Вопрос, казалось бы достаточно тривиальный — ядерное оружие создают технологически-развитые страны. Просто потому что могут. Однако на самом деле ситуация обстоит несколько иначе.

Гэп между технологическими возможностями и политическими реалиями

Научный прогресс не стоит на месте и число стран, которые потенциально могли бы стать обладателями ядерного оружия (nuclear-capable states) неуклонно растет. Однако по факту в ядерный клуб входит менее 10 государств. При этом, как отмечает крайне влиятельный политолог Грэм (Грэхам) Аллисон, после коллапса советского блока на международном рынке оказалось множество ученых, разбирающихся в ядерном оружии, поэтому для многих стран это был просто вопрос цены. Однако взрывного роста количества стран с ядерным оружием не произошло. Стран, которые могли бы получить ядерное оружие, хотя бы просто купив специалистов на черном рынке — немало, а вот стран, у которых реально есть ядерное оружие — мало.

Что говорят разные школы?

Представители школы политического реализма объясняют это несоответствие тем, что режим нераспространения ядерного оружия играет роль сдерживающего фактора и позволяет соблюдать баланс сил.

Представители либерального институционализма говорят о другом: режим нераспространения позволяет избежать «дилеммы безопасности» (вариация «дилеммы узника»): одно государство знает, что другое государство не разрабатывает ядерное оружие, поэтому тоже не видит смысла создавать ядерные арсеналы.

Сторонники конструктивизма делают упор на другом — на том, что режим нераспространения, а также трагический опыт ядерной бомбардировки Японии, создал «ядерное табу» — этим оружием просто «неприлично» обладать, поэтому большинство стран как раз наоборот отказываются от него, чтобы повысить свой престиж.

Однако у этой точки зрения есть ряд недостатков.

Во-первых, Договор о Нераспространении Ядерного Оружия (далее — ДНЯО) вступил в силу в 1970 году, но до этого момента ядерным оружием обзавелись лишь несколько государств.

Во-вторых, если бы режим нераспространения был по-настоящему эффективен, его бы нарушали только т.н. «государства-изгои» (rogue states*). Однако после вступления ДНЯО в силу ядерное оружие создали Индия и Пакистан, которые точно не могут считаться rogue states.

В-третьих, эксперты по ядерному вооружению указывают на то, что при желании договор можно обойти, можно даже ввести в заблуждение инспекторов МАГАТЭ.

Иными словами, это наталкивает на мысль, что режим нераспространения оказался эффективным не потому что он реально удерживает государства, сколько потому что не так много государств на деле хотят завести свои ядерные арсеналы. И ДНЯО просто помог им окончательно утвердиться в нежелании создавать ядерное оружие.

Оппозиционный национализм как триггер ядерной программы

Среди политологов нет какого-то единого мнения, зачем государства создают ядерные арсеналы.

Скотт Саган определяет три мотива, которые могут двигать государствами:

— Необходимость создать противовес, поддержать «баланс сил». Этим мотивом, очевидно, руководствовалось руководство СССР.

— Соображения престижа и поддержания национальной самооценки

-Деятельность «ядерного лобби» (ученых, политиков, бизнесменов, управленцев), которое извлекает политическую ренту из ядерной программы

Очевидно, что решение о старте ядерной программы имеет много измерений — электоральное, экономическое, дипломатическое и др. К примеру, в рамках дипломатического измерения отказ от создания ядерного оружия способен принести стране престиж державы-миротворца.

Исследователь Жак Гиманс в книге «Психология распространения ядерного оружия: идентичности, эмоции и внешняя политика» утверждает, что глава государства (национальный лидер) практически всегда является ключевой фигурой в решении создать ядерное оружие. При этом идентичность лидера, по версии Ж. Гиманса, должна определяться как «оппозиционный национализм». Это значит, что с одной стороны ЛПР должен испытывать определенный страх по поводу какой-то другой державы (оппозиционный элемент), но при этом в нем должно быть достаточно гордости и уверенности в своих силах, чтобы считать, что он может противостоять этой державе, в том числе создав ядерное оружие (национализм).

Иными словами, ядерное оружие создается под воздействием таких эмоций, как страх за свою страну и гордость за свою страну. Этот психологический коктейль толкает на путь развития ядерных технологий.

Страх и гордость

Влияние психологии на международные отношения изучается не очень активно, что во многом, наверное, связано с веберовской традицией «рациональной политики модерна», которая как бы противостоит иррациональной политики традиционных обществ. Однако некоторые исследования все же есть, поэтому попробуем их суммировать.

