Donate
Ad Marginem

«Книга непокоя» Фернандо Пессоа: эталонная рефлексия

«Do I contradict myself? Very well, then, I contradict myself. I am large — I contain multitudes». Walt Whitman

«Книга непокоя» Фернандо Пессоа. Издательство Ad Marginem. 2016
«Книга непокоя» Фернандо Пессоа. Издательство Ad Marginem. 2016

Есть ряд профессий, которые тесно связаны с языком, речью, словами. В рамках этой группы можно выделить те, в которых главное — убедить своего партнёра по контакту в чем-либо. Есть ещё те, суть которых заключается в том, чтоб выразить себя с помощью языкового пространства (пожалуй, даже знакового, символического). А есть подгруппа, ядром которой является объяснение чего-то другому человеку. Естественно, бывают смешанные типы занятости, которые подразумевают соединение нескольких вариантов или даже всех трёх. Тем не менее, нечто из вышеперечисленного всегда будет первой скрипкой.

Как правило, педагогика предполагает объяснение в качестве первой скрипки.

И хотя я в большей мере являюсь аналитиком, а не педагогом, тем не менее в этих оркестрах есть и общие звуки. Когда нужно обьяснить, постоянно ищешь то, через что объяснение возможно: примеры, аналогии, элементы для сравнения.

Творчество Фернандо Пессоа хорошо подходит для того, чтоб показать, в чем заключается суть перехода от классической философии к неклассической, а затем и к постнеклассической. «Книга непокоя» более подходящая для этих целей, чем его поэзия, потому как она не только идеальна по содержанию для этого объяснения, но ещё и весьма подходяща по форме.

Когда говорят о классическом и неклассическом взгляде на культуру, о классической и неклассический философии то, как правило, во главу угла ставят противопоставление рационального и иррационального. Рационализм Гегеля против иррационализма Шопенгауэра. Позиция, согласно которой ядро человека — разум и позиция, в рамках которых показывают, что не разумом единым живет человек, что есть подвалы бессознательного, чувственные искажения, томления, состояния, которые невозможно подчинить разуму, тем более — которые невозможно уничтожить при помощи разума. В рамках неклассического подхода становится интересно не только и не столько то, как человек познаёт, но то, как он чувствует и почему он так чувствует, почему он реагирует на познаваемое и познание определённым образом.

Конечно же, Пессоа бросается в воды существования. «Книга непокоя» представляет из себя попытку не просто описать сложнейшие состояния, но и вызвать близкие или аналогичные состояния у читателя. Например, автор описавает тоску, вызванную невозможностью зафиксироваться в неком временном промежутке так, чтоб внутри промежутка быть динамичным (желание действовать в мечтах так, чтоб действия не тревожили мечтания). Пессоа описывает и скуку, но не как осознание статичности данного момента, а как осознание бессмысленности какому-то моменту быть как статистым, так и динамичным.

Если человек у Пессоа и мыслящее существо, то это мыслящий тростник вселенной, осознающий хрупкость и проходящесть всех своих ощущений, чувств, всех движений своей души. При этом желающий бытийствовать в небытие, отсюда и желание постоянно оказываться внутри самого себя, не выпадая в наружное (примат фантазий о действиях над действиями и отказ от близости с другими).

Таким образом, мышление гетеронима Пессоа (или полугетеронима, если уж следовать тому, что сам автор сказал о «Книге непокоя») оказывается рефлексивным. И это очень важно в контексте перехода от классического к неклассическому подходу.

Рефлексия — самоанализ. Сознание, направленное само на себя.

Сознание может быть направлено на познание внешнего мира (предметного, состояний других людей и т. д.), а может быть направлено на познание себя. На то, как оно само познаёт. Если направленность на себя — доминанта, то это может дать не только солипсизм (в этом случае выходить вовне смысла нет, все внешнее непознаваемо, всё нужное уже изначально внутри), но и установку на то, что находящееся вне сознания субъекта, не является объектами. Вне субъекта иные субъекты. Субъектно-субъектное восприятие мира, пришедшее на смену субъектно-объектному, я считаю не менее важным в неклассический модели культуры, чем смена рационального иррациональным.

Конечно, «Книга непокоя» — попытка описать с помощью инструментов разума абсолютно иррациональное. Но при этом «Книга непокоя» и про то, что субъективность осознаёт наличие субъективностей вокруг, что приводит к возникновению размышлений о том, а нужен ли контакт с ними и что он может дать или чего может лишить.

Использования бинарных оппозиций — один из отличительных признаков классического подхода. На первый взгляд, у Пессоа бинарные оппозиции есть: противопоставление мечты и действия, фантазии и реальности, женского и мужского. Однако, португальский автор с помощью классического инструмента достигает неклассических целей — освещает экзистенциальную проблематику. Он демонстрирует, что жизнь может быть более глубоко описана как набор перетекающих одно в другое состояний, нежели как набор фактов. Для Пессоа белее важным является то, что личность переживает по поводу неких данностей, чем сами эти данности.

Непокой — характеристика динамичная. Это безостановочность. Это изменчивость. Это и есть жизнь, так как мертвое не меняется.

Вот и получается, что хотя герой и повторяет постоянно, что он — человек мечтаний, а не действий, человек внутренней реальности, а не внешней, но это не отменяет того, что он — живой. Герой будто бы пытается показать, как он стремится отстраниться от жизни. Но даже отстранение — движение.

