«Книга непокоя» Фернандо Пессоа: эталонная рефлексия
«Do I contradict myself? Very well, then, I contradict myself. I am large — I contain multitudes». Walt Whitman
Есть ряд профессий, которые тесно связаны с языком, речью, словами. В рамках этой группы можно выделить те, в которых главное — убедить своего партнёра по контакту в
Как правило, педагогика предполагает объяснение в качестве первой скрипки.
И хотя я в большей мере являюсь аналитиком, а не педагогом, тем не менее в этих оркестрах есть и общие звуки. Когда нужно обьяснить, постоянно ищешь то, через что объяснение возможно: примеры, аналогии, элементы для сравнения.
Творчество Фернандо Пессоа хорошо подходит для того, чтоб показать, в чем заключается суть перехода от классической философии к неклассической, а затем и к постнеклассической. «Книга непокоя» более подходящая для этих целей, чем его поэзия, потому как она не только идеальна по содержанию для этого объяснения, но ещё и весьма подходяща по форме.
Когда говорят о классическом и неклассическом взгляде на культуру, о классической и неклассический философии то, как правило, во главу угла ставят противопоставление рационального и иррационального. Рационализм Гегеля против иррационализма Шопенгауэра. Позиция, согласно которой ядро человека — разум и позиция, в рамках которых показывают, что не разумом единым живет человек, что есть подвалы бессознательного, чувственные искажения, томления, состояния, которые невозможно подчинить разуму, тем более — которые невозможно уничтожить при помощи разума. В рамках неклассического подхода становится интересно не только и не столько то, как человек познаёт, но то, как он чувствует и почему он так чувствует, почему он реагирует на познаваемое и познание определённым образом.
Конечно же, Пессоа бросается в воды существования. «Книга непокоя» представляет из себя попытку не просто описать сложнейшие состояния, но и вызвать близкие или аналогичные состояния у читателя. Например, автор описавает тоску, вызванную невозможностью зафиксироваться в неком временном промежутке так, чтоб внутри промежутка быть динамичным (желание действовать в мечтах так, чтоб действия не тревожили мечтания). Пессоа описывает и скуку, но не как осознание статичности данного момента, а как осознание бессмысленности какому-то моменту быть как статистым, так и динамичным.
Если человек у Пессоа и мыслящее существо, то это мыслящий тростник вселенной, осознающий хрупкость и проходящесть всех своих ощущений, чувств, всех движений своей души. При этом желающий бытийствовать в небытие, отсюда и желание постоянно оказываться внутри самого себя, не выпадая в наружное (примат фантазий о действиях над действиями и отказ от близости с другими).
Таким образом, мышление гетеронима Пессоа (или полугетеронима, если уж следовать тому, что сам автор сказал о «Книге непокоя») оказывается рефлексивным. И это очень важно в контексте перехода от классического к неклассическому подходу.
Рефлексия — самоанализ. Сознание, направленное само на себя.
Сознание может быть направлено на познание внешнего мира (предметного, состояний других людей и т. д.), а может быть направлено на познание себя. На то, как оно само познаёт. Если направленность на себя — доминанта, то это может дать не только солипсизм (в этом случае выходить вовне смысла нет, все внешнее непознаваемо, всё нужное уже изначально внутри), но и установку на то, что находящееся вне сознания субъекта, не является объектами. Вне субъекта иные субъекты. Субъектно-субъектное восприятие мира, пришедшее на смену субъектно-объектному, я считаю не менее важным в неклассический модели культуры, чем смена рационального иррациональным.
Конечно, «Книга непокоя» — попытка описать с помощью инструментов разума абсолютно иррациональное. Но при этом «Книга непокоя» и про то, что субъективность осознаёт наличие субъективностей вокруг, что приводит к возникновению размышлений о том, а нужен ли контакт с ними и что он может дать или чего может лишить.
Использования бинарных оппозиций — один из отличительных признаков классического подхода. На первый взгляд, у Пессоа бинарные оппозиции есть: противопоставление мечты и действия, фантазии и реальности, женского и мужского. Однако, португальский автор с помощью классического инструмента достигает неклассических целей — освещает экзистенциальную проблематику. Он демонстрирует, что жизнь может быть более глубоко описана как набор перетекающих одно в другое состояний, нежели как набор фактов. Для Пессоа белее важным является то, что личность переживает по поводу неких данностей, чем сами эти данности.
Непокой — характеристика динамичная. Это безостановочность. Это изменчивость. Это и есть жизнь, так как мертвое не меняется.
Вот и получается, что хотя герой и повторяет постоянно, что он — человек мечтаний, а не действий, человек внутренней реальности, а не внешней, но это не отменяет того, что он — живой. Герой будто бы пытается показать, как он стремится отстраниться от жизни. Но даже отстранение — движение.