Страх — одна из самых базовых человеческих эмоций, обеспечивающая выживание. Условно-бесстрашный человек имеет очень маленькие шансы прожить достаточно долго, чтобы оставить потомство. С точки зрения принятия политических решений можно отметить следующее:

— Страх ведет к завышению субъективной вероятности негативных сценариев («у страха глаза велики»)

— Страх снижает когнитивную сложность ситуации и заставляет искать «волшебные пилюли», которые разрешат проблему. Такой пилюлей может стать ядерное оружие

— Страх провоцирует ускоренную реакцию и импульсивное принятие политических решений

Следует отметить, что борьба со страхом и борьба с опасностью — явления разного порядка, хотя это не очевидно с первого взгляда. Человек, чтобы справиться с чрезмерным страхом, может принять прописанный врачом противотревожный препарат — и это будет борьба со страхом, а не с опасностью. Аналогичным образом, вместо противотревожных препаратов можно использовать формы символического контроля над окружающей средой (например, магические или религиозные ритуалы). Решение создать ядерное оружие — пример символического контроля (впрочем, и реального) над окружающей средой.

Но самого по себе страха недостаточно, чтобы ЛПР принял решение развивать ядерную программу — необходим второй компонент. Традиционной реакцией на страх является «борьба или бегство» (fight or flight) и, как показывает исследовать Ким Уитт, именно гордость и уверенность в своих силах является тем, что подталкивает нас выбрать стратегию «борьба», а не «бегство». Если гордость отсутствует, то страна скорее всего предпочтет укрыться под «ядерным зонтиком» союзной державы, а не разрабатывать собственное оружие.

Гордость ведет к переоценке собственных сил и «иллюзии контроля» — в том плане, что ЛПР начинает недооценивать возможные риски (например, риск похищения ядерных технологий террористами, риск международных санкций и т.п.).

Важно отметить, что важным условием старта ядерной программы является «плотность взаимодействия» с геополитическим оппонентом — это должны быть разногласия уровня «СССР — США» или «Индия-Пакистан». При этом ЛПР должно достаточно жестко контролировать «ядерную бюрократию»: история показывает, что даже в самых демократических государствах ядерная программа находится на «ручном управлении» у главы страны.

После того, как ядерная программа запущена, в игру вступает такой фактор, как «эскалация приверженности» — и это значит, что повернуть назад достаточно сложно. Также активизируется «ядерное лобби», которое извлекает из программы политическую ренту, и заинтересовано в доведении до конца.

Ядерная программа Франции и «оппозиционный национализм»

Ядерная программа Франции достаточно глубоко проанализирована политологами и теоретиками международных отношений. Сторонники реализма — например, Эйвери Голдстейн — считают, что Франция не очень доверяла «ядерному зонтику» США. Либеральные институционалисты и конструктивисты делают упор на том, что Франция создавала свое ядерное оружие до появления ДНЯО.

Но на ядерную программу Франции можно посмотреть и под другим углом: правительством этой страны двигала национальная гордость и страх перед ре-милитаризацией Германии.

По сути, подготовка к созданию ядерного оружия во Франции началась сразу после бомбардировки Японии — Шарль де Голль поручил создать Комиссию по Ядерной Энергии. Однако в 1946 году он ушел в отставку и у власти во Франции на некоторое время оказались «еврооптимисты»**, считавшие, что намного разумнее создавать коллективные европейские ядерные арсеналы.

Однако в дальнейшем ситуация резко изменилась и руководство Франции вернулось к идее создания собственного ядерного оружия.

Во-первых, Парижские соглашения 1954 года сняли многочисленные ограничения с ФРГ в отношении развития ВПК. ФРГ было запрещено иметь ядерное оружие, но в остальном Германия достаточно свободно могла развивать военную промышленность. Это вызвало огромную тревогу во Франции, несмотря на заверения Конрада Аденауэра, что ФРГ теперь мирная страна. Усиление Германии очень тревожило Францию

Во-вторых, Франция потерпела сокрушительное поражение при Дьенбьенфу. При этом Франция просила помощи у США и даже намекала о возможности ядерного удара по силам Хо Ши Мина, в чем было отказано. Это навело Францию на мысль, что США не являются надежным союзником и в случае чего не защитят ни от СССР, ни от ФРГ.

В-третьих, НАТО приняло новую стратегию, в которой повышалась роль ядерного оружия. Это снижало вес Франции в альянсе, т.к. именно Франция была поставщиком «классических вооруженных сил» для НАТО.

Все эти факторы вместе взятые усилили геополитическую нервозность Франции и привели к старту ядерной программы.

*Достаточно «клишированный» термин, который не имеет особой политологической ценности и скорее используется в западной риторике как способ «заклеймить» отдельные государства

**Еврооптимисты — современный термин, тогда не использовавшийся