Donate
[Транслит]

Антон Очиров. Комикс о фантомном времени

Павел Арсеньев21/06/16 16:263.2K🔥

Проект опубликован в #10-11 [Транслит]: Литература-советская

Первоначально проект представлял из себя стихотворения Яна Сатуновского, наложенные на визуальные ряды, которые ретранслируют современные нам массмедиа, то есть то, что мы видим на экранах телевизоров, на рекламных щитах, страницах журналов, в интернете и так далее, то есть всего того, что, в представлении большинства людей, заключает в себе такое понятие как «современность».

В этом случае «современность» мыслилась как «упаковка», внутри которой заключены зоны травматического опыта, проблемные для постсоветского сознания и связанные с такими критичными для современной России темами, как, к примеру, ксенофобия или национализм, «власть» и «народ», «экстремизм» и цензура, вымораживание общественно-политического пространства, социальное неравенство, отечественная война и «патриотизм», проблемы меньшинств, общее будущее и общее прошлое.

Все эти области «проблемного исторического опыта» есть в советской — неподцензурной — поэзии, развивавшейся в России после вакуума 30-х, в том числе, в поэзии Яна Сатуновского. Мне было любопытно, каким образом они могут быть обозначены в современной ситуации глобального <неолиберального> капитализма, с учетом его российской <постсоветской> специфики, характеризуемой, в том числе, такими вещами, как торжество политтехнологий, манипуляции человеческим сознанием, отчуждение и «атомизация» людей, кризис образования и общественных институтов, полное устранение людей от «политики» и погружение их — с одной стороны, в приватный потребительский сон, а с другой — в «рыночные отношения», то есть в отношения жесткой конкуренции и борьбы за выживание.

«Нам кажется, что в связи с отчетливо наблюдаемым во всех сферах наступлением на социалистические завоевания в Западной Европе эпохе грантово-стипендиально-премиальной формы функционирования поэзии приходит конец. «Восстание масс» явно сменяется их диктатурой, и никаких дальнейших стимулов для воспитания себя, не требующих труда и дисциплины и не дающих никакой ренты «высоких» ценностях нет не только у них, но и у опоры всякого конформизма, «среднего класса».

Пожалуй, именно здесь у России и Восточной Европы есть некий уникальный опыт, который, похоже, скоро придется перенимать ранее более благополучным. Это опыт тотального противостояния социуму, потому что, конечно, никакого кровавого тоталитарного режима после 1953 года ни в СССР, ни в странах Варшавского пакта не было, а в большинстве советских республик и на Балканах «народ и партия» действительно были едины.

Подобно тому, как в позднесоветском Ленинграде возникла параллельная «вторая действительность» со своими самиздатскими журналами, семинарами, выставками, квартирными чтениями, но, самое главное, параллельное общество со своей системой ценностей, в которой советская карьера была не привлекательнее, чем термы и лупанары для первых христианских «свидетелей», сейчас даже над самыми благополучными из европейских обществ нависла угроза стандартизации, и, похоже, на ближайший исторический период альтернативы ей нет. Какие-либо опоры из–под того, что могло бы поддержать, в частности, поэзию, окончательно выбиты: гимназия уже разрушена, сейчас идет доламывание университета.

Как будет существовать поэт в ближайшее столетие? Что будет его кормить? Как будет происходить его взаимодействие с читателем? Кроме модифицированных форм Самиздата, кроме узнавания своих по оговоркам и случайным цитатам, кроме совершенного дистанцирования от «жизни», не просматривается ничего. Ну и конечно, политический радикализм. И, вместе с ним, радикализация ценностей»

(Сергей Завьялов).

В результате проект, в данной — небольшой — его части, представляет из себя комикс на тему «фантомного времени», а визуальный ряд представляет из себя простые и понятные предметы: противогаз, телевизор, тележка из супермаркета, детская коляска, летающая тарелка, карта современной России, птицы. В каких отношениях находятся эти — вполне символичные — предметы и поэтические тексты из прошлого столетия? На эту тему можно просто подумать.

Как написал Ян Сатуновский в конце 30-х годов прошлого тысячелетия:

Ты стал сатира и умора,
живешь и радуешься тому,
что можно жизнь прожить без горя
и не молиться никому.
А сколько горя есть на свете!
От скарлатины умирают дети.
Старуха моет унитаз.
Войну зовет противогаз.
ВОЙНУ ЗОВЕТ ПРОТИВОГАЗ.
Ян Сатуновский (1913-1982)
Ян Сатуновский (1913-1982)

Краткая автобиография (1979)

Родился накануне Первой Мировой войны — в 1913-ом. Мальчишкой пережил Гражданскую — махновцы, шкуровцы; петлюровцы; наконец, пришли наши — Красные.

Учился в семилетке, в техникуме, работал, потом поступил в Днепропетровский Госуниверситет, на химический факультет. Окончил, можно сказать, накануне Второй Мировой — в 1938-ом.

Войну Отечественную начал командиром взвода. А в 1942-ом, после ранения (у села Большие веснины) и лечения в Тульском и Саратовском госпиталях, был направлен в редакцию армейской газеты «Патриот Родины». Балочки северней Сталинграда, Курско-Белгородская дуга, Украина, Польша, Дрезден, Прага — вот они, «этапы большого пути» родной 5-ой Гв. Армии.

Победа. Дом разбомбило, пришлось переехать в подмосковную Электросталь, где предложили жить и работать. Дальше уже ничего не было — «жил, работал, стал староват» (Маяковский). «И жизнь прошла, успела промелькнуть, как ночь под стук обшарпанной пролетки» (Пастернак).