Хотя разум показывает нечто (доказательство через речь своей невключенности, выпадение из жизненного), внеразумное показывает иное (интенсивность жизненного). В определённый момент читатель может не просто понять, но почувствовать, что Пессоа ли, его гетероним, полугетероним, лирический герой в жизнь прямо утоплен. Он — не подобие внешнего. Не внешнее его делает. Это его реакции на самого себя, реагирующего на мир, создают его.
При этом сами грани внутренней и внешней реальностей начинают размываться. Как, кстати, нивелируется граница между мужским и женским вот в этом фрагменте: «Те из нас, кто не является педерастом, хотели бы набраться храбрости им стать. Отсутствие вкуса к действию неизбежно делает женственным. Мы потерпели неудачу в нашей истинной профессии — быть домохозяйками и повелительницами, — не делая ничего, чтобы понять свой пол в этом нашем воплощении».
Конечно, я настаиваю на том, что нет прямой связи между гендером и сексуальностью, а Пессоа именно такую связь и проводит в «Книге непокоя». Однако, сложно не заметить признание того, что в структуре личности есть и Анима, и Анимус. По крайней мере, может быть. Вне зависимости от того, как автор относится к тому, что признает.
Единственная бинарная оппозиция, которой, казалось бы, Пессоа остаётся верен в «Книге непокоя» — противопоставление тела и духа. Вот даже не души, а именно духа. Например, он говорит следующее: «Мужчина– другое существо. Если ему необходимо низкое, порекомендую ему связи со столькими женщинами, со сколькими он сможет: пусть делает это и заслуживает моего презрения… А высший мужчина не имеет потребности ни в одной женщине. Для его наслаждения не нужно сексуальное обладание. Ну, а женщина, даже высшая, не вместит подобного: женщина по сути своей сексуальна».
Учитывая, что сам Пессоа выступает как существо высшее, то вот этот абзац закономерен: «Я люблю так: останавливаюсь на красивой, притягательной или каким-либо другим образом приятной фигуре женщины или мужчины — там, где нет желания, нет и предпочтения в отношении пола, — и эта фигура меня ослепляет, меня увлекает, захватывает меня. Однако я не желаю большего, чем видеть ее, и не знаю большего ужаса, чем возможность узнать ближе и говорить с реальным человеком, которого эта фигура, очевидно, представляет».
Противопоставление тела духу (то есть не
«Слова для меня — тела, к которым можно прикоснуться, видимые русалки, включенная чувственность. Может быть, потому, что чувственность реальная не имеет для меня никакого интереса — даже в умственном плане или как мечта — чувственное желание во мне перевоплотилось в то, что творит вербальные ритмы или слышит чужие ритмы. Сказанное хорошо заставляет меня дрожать».
Пессоа живет в предельно чувственной среде, его царство духа приобретает свойства телесного. Даже наслаждение описано как пограничное: реакции тела и сознания оказываются слитыми. Таким образом, со всеми бинарными оппозициями Пессоа разделывается, не смотря на то, что они постулируются.
«Книга непокоя» стала не просто работой, которая вместила в себя все актуальные культурные тенденции, тенденции неклассический мысли. Это ещё и текст, в котором прослеживаются постнеклассические элементы.
У Пессоа было множество гетеронимов. Использование их позволяет не только выйти за пределы Я, но и собрать целостное Я, получив возможность выразить те наслоение себя, которые, являясь будто чуждыми Я, именно этим Я и продуцируются. Так или иначе, но даже тот факт, что в «Книге непокоя» Пессоа встречается с рассказчиком, а потом этот рассказчик, то есть его гетероним, цитирует на протяжении текста других гетеронимов, демонстрирует расползание автора. Но это расползание в рамках границ одного Я. Оно оказывается многогранным. Одновременно существующим и несуществующим.
Таким образом, реализуется не просто самоубийство автора (по Бланшо писать — убивать себя), но при этом и одновременное рождение в другом воплощении. Субъект одновременно стремится и к жизни, и к смерти (что усиливает идею, согласно которой гетероним «Книги непокоя» отстраняется от жизни, на самом деле погружаясь в жизнь, о чем я уже говорила ранее). Так что это перед нами? Биография без фактов, как назвал ее автор или танатография без фактов? Нам описывают жизнь или умирание? И что вообще такое жизнь?
Классическая культура искала бы однозначный ответ. Неклассическая признала бы, что любой полученный ответ относителен. Постнеклассическая скажет, что ответ — кот Шрёдингера. Это все ответы вместе. Реальность и истинность множественности.
О ком нам сообщает «Книга непокоя»? О Пессоа, всех его гетеронимах и даже о нас самих.
«Книга непокоя» — отличное произведение для тех читателей, которые готовы за афористичность высказываний и возможность стать автору партнером по интеллектуальным исканиям, простить отсутствие сюжета.