли самое это прекрасное…
К чему бы не обратился наш взор — живопись или музыка, скульптура или архитектура — все (в размере 98%), что сейчас нами ценимо и глубоко уважаемо, было некогда поругано и считалось ересью.
С примерами из живописи все ясно: я говорю об этом постоянно на всех своих лекциях — будь то Кандинский или Рембрандт, Караваджо или Передвижники…
Пришло время музыки. Не каждый может похвастаться пониманием наших современников, например, Hauschka. Да что уж пониманием. Попробуем высидеть 50 минут, слушая его исполнение. Последний раз (ноябрь 2016) к концу звучания композиции осталось чуть меньше трети зала. И наверняка у половины из тех, кто ушел, в головах мелькало: "да, не Бетховен, не Вагнер и даже не Стравинский… "
И прекрасно, скажу я ВАМ! Все они некогда были «Павленскими» и «Хаушками» в своем мире.
И освистывали их прелюдно, а не в головах…
Я сама с большой любовью всегда играю Ноктюрны Шопена, а тем временем о нем его современники:
«Весь корпус сочинений Шопена представляет собой пеструю смесь напыщенных гипербол и мучительной какофонии. <…> Остается лишь догадываться, как Жорж Санд может тратить драгоценные минуты своей восхитительной жизни на такое артистическое ничтожество, как Шопен», Musical World, London, октябрь 1841 г.
«Невозможно представить, чтобы музыканты — кроме разве что тех, кто обладает болезненной тягой к шуму, скрежету и диссонансам, — могли всерьез наслаждаться балладами, вальсами и мазурками Шопена», Dramatic and Musical Review, Лондон, 4 ноября 1843 г.
А кто не знает и не любит Бетховена? Но и он еретик!
«Для меня Бетховен всегда звучал так, словно кто-то высыпал гвозди из мешка и вдобавок обронил молоток».
И эти слова произносит сам Джон Рескин (см. письмо Джону Брауну, 4 февраля 1881 г.), теоретик искусства и литературный критик, оказавший большое влияние на развитие эстетики конца XIX — начала XX вв.
Стоит ли писать о Вагнере, породившего, как считают многие, злодея Гитлера. Вспомнить хоть высказывание Вуди Аллена о композицторе: “I just can”t listen to any more Wagner, you know…I“m starting to get the urge to conquer Poland.”
«Прелюдия к „Тристану и Изольде“ напоминает мне старинный итальянский рисунок одного мученика, кишки которого медленно наматывают на вал», говорит Эдуард Ганслик.
«Даже если собрать всех органистов Берлина, запереть в цирке и заставить играть каждого свою мелодию, то и тогда не получится настолько же невыносимой кошачьей музыки, как „Мейстерзингеры“ Вагнера», пишет Генрих Дорн в 1870 г.
«Откройте клавир „Тристана и Изольды“: это прогрессивная музыка для котов. Повторить ее сможет любой дрянной пианист, который будет нажимать на белые клавиши вместо черных, или наоборот».
Генрих Дорн. «Aus meinem Leben», Берлин, 1870 год
Ярких комплиментов удостоились и Дебюсси, и Рахманинов, и Чайковский.
«„Послеполуденный отдых фавна“ Дебюсси — характерный пример современного музыкального уродства. У фавна явно не задался вечер… Эта музыка полна диссонансов, как нынче принято, и эти эксцентричные эротические спазмы свидетельствуют лишь о том, что наше музыкальное искусство находится в переходной фазе. Когда же придет мелодист будущего?» — негодует Луи Элсон в Boston Daily Advertiser (25.02.1904)
И далее он же год спустя: «Не было ничего естественного в этом экстазе чрезмерности; музыка казалась вымученной и истерической; временами страдающему фавну определенно требовался ветеринар».
«Если бы в аду была консерватория… и было задано написать программную симфонию на тему семи египетских язв и если бы была написана она вроде симфонии Рахманинова… то он блестяще выполнил задачу и привел бы в восторг обитателей ада», Цезарь Кюи. «Санкт-Петербургские новости», 16.03.1897.
А между тем Второй и Третий концерты Рахманинова для меня самые ценные. И любимы они не только мной. Не замечали, как разительно подобны мелодия куплета песни Эрика Кармена "All by my self«и вторая часть "Второго концерта для фортепиано с оркестром в
Все тот же Цезарь Кюи в «Неделе» 5 ноября 1884 г. считает своим догом сказать пару слов и о Чайковском: «Есть люди, которые постоянно жалуются на свою судьбу и с особым пылом рассказывают о всех своих болячках. Именно это я и слышу в музыке Чайковского… Увертюра к „Евгению Онегину“ начинается с хныканья… Хныканье продолжается и в дуэтах… Ария Ленского — жалкое диатоническое поскуливание. В целом же опера — неумелая и мертворожденная».
А ранее несколькими годами Эдуард Ганслик в Neue Freie Presse (5.12.1881): «Русский композитор Чайковский —… раздутая величина; он одержим идеей собственной гениальности, но не обладает ни интуицией, ни вкусом… В его музыке видятся мне вульгарные лица дикарей, слышится ругань и ощущается запах водки… Фридрих Фишер как-то выразился про некоторые картины, что они так отвратительны, что от них воняет. Когда я слушал Скрипичный концерт г-на Чайковского, мне пришло в голову, что бывает и вонючая музыка».
Я уже молчу о Стравинском, Прокофьеве и многих других композиторах первой половины XX в.
«Фортепианный концерт Белы Бартока — это самый чудовищный поток вздора, напыщенности и бессмыслицы, который когда-либо доводилось слышать нашей публике», H. Noble. Musical America, Нью-Йорк, 18 февраля 1928 г.
«Шостакович — без сомнения, главный сочинитель порнографической музыки в истории искусства. Сцены из „Леди Макбет Мценского уезда“ — это воспевание того сорта пошлости, которую пишут на стенах сортиров».
New York Sun, 9 февраля 1935 года
И как тут не согласится с Ш. Бодлером: "Всякая современность достойна того, чтобы когда-то стать античностью"…