Много лет как автор на пенсии по старости. Вот, пока, и вся автобиография. Кроме того, что есть в стихах, писать почти что нечего.


Генрих Сапгир

Ян Сатуновский является одним из лучших поэтов cовременности. Это становится ясно теперь, когда время завершает свой круг. Он писал удивительные стихи, которые на первый взгляд и на стихи-то не были похожи. Меткое замечание, страстное переживание, парадокс, афоризм, иногда это напоминало дневник. В сущности, это и был дневник поэта, который вдруг высвечивал из хаоса повседневности, из скуки обыденности нечто — образ, волнение, сарказм — это запоминалось сразу. Как будто и не было кропотливой работы над каждым словом, интонацией, и еще — души, а просто так сказалось — иначе и сказаться не могло. <…>Тонкий лирик, пристрастный свидетель своей жизни и современным ей событиям, всему, что творилось с ним и с Россией, и всему, что творили с ним и с Россией, Ян Сатуновский совершенно необходим современной поэзии


Геннадий Айги

Летопись всей нашей жизни

Исторически именно в годы второй мировой войны в реформации поэтического слова должны были произойти очень значительные сдвиги. И они происходили в ряде европейский стран. Произошел переход к свободному стиху, к совершенно новой системе координат. Это уже иное мышление. Само слово <…> оголяется, отметаются рифмы, метафоры. Слово само по себе приобретает огромную силу.

Казалось бы, и в русской поэзии эти кардинальные изменения должны были произойти. И к этому шли два поэта. Это Борис Слуцкий и Ян Сатуновский. Слуцкий оголяет слово, лишает его поэтизмов. Сатуновский же, на мой взгляд, гораздо многограннее. У него есть та же прямота и оголенность, что и у Слуцкого, но также он идет и с другой, «хлебниковско-крученовской» стороны, он наслаждается природной данность русского слова, наслаждается тем, что это слово само по себе прекрасно, что это Богом данная человеку игра.<…>

Поэзия Яна Сатуновского — это своего рода летопись всей нашей жизни. И фиксация примет нашей жизни сделана удивительно живым, чутким словом. <…> Я думаю, что его военные стихи еще послужат в качестве свидетельств того, что же было на самом деле.

И, к великому моему сожалению, Яна Сатуновского, ставшего чуть ли не единственным звеном в цепочке русской поэзии, соединившим собой тридцатые и пятидесятые годы, до сих пор очень плохо знают, как, впрочем, плохо знают и других замечательных русских поэтов. Будем надеяться, что настанет время, когда всем воздастся по их заслугам.

Москва, сентябрь 1993.


Владислав Кулаков

Из книги «Лианозово. История одной поэтической группы»

Русская поэзия, кажется, только начинает понимать, чем она обязана этому скромному инженеру-химику, который сам говорил о себе: «Я не поэт, не печатаюсь с одна тысяча девятьсот тридцать восьмого года». Он действительно «не поэт», во всяком случае не такой, каким поэта обычно представляют. Речевое поведение Яна Сатуновского, его авторский облик резко контрастируют с «хорошими манерами» лирической поэзии…

Всеволод Некрасов так писал о художественном методе Сатуновского: «Ловится самый миг осознания, возникания речи, сама его природа; и живей, подлинней такого дикого клочка просто ничего не бывает — он сразу сам себе стих… Оказывается, тут дверь. Открылась — и вот оно, что я говорю на самом деле… Не знаю, кто еще так умеет ловить себя на поэзии…» Да, действительно, «ловить себя на поэзии» — к этому Сатуновский и стремился. Не случайно он оказался в лианозовской группе поэтов и художников. Там тоже учились не «писать стихи», не создавать литературу, а ловить, ухватывать поэзию прямо из воздуха эпохи, из окружающей «дикой», живой, нелитературной речи…

Лирический жанр Сатуновского точно определил поэт Геннадий Айги: «острые, как перец, стихотворения-реплики». Реплики негодующие, обличающие, протестующие, обращенные к неназываемому, но всегда узнаваемому оппоненту, или реплики — размышления, наблюдения, обращения к самому себе. Всегда ироничные, но и лиричные, развернутые, а чаще короткие, иногда состоящие из одной строки или даже из пары слов… У Сатуновского практически не встретишь правильного метрического рифмованного стиха, но у него мало и «чистого» верлибра. Даже небольшое стихотворение может оказаться полиметричным, верлибр пронизывается рифмами и тут же переходит к четкому ритму. Внутренний ритм стиха определяется структурой «реплики», естественным движением речи, ее мелодикой…

Ян Сатуновский и вместе с ним Всеволод Некрасов создали поэзию живой речи, привили ее язык современному художественному сознанию… И это важно не только для конкретизма или концептуализма — для всей поэзии, для нового самоощущения поэтического языка.

* * *

У часового я спросил:
скажите, можно ходить по плотине?
— Идить! — ответил часовой
и сплюнул за перила.
Сняв шляпу,
я пошел
по плотине,
овеянной славой,
с левого берега
на правый
и статью из Конституции прочел.
Так вот он, Днепрострой.
Я вижу
символ овеществленного труда,
а подо мной стоит вода
с одной стороны выше,
с другой стороны ниже.

сентябрь 1938, Запорожье

http://www.trans-lit.info/materialy/10-11-temy/anton-ochirov-komiks-o-fantomnom-vremeni

Максим Pedukaev
panddr
Юлия  Белевская
Comment
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About