В 1970 году французский писатель и политический активист Жан Жене вернулся в Париж из США, где он в течение нескольких месяцев читал лекции в поддержку «Чёрных Пантер». Жене загорелся идеей создать Комитет солидарности с Партией Чёрных Пантер и обратился к журналистке и активистке Мишель Мансо, чтобы рассказать о Партии в интервью. Текст интервью был опубликован в выпуске Le Nouvel Observateur 25 мая 1970 года.

Мишель Мансо — Как получилось, что Вы присоединились к «Чёрным Пантерам» в Америке?

Жан Жене — Двое членов Партии Чёрных Пантер пришли навестить меня в Париже и узнать, могу ли я им чем-то посодействовать. Наверное, они имели в виду помощь на расстоянии, из Парижа, но я сказал им: «Проще всего будет мне поехать в Америку». Кажется, я их немного удивил. Они ответили: «В таком случае, приезжайте. Когда?». «Завтра». Это удивило их ещё сильнее, но они отозвались: «Хорошо, мы за Вами заедем». Вот так я и оказался в Америке. У меня, кстати, не было визы.

М.М. — У вас не осталось визы с Чикагской конвенции?

Ж. Ж. — Нет, у меня никогда её не было. Мне отказались её выдавать.

М. М. — Тогда как Вы смогли выехать?

Ж. Ж. — Пересечь границу — это проще простого. Французским писателям и синдикалистам тоже стоило бы съездить в Америку и поддержать Пантер. К тому же, Комитет солидарности с Партией Чёрных Пантер недавно был создан в Париже.

они живут в эпицентре ненависти

М. М. — Возможно, проблемы Пантер их не интересуют? А почему они заинтересовали Вас?

Ж. Ж. — Откровенно говоря, в первую очередь меня привлекло не то, что они стремятся изменить мир. Это, безусловно, важно для меня, но я мгновенно почувствовал близость к Пантерам из–за их ненависти к белому миру, их желания разрушить, сломать устоявшееся общество. Я был одержим этими идеями в юности, но не мог ничего сделать в одиночку. Всё, что было мне доступно, — это вывернуть реальность наизнанку, извратить её. Это я и пытался сделать с французским языком, кичащимся своим благородством, которым он, возможно, обладает — нельзя знать наверняка.

М. М. — Считаете ли Вы себя революционером?

Ж. Ж. — Я — бродяга, а не революционер. Как я могу дать определение самому себе? К тому же, всевозможные ярлыки, которые на меня навешивают, не имеют никакого значения: вор, педераст… Теперь вот революционер. Нет, я не хочу называть себя революционером.

М. М. — Почему Вы решили помогать афроамериканцам, а не, к примеру, рабочим эмигрантам во Франции?

Ж. Ж. — На самом деле, я помогаю Пантерам, потому что они меня об этом попросили. Меня ни о чем не просили рабочие мигранты. А ещё Пантеры приняли меня таким, какой я есть. Они не склонны к морализаторству. Их борьба не прекращается ни на минуту. Каждое воскресенье с пяти до семи вечера активисты проводят уроки политического воспитания. А иногда я бывал на ночных политических уроках, которые ведут, не выпуская из рук оружие. Женщины работают наравне с мужчинами. Дома всех Пантер находятся в чёрных кварталах и круглосуточно охраняются. Полиции всё же удаётся устраивать там облавы, часто сопровождаемые убийствами, под предлогом поиска наркотиков. Члены партии никогда не садятся за руль машины, представляете? Так они избегают нарушить правила дорожного движения или попасться в полицейскую ловушку. «»

В их домах бронированные окна, двери переложены мешками с песком, на лестницах прикреплены зеркала, в которые можно увидеть непрошенных гостей, а решётки защищают от бомб со слезоточивым газом. Они живут в эпицентре ненависти.

М. М. — И сами полны ненависти?

Ж. Ж. — По отношению к репрессивному белому обществу — да.

М. М. — Тогда как они могут сотрудничать с белыми?