Хотя разум показывает нечто (доказательство через речь своей невключенности, выпадение из жизненного), внеразумное показывает иное (интенсивность жизненного). В определённый момент читатель может не просто понять, но почувствовать, что Пессоа ли, его гетероним, полугетероним, лирический герой в жизнь прямо утоплен. Он — не подобие внешнего. Не внешнее его делает. Это его реакции на самого себя, реагирующего на мир, создают его.

При этом сами грани внутренней и внешней реальностей начинают размываться. Как, кстати, нивелируется граница между мужским и женским вот в этом фрагменте: «Те из нас, кто не является педерастом, хотели бы набраться храбрости им стать. Отсутствие вкуса к действию неизбежно делает женственным. Мы потерпели неудачу в нашей истинной профессии — быть домохозяйками и повелительницами, — не делая ничего, чтобы понять свой пол в этом нашем воплощении».

Конечно, я настаиваю на том, что нет прямой связи между гендером и сексуальностью, а Пессоа именно такую связь и проводит в «Книге непокоя». Однако, сложно не заметить признание того, что в структуре личности есть и Анима, и Анимус. По крайней мере, может быть. Вне зависимости от того, как автор относится к тому, что признает.

Единственная бинарная оппозиция, которой, казалось бы, Пессоа остаётся верен в «Книге непокоя» — противопоставление тела и духа. Вот даже не души, а именно духа. Например, он говорит следующее: «Мужчина– другое существо. Если ему необходимо низкое, порекомендую ему связи со столькими женщинами, со сколькими он сможет: пусть делает это и заслуживает моего презрения… А высший мужчина не имеет потребности ни в одной женщине. Для его наслаждения не нужно сексуальное обладание. Ну, а женщина, даже высшая, не вместит подобного: женщина по сути своей сексуальна».

Учитывая, что сам Пессоа выступает как существо высшее, то вот этот абзац закономерен: «Я люблю так: останавливаюсь на красивой, притягательной или каким-либо другим образом приятной фигуре женщины или мужчины — там, где нет желания, нет и предпочтения в отношении пола, — и эта фигура меня ослепляет, меня увлекает, захватывает меня. Однако я не желаю большего, чем видеть ее, и не знаю большего ужаса, чем возможность узнать ближе и говорить с реальным человеком, которого эта фигура, очевидно, представляет».

Противопоставление тела духу (то есть не чему-то, вмещающему жизненность, как душа, но тому, что вмещает разумное), а не просто душе характерно для зрелого Средневековья (стоит вспомнить Фому Аквинского). И там как раз оппозиция для понятия «тело» имело и антисексуальный характер (в той же Античности такого быть не могло). В «Книге непокоя» получается занимательно: Пессоа отдаляется от всего сексуально-телесного, но при этом само интеллектуальное (а апофеоз интеллектуального — символические системы, то есть и язык) оказывается у него чувственным.

«Слова для меня — тела, к которым можно прикоснуться, видимые русалки, включенная чувственность. Может быть, потому, что чувственность реальная не имеет для меня никакого интереса — даже в умственном плане или как мечта — чувственное желание во мне перевоплотилось в то, что творит вербальные ритмы или слышит чужие ритмы. Сказанное хорошо заставляет меня дрожать».

Пессоа живет в предельно чувственной среде, его царство духа приобретает свойства телесного. Даже наслаждение описано как пограничное: реакции тела и сознания оказываются слитыми. Таким образом, со всеми бинарными оппозициями Пессоа разделывается, не смотря на то, что они постулируются.

«Книга непокоя» стала не просто работой, которая вместила в себя все актуальные культурные тенденции, тенденции неклассический мысли. Это ещё и текст, в котором прослеживаются постнеклассические элементы.

У Пессоа было множество гетеронимов. Использование их позволяет не только выйти за пределы Я, но и собрать целостное Я, получив возможность выразить те наслоение себя, которые, являясь будто чуждыми Я, именно этим Я и продуцируются. Так или иначе, но даже тот факт, что в «Книге непокоя» Пессоа встречается с рассказчиком, а потом этот рассказчик, то есть его гетероним, цитирует на протяжении текста других гетеронимов, демонстрирует расползание автора. Но это расползание в рамках границ одного Я. Оно оказывается многогранным. Одновременно существующим и несуществующим.

Таким образом, реализуется не просто самоубийство автора (по Бланшо писать — убивать себя), но при этом и одновременное рождение в другом воплощении. Субъект одновременно стремится и к жизни, и к смерти (что усиливает идею, согласно которой гетероним «Книги непокоя» отстраняется от жизни, на самом деле погружаясь в жизнь, о чем я уже говорила ранее). Так что это перед нами? Биография без фактов, как назвал ее автор или танатография без фактов? Нам описывают жизнь или умирание? И что вообще такое жизнь?

Классическая культура искала бы однозначный ответ. Неклассическая признала бы, что любой полученный ответ относителен. Постнеклассическая скажет, что ответ — кот Шрёдингера. Это все ответы вместе. Реальность и истинность множественности.

О ком нам сообщает «Книга непокоя»? О Пессоа, всех его гетеронимах и даже о нас самих.

