The Final Cut
Мы звали его просто: Профессор.
Он важничал, много курил и очень любил всех студентов, а паче студенток, начинающих, свежих еще блудодеек, крепкозадых, грудатых, загорелых от гривы до пят, пахнущих мятой, эскадой, лаковых резвых растреп и растяп в кедах и на каблуках, а кто их, таких, не любил?
Впрочем, Профессор любил их взаимно и, несмотря на свои шестьдесят четыре, справлялся, кажется, хорошо. Похотливый бабочколов, нимфовяз и коллектор, седоусый очкатый жук-сатир, он учил нас, так говорил нам:
Бог Дионисий особенно любит женщин, а женщины любят только Диониса. Ну или тех, кого отметил Дионис. Я выскажу может быть парадоксальную мысль, но чтобы иметь успех у женщин, мужчине надо быть богом, и не абы каким богом, но именно Дионисом, ну или Вакхом, не знаю. Это прекрасно понимал тот же Ницше, да многие, вплоть до Пятигорского и Головина работали с этим. Вы ж часто видали, что иной красавец канонический, а вниманием женщины обделён абсолютно, а другой урод, но истово даже любим? Вот это и есть Дионис, его работа! Тут такие силы работают, такое включается! Вакх, великий бог Пан, нимфы, сатиры, все до единого серьёзные ребята. Тот, классический, за него, грубо говоря, Аполлон играет, так? А у Аполлона у самого проблемы в этом плане. Нимфы от него бегут. В мифах есть пример, определяющий, показательный. Лучше деревом стать, чем Аполлону отдаться, так? Нимфы Диониса любят. А в каждой женщине сидит нимфа, ясно вам или нет? А урод колченогий, это уже великий Пан, он хотя и не сам Дионис, но
Так говорил наш Профессор.
Наш Профессор поник, заметался в последнее время. Хорошо бы — also sprach он — заиметь себе также градусник, чтоб мерить походя градус посвященного в мистерии Дионисия. И продолжал уже так, сидя в полупустой аудитории в день рождения Ее Величества Елизаветы Бам, традиционного чаепития опосля: я ведь и сам тоже градусник, в смысле, что градус иму, а вам, студиозы, градусник бы заиметь не мешало, а то ходите вовсе не тихо, метанойя же — штука коварная, страшная до дрожи. Но градусник стоит недешево, как всякая подлинная (по Хайдеггеру) вещь (das Ding), а
Наш сладкий-пресладкий, медовый — буквально! — до дрожи в суставах Профессор был фетишист и имел также особые страсти в плане питания. Об его одержимости градусниками ходили легенды, а про еду я сейчас расскажу. Раз — дело было весною, аккурат в отмечаемый ежегодно с особым размахом на факультете день рождения Ея Величества Елизаветы II — Профессор (из пиетета всегда пишу с большой буквы) оснастился полдюжиной бутылок любимого вина из региона Медок, прихватив с собою верного падавана, доцента Хоника, пополз по стреле башенного крана — буквально, над миром, по-хайдеггеровски говоря, Der Himmel über All — c запасом белых грибов, трав и отменного фарша, дабы зажарить на высоте некое особое блюдо и уплетать, хохоча. На другой день, уже смирный и смиренный — притихший — Профессор учил, говоря: а меня, знаете ли, давеча Дионисий поцеловал, я теперь истово любим им буду. И верно: после того случая популярность Профессора в среде юных дам распространилась с факультета уже и на весь наш благословенный город.
Многие полагают, это гипербола, когда я пишу, что #Профессор медовый. Однако, это простой витгенштейновский факт. Профессор сладок как мед буквально, то бишь, если его укусить, он засочится медком. Как старый папаша Грибанов имеет отчетливо прелый привкус опенка, а свояк его, легендарный Ондатр Сергеевич и вовсе странно пахнет, так и наш дорогой Профессор сладок аки отборный алтайский мед, впрочем, порою до горечи, ибо субстанция его есть суггестия сладости, ее апогей и акмэ, а, следовательно, в некоторых своих проявлениях, вполне в согласии с прикладным гегельянством, походит на свою противуположность. Достопочтенный доцент Иеремия Хоник описывает сладость Профессора как «нечто, превосходящее все пределы», впрочем, его коллега Ефим Петрович в докладе, прочитанном на международной конференции в Брно еще в 2004 году указывал на то, что «Дионисий еще и не такое может».