В анархо-философском словаре «A Little Philosophical Lexicon of Anarchism from Proudhon to Deleuze» Даниэль Колсон пытается осмыслить анархистскую теорию в свете философской традиции, простирающейся от Спинозы и Лейбница до Фуко и Делеза. Мы предлагаем нашим читателям перевод статьи о либертарном понимании взаимоотношения сил. В ней автор очерчивает анархистское понимание столкновения сил, противопоставляя его гегельянскому и марксистскому подходам. В статье Колсон характеризирует силу как обладающую автономией и бесконечным потенциалом сущего, поднимая вопросы, важные для либертарного проекта, о выстраивании наилучшего из возможных способов ассоциации сил.

Автор: Даниэль Колсон

Перевод: Роман Исламов

Уравновешивание сил — прудоновский концепт, согласно которому «общество следует рассматривать не как иерархическую систему функций и способностей, а как систему свободных сил, уравновешивающих друг друга» [1]. В либертарной мысли каждая сила стремится выйти за пределы своих возможностей, т.е. за пределы, наложенные на нее внешним и господствующим порядками. Но у каждой силы также есть свои собственные пределы, присущие формирующей ее среде. С одной стороны, это связано со своеобразием силы, отличающим ее от всех остальных сил, а с другой стороны, парадоксальным образом, с тем, что каждая сила, благодаря своему происхождению, всегда способна на большее, чем то, что ей изначально позволяет ее своеобразие или индивидуация. Вслед за Прудоном, использующим здесь терминологию Лейбница, можно сказать, что любая сила есть монада или совокупность монад, внутренне обладающая всем сущим.

Такое обладание является основанием автономии силы, ее возможности утверждения себя как самодостаточной и свободной силы, но только с определенной точки зрения и через определенное качество той власти, которая ограничивает силу и которую та должна превзойти. Используя терминологию Жильбера Симондона, можно сказать, что напряжение и неопределенность любой существующей силы как отдельного существа, как индивидуальности обусловлены тем, что она всегда способна на большее, чем то, что она из себя представляет: «Индивидуум есть ничто, кроме самого себя, но он существует как превосходящий себя, поскольку содержит в себе более полную реальность, не исчерпываемую процессом индивидуации, остающейся новой и потенциальной, оживленной потенциалами… индивидуум не чувствует себя изолированным, ограниченным реальностью, как если бы она была лишь его собственной» [2]. Из этой двойной модальности существования сил — как безусловных своеобразий и как внутренне обладающих всеми возможностями сущего — возникают три темы, составляющие основу либертарного проекта:

1) важность модальностей столкновения между силами, методов ассоциаций или диссоциаций, в каждый конкретный момент связывающих или разделяющих существ;

2) автономия каждой силы, подразумевающая способность каждой из них разорвать любую ассоциацию во имя тотальности сущего;

3) неисчерпаемый потенциал коллективных существ к созданию новых способов соединения сил — таких, которые способны наиболее полно выразить всю мощь реального.

Именно в рамках такого понимания сущностей можно подойти к прудоновскому понятию уравновешивания сил [3]. Всякая сила немедленно порождает свою противоположность как сопротивление империализму ее сингулярности — как утверждение ограничений, присущих границе ее перспективы, как иное по отношению к тому, что она утверждает (см. также статью «Непокорность»). Здесь можно было бы привести множество примеров. Утверждение обязательной солидарности сил внутри большей власти прямо соответствует утверждению автономии этих сил и возможности их отделения от или восстания против уз, связывающих их в данный момент и в целях данного действия (см. статью «Иерархия»). Утверждение (слишком «напористое») в данной ситуации потребностей определенных уровней реальности — будь то экономический, физический, военный, романтический, административный etc., прямо соответствует отличному и, следовательно, непосредственно противоположному (или противодействующему) утверждению более или менее косвенных или прямых потребностей одного, другого или нескольких других уровней реальности [4]. Вопреки тому гегельянству, которое некоторые приписывают Прудону (чтобы упрекнуть его в непонимании гегелевского учения), эти противоречия никоим образом не возникают из диалектики: прежде всего в силу анархичности их проявления, но также и потому, что они совершенно чужды отрицанию и синтезу, лежащим в основе гегелевской и марксистской диалектики.

Начнем с отрицания: в либертарном понимании противоречий противоположная или противодействующая сила не имеет ничего общего с отрицанием силы, вызывающей или поляризующей существование первой. Скорее, это своеобразное утверждение того, что та сила исключает или повреждает из–за своей особенности в данный момент и в данной ситуации. Противоречие для Прудона (как в его мысли, так и в сочинениях) есть всегда анархическое переполнение сил и утверждений, которые, стремясь повсеместно противостоять друг другу и поляризовать друг друга, довольствуются тем, что «упорядочивают» свой избыток и пытаются обнаружить и установить порядок в анархии реального. Подчинение одного коллективного существа другому — как ограничение его власти — так же, как и уничтожение одного существа другим — как утрата власти или иногда, в более положительном смысле, как условие освобождения и пересборки сил и отношений, связывающих их — это всегда непосредственный горизонт отношений между противоположными силами, наиболее вероятный результат их встречи (см. статью «Мятеж»). Но эта утрата власти, следующая обычно за конфронтацией противоборствующих сил, даже в моменты борьбы и восстания, и даже тогда, когда в либертарном понимании революции эти конфронтации представляются как наиболее короткие — это именно то, что прудоновский анархизм пытается упразднить своим пониманием последовательного уравновешивания противоположностей, в котором «борьба сил ни на мгновение не перестает быть действием распознания, контроля, взаимного признания, разделения друг друга на классы» [5].

Отсюда вытекает второе фундаментальное различие между либертарным пониманием противоречий и их пониманием в гегельянской и марксистской диалектике. В освободительных движениях противостояние двух сил не должно обязательно разрешиться либо победой одной над другой, либо синтезом обеих сил («синтезом», неизбежным проявлением которого становятся государство, капитал, церковь и все остальные неограниченные, господствующие и всеохватывающие виды власти). Они должны быть «уравновешены», говорит нам Прудон, не для того, чтобы находиться в противоречии друг другу, а для того, чтобы их можно было продлить, насколько это возможно: «Я разделял убеждение Гегеля [6], что два понятия противоречия — тезис и антитезис, должны разрешиться в высшем понятии — синтезе. Но с тех пор я пришел к пониманию, что как два полюса электрического элемента не разрушают друг друга, так и два понятия противоречия не разрешаются. Они не только неразрушимы, но и являются самой движущей силой всех действий, жизни и прогресса. Проблема не в том, чтобы вызвать их слияние, ибо это было бы их смертью, а в том, чтобы установить между ними равновесие — равновесие неустойчивое, изменяющееся по мере развития общества» [7].

Парадоксально, но при достижении мгновенного равновесия две силы или два ряда противоположных сил не нейтрализуются. Наоборот, благодаря напряжению (см. статью «Напряжение») и, следовательно, нестабильности этого равновесия они могут высвободить бесконечную мощь, содержащуюся и в них самих, и в их противоречивом столкновении. Они несут в себе возможность преодоления пределов своих перспектив и определенного характера своих уникальных способностей, способствуя возникновению других сил и их ассоциаций, чьи отношения они также должны научиться комбинировать и уравновешивать таким образом, чтобы могли рождаться новые силы, и так до бесконечности. Устройство мира, которое позволило бы каждой силе делать все, на что та способна, использовать всю мощь, содержащуюся в реальности, требует, таким образом, целостной практики отбора и экспериментирования с хорошими и плохими противоречиями, хорошими и плохими ассоциациями. В какие же моменты и насколько долго при данном устройстве коллективные существа должны согласиться подвергнуть уравновешиванию, напряжению или ранжированию отношений, связывающих их в данном контексте, чтобы достичь конкретных эффектов власти? В какие моменты они должны разорвать свои ассоциации, создав новые, чтобы помешать одной из них надолго навязать свое господство и чтобы случайные иерархии не «застыли» (по выражению Бакунина)[8]?

Каким же образом мы можем уравновесить множество компонентов так, чтобы каждое качество, каждая возможность силы и ее ассоциации с другими силами могли быть полностью выражены, и могли делать все, на что они способны? Что это за маленькие колебания, неуловимые напоминания об автономии в мельчайших взаимодействиях, делающие возможными ряд комплементарностей на данном уровне реальности и в данный момент, без которых эти взаимодействия могли бы превратиться в тиранию? Какие всеобщие отношения должны поддерживаться различными коллективными договоренностями, чтобы ни одна из них не могла навязываться другим, чтобы ни одна из сил внутри этих договоренностей не могла подчинять другие силы своей точке зрения и своему желанию, например, во имя внешней связи? Как мы можем в каждый момент времени оценивать качество отношений между силами, сходство или вражду, сближающие и разъединяющие их? Какие коллективные основания или общие понятия необходимы для этой оценки, для установления доверия между разными или противоположными силами, позволяющего воспринимать и мыслить «другого», воспринимать и мыслить различие и множественность сущего? Проблемы, которые пытается разрешить либертарная практика, впечатляюще многочисленны. Кроме того, для решения этих проблем баланс сил образует камень преткновения, поскольку, помимо его собственных эффектов (на уровнях равенства, автономии, власти и, следовательно, свободы), он отчетливо указывает на способность либертарных и освободительных сил выйти за свои пределы, выбрать подходящие противоречия и, таким образом, реализовать весь потенциал этих сил, высвободить который может только согласование с противоположными силами.

Примечания

1. Proudhon, Selected Writings of P.J. Proudhon, 59.

2. Simondon, L’Individuation psychique et collective, 194.

3. Скорее всего, Прудон здесь радикально отделяет себя от другого возможного Ницше — Ницше, который, согласно инвертированной и расширенной формуле Делеза, больше не сталкивался бы со Спинозой и Лейбницем и не имел бы дальнейших возможностей ассоциации с ними. Речь идет о (спорной) интерпретации ницшеанского понимания силы в категориях простых отношений, мыслящихся в отрыве от любой субъективности, в отрыве от постоянного дисбаланса, и в особенности, в отрыве от постоянной борьбы за господство, см. Wolfgang Müller-Lauter, Nietzsche, physiologie de la volonté de puissance, trans. Jeanne Champeaux (Paris: Éditions Allia, 1998), and Pierre Montebello, Nietzsche, la volonté de puissance (Paris: PUF, 2001).

4. Кто участвовал в коллективной организации, даже недолговечной, тот по опыту знает эту непрекращающуюся борьбу между противоречащими нуждами, которые исходят из любой коллективной работы, что это всегда вопрос их оценивания, сериализации и расстановки приоритетов и что попытки социологии найти подход к ним через ограниченное число режимов обоснования или определения тщетны.

5. Пьер-Жозеф Прудон, «Война и мир»; Proudhon, La Guerre et la paix, 134.

6. Т.е. до «Системы экономических противоречий» (Système des contradictions économiques, 1846).

7. Proudhon, Selected Writings of P.J. Proudhon, 229.

8. Mikhail Bakunin, The Political Philosophy of Bakunin: Scientific Anarchism, trans. G.P. Maximof (Glencoe, IL: The Free Press, 1953), 259.

Читайте в журнале.