Ж. Ж. — Они сотрудничают только на своих условиях. Партия может заключить соглашение ради проведения отдельных акций. И белые организации так же заключают соглашения с ними, как было на митингах в Нью-Хейвене и Вашингтоне.

лучше бы предпринимать реальные действия, пусть и небольшого масштаба, чем проводить тщетные грандиозные демонстрации

М. М. — Можно ли назвать Пантер приверженцами Black Studies (Black Studies — интеллектуальное движение начала 1960-х, подчеркивающее ценность африканских корней — прим. пер.), сторонниками идеи негритюда?

Ж. Ж. — Для них очевидна опасность, скрытая в Black Studies. Перенося свою деятельность в африканский контекст, они рискуют лишиться современных технологий, в которых всё больше нуждаются. Так как ни один политический режим не смог предоставить им равных с белыми прав, они пришли к тому, что единственный выход — это социализм. Вот почему их борьбу нельзя назвать только антирасистской — это глобальная борьба, к которой должны присоединиться левые во всём мире.

У левых в Америке появилась возможность перейти от пустых жестов к реальным действиям: теперь для этого есть поле. К примеру, борьба за освобождение Бобби Сила, помощь Партии Чёрных Пантер. Символы отсылают к уже свершающемуся, а не будущему действию, ведь любое (я имею в виду, революционное) действие не может опираться только на исторические примеры. Революционным действиям присущи свежесть и новизна начала мира. Символические жесты остаются уделом идеалистов, в том смысле, что они сообщают своим носителям чувство наполненности и не дают им перейти к реальным, необратимым поступкам. Вероятно, символическая оптика — это сочетание либерального самосознания и веры в то, что попытки революции исчерпали себя. Лучше бы предпринимать реальные действия, пусть и небольшого масштаба, чем проводить тщетные грандиозные демонстрации.

М. М. — Какие реальные действия Вы предприняли в Америке?

Ж. Ж. — Я ездил по городам и университетам, чтобы помогать Партии и рассказывать о Бобби Силе. Это помогало двум целям: популяризировать движение Пантер и собирать для них деньги. Я выступал в Массачусетском технологическом институте, в Йеле, Колумбии, Лос-Анджелесе — так крупнейшие университеты открывали свои двери Партии Чёрных Пантер.

М. М. — Что Вы говорили студентам?

Ж. Ж. — Что они — дурачьё и что нужно помогать Бобби Силу. Пантеры тоже выступали, столько же, сколько и я.

расизм очевиден для любого человека

М. М. — Что Вы говорили о Бобби Силе?

Ж. Ж. — При рассмотрении дела Бобби Сила в Чикаго на скамье подсудимых оказались восемь человек. Семеро из них скоро вышли на свободу под залог. Им не потребовался фантастический залог в 150 000 долларов, который невозможно выплатить, как это бывает в делах афроамериканцев. Единственный обвиняемый всё ещё под стражей суда, американским левым нет до него никакого дела, и, как будто случайно, он — афроамериканец. И лидер Партии Чёрных Пантер. Это Бобби Сил. Я отлично знаю, что его обвиняют в убийстве, совершённом в Коннектикуте, а ещё знаю, что в это время его в Коннектикуте не было. Глава Йеля Брюстер публично заявил, что не верит в законность суда над Бобби Силом. Хранить молчание в такой ситуации — значит соглашаться с тем, что человек может быть виновен только потому, что он Чёрный. Как и во времена дела Дрейфуса, когда виноват во всем был Еврей. В наше время в США во всём обвиняют Чёрного. Однако на этом сходство с делом Дрейфуса заканчивается: среди американских интеллектуалов пока нет ни Клемансо, ни Жореса, ни — тем более! — Золя, который был написал «Я обвиняю». Такой клич, который бы поднял волну гнева против судебной системы этой страны и против большинства белых, так и оставшихся расистами.

М. М. — Вы ощутили расизм в США на личном опыте?

Ж. Ж. — Будучи белым среди чёрных в Америке, я наблюдал расизм каждый день, даже в мелочах. К примеру, я поднимаюсь по трапу в самолёт. Афроамериканца, идущего передо мной, просят открыть чемодан. В его чемодане — три рубашки и две пары брюк. Его пропускают в салон самолёта. А меня никто не досматривает. В суде в Нью-Хейвене меня заставили сесть с белыми, не спрашивая моего мнения.

Расизм очевиден для любого человека. Посмотрите, что пишут о четырёх студентах, убитых в Кенте. Огромные заголовки в газетах. Это просто сенсация! Через несколько дней происходит убийство двух студентов в Джексоне, штат Миссисипи. Об этом пишут только на последних страницах, среди прочего. Почему же? Эти двое студентов были чёрными.

ненасильственная позиция белых — моральное дилетантство, не более

М. М. — Существует ли чёрный расизм?

Ж. Ж. — Нет. Такое, наверное, могло бы существовать. Но если воспринимать расизм как форму презрение к тем людям, которых хотят наиболее эффективно эксплуатировать, необходимо признать, что его невозможно атрибутировать чёрным по отношению к белым.

М. М. — Дэвид Хиллиард говорит, что Пантеры, оказавшиеся в тюрьме, — это военнопленные. Что Вы об этом думаете?

Ж. Ж. — Я не готов согласиться с ним полностью, но мне кажется, что если рассматривать отношения чёрных и белых как отношения колонизированных и колонизаторов внутри метрополии, то нетрудно заметить, что метрополия отправила в тюрьму многих. Борьба Пантер в Америке — это война против угнетения.

М. М. — Эта борьба подразумевает насилие?

Ж. Ж. — Война не существует без насилия. Когда белые проповедуют чёрным ненасилие, осознают ли они, что это насилие длилось веками и продолжает длиться ещё со времён работорговли? А презрение, накопленное за 300 или 400 лет — это разве не насилие? И не является ли насилием тот факт, что белый, чтобы выйти на свободу, должен заплатить 10 000 долларов, но за то же преступление с чёрного потребуют 100 000 или даже 150 000 долларов? Я видел, как такие огромные выкупы требуют с чёрных. Не с белых. Проповедовать ненасилие в таком случае — это отбирать у чёрных шанс на самозащиту. Ненасильственная позиция белых — моральное дилетантство, не более. Насилие и ненасилие, на мой взгляд, нужно совмещать в единой тактике.

М. М. — В чем заключается идеология Партии Чёрных Пантер?

Ж. Ж. — Свою борьбу они рассматривают как классовую. Их цель — революция в духе марксизма. Потому их и стараются подавить. Власти отлично понимают, что Чёрные Пантеры могут стать красными от ярости. Пантеры могли бы быть более популярны в чёрной и даже белой среде, если бы смирились с ролью слегка политизированной Армии Спасения, но это в корне противоречит их революционным целям. На мой взгляд, поэтому их и нужно поддерживать: они борются с империализмом в самой гуще американской жизни.

М. М. — А как их пытаются подавлять?

Ж. Ж. — Они подвергаются значительному давлению. Я рассмотрел и подсчитал все случаи репрессий в отношении Пантер со 2 мая 1967 года. Цифры говорят сами за себя: со 2 мая 1967 года по 28 сентября 1968 года — 55 судебных процессов, 130 задержаний, 5 человек убито. Всё это за 17 месяцев. С октября 1968 года по декабрь 1969 года, то есть за 15 месяцев, я насчитал 373 судебных процесса, 735 задержаний и 24 убийства. Что изменилось? На смену администрации Джонсона пришел Никсон, и подсчеты показывают, что количество репрессивных действий увеличилось примерно в семь раз.

Я бы хотел рассказать Вам о Балтиморском деле, это очень важно. 30 апреля ФБР проникли в штаб Пантер. Десять человек были задержаны, и, как объявила полиция, ещё восемь сбежали. Причина задержания? В октябре 1969 года был обнаружен труп афроамериканца, умершего в июле того же года и, вероятно, подвергнувшегося пыткам. Менты утверждают, что он был завербован полицией и убили его Пантеры. На самом деле, об убитом Андерсоне им ничего не известно, но они пользуются его смертью как предлогом и оправданием для арестов. У них развязаны руки в отношении этих якобы скрывшихся восьми человек, и они могут повесить на них любое преступление.

М. М. — Полиция всё же испытывает необходимость в оправдании своих действий?

Ж. Ж. — Да, потому что Пантеры сумели привлечь к себе внимание. Их фотографии печатают в газетах. Они летают на самолётах. Они появляются всюду. Их знают. Всё это — для обеспечения безопасности. В конце концов, эти прожекторы защищают их лучше, чем подпольная жизнь, потому что гораздо легче задержать неизвестного «саботёра», чем заметную и важную персону, обладающую почти официальным статусом.

я считаю, что Брехт ничем не помог коммунизму

М. М. — Они берут себе официальные титулы?

Ж. Ж. — Да, среди них есть министры, ответственные лица. Региональные органы. Мной занимался министр просвещения, Массаи Хевитт. Но больше всего времени я проводил с Дэвидом Хиллиардом, он замещает Бобби Сила. Сейчас полиция пытается задержать Дэвида и ещё одного человека по прозвищу D. C., он скрывается в подполье. Полицейские устроили Балтиморскую операцию 30 апреля, за день до выступления Дэвида Хиллиарда на митинге в Нью-Хейвене. Их целью было запугать чёрное население и отвадить их от посещения митинга, но на наше выступление собралась толпа из двадцати тысяч человек. В Нью-Хейвене заключён под стражу Бобби Сил. Я так подробно рассказываю об этом по просьбе Пантер: Балтиморскому делу необходимо придать максимальную огласку. Оно представляет большую угрозу для Партии.

М. М. — Пантеры считают себя участниками партизанской войны?

Ж. Ж. — А что это значит? Я не могу называть их словами, которые относятся к другим движениям. Я могу сказать: они такие-то, делают то-то.

М. М. — Откуда они берут деньги?

Ж. Ж. — В первую очередь, с продаж еженедельника по 25 центов, он выходит тиражом в 150 000 копий. Чёрная молодёжь повсюду его продаёт. Часть чёрного населения помогает им деньгами. Почти все джазовые ансамбли каждый месяц отдают им выручку за несколько концертов. Иногда бывают более крупные пожертвования.

М. М. — Жертвуют чёрные или белые?

Ж. Ж. — И те, и другие. В Голливуде я бывал на собрании у одного писателя, там еще была Джейн Фонда. Они за очень короткое время собрали немало денег.

М. М. — В Нью-Йорке Пантеры проводят собрания в церкви Святого Марка. В их пользу устраивают театральные представления. Они умеют сделать так, чтобы о них говорили…

Ж. Ж. — Звёзд из них делает пресса, телевидение и радио. Они к этому не стремятся. Их известность взлетает до небес, когда они попадают под арест. Сведения о них намеренно фальсифицируются в зависимости от того, нужно ли выставить их народной бригадой или бандой злоумышленников. И никогда, конечно же, о них не говорят как о партии с отчётливо революционной программой.

М. М. — Путешествуя с Пантерами, Вы чувствовали себя «белым»?

Ж. Ж. — Честно говоря, нет, я не видел никакого различия между нами.

М. М. — При этом между вами существовал языковый барьер? Вы ведь не говорите по-английски?

Ж. Ж. — Да, это бесило больше всего. К тому же, большинство афроамериканцев — выходцы из гетто, и говорят они на арго, труднодоступном даже для белого переводчика. Но мы легко нашли общий язык с Дэвидом: писали друг другу записки. Он не использовал слишком сложные слова, я мог их прочитать и написать ему ответ.

М. М. — Вы бы смогли написать пьесу «Негры» такой же, имея сегодняшний опыт?

Ж. Ж. — С Вашего позволения, я бы не хотел говорить о своих пьесах.

М. М. — Вы не планируете больше писать?

Ж. Ж. — Я считаю, что Брехт ничем не помог коммунизму, а Революция не была спровоцирована пьесой «Женитьба Фигаро» Бомарше. Чем более совершенно произведение, тем более оно замкнуто в себе самом. И что ещё хуже, оно погружает в ностальгию!