«Догматизм хочет, чтобы положительным было всё, все 100 процентов (даже на 99,9 процента не согласен). Были стопроцентные большевики, а через 10 лет (1935—1945) почти никого не осталось. Догматизм есть и в Китае, и за рубежом тоже есть. Он делает марксизм однобоким. Догматики метафизически толкуют марксизм; о работе разрешают говорить только хорошо, плохо говорить нельзя; можно только хвалить и одобрять и нельзя критиковать»¹

В силу этого догматизм имеет тенденцию спутывать два вида противоречий: неантагонистические противоречия внутри народа и антагонистические противоречия народа с врагом. На практике это приводит к тому, что противоречия между людьми, стоящими на общих позициях (служения народу), разрешаются не путем мирной дискуссии, товарищеской критики и самокритики, а посредством насилия и репрессий, словно это противоречия с непримиримым классовым врагом. Такой подход вредит делу социализма, подрывает его основы, поскольку вместе с несколькими сорняками уничтожается целое поле цветов.

Мы знаем, что сталинская метафизика в ряде случаев не справлялась с задачей правильного анализа противоречий и трактовала их одностороннее. Вследствие этого ряд неантагонистических противоречий (между господствующими и оппозиционными мнениями, между городом и деревней, между национальным большинством и национальными меньшинствами, между СССР и странами народной демократии, между мужчинами и женщинами) в силу грубого, неправильного обращения с ними превращались в какой-то момент времени в противоречия антагонистические. Часть народа ошибочно превращалась во врагов (а это означает использование против этой части народа всех средств подавления и угнетения).

Тут возникает следующий вопрос: а что должна была делать эта часть народа, если представители пролетарской власти вместо дискуссии и мирного разрешения вопроса превращали ее во врагов? Молчать и каяться? Совсем не по-марксистски!

Председатель Мао дал такой ответ на этот вопрос:

«Если кто-то практикует бюрократизм, оскорбляя и угнетая массы вместо решения их проблем, и отказывается от исправления такого поведения, то массы имеют полное право свергнуть этого человека, должны свергнуть его»².

Следовательно, если какой-то представитель пролетарской власти (в том числе и Ленин, и Сталин, и Мао Цзэдун) не решает проблем масс, а превращает в силу грубого обращения с проблемой неантагонистические противоречия в антагонистические (а затем еще и не исправляет этой ошибки), то и массы имеют полное право действовать в рамках измененного противоречия в антагонистической манере, то есть бороться против представителя пролетарской власти (будь он хоть сам Ленин, Сталин или Мао Цзэдун) и свергать его. Более того, они должны будут его свергнуть, если этот представитель перевел неантагонистические противоречия в антагонистические.

Поскольку (как мы отмечали выше) Сталин очень часто допускал подобного рода явления, то с точки зрения марксистско-ленинско-маоистской теории, когда такое происходило, то народные массы имели полное право бороться против такого рода явлений насильственным путем и имели право свергнуть Сталина. Более того, они должны были это сделать, несмотря на то, что Сталин был великим классиком марксизма.

Мы должны различать ту насильственную борьбу, которую вели ревизионисты, троцкисты, буржуазные элементы в рамках антагонистического противоречия с социализмом с той насильственной борьбой, которую вели народные массы и коммунисты вследствие неправильного разрешения неантагонистического противоречия и превращения его в антагонистическое. В этом случае коммунисты должны встать на сторону масс и первыми открыть огонь по штабам.

Примечания

• 1. Мао Цзэдун, «Материалистическая диалектика»
• 2. Мао Цзэдун, «Выступление на Ⅱ пленуме ЦК КПК 15 ноября 1956 года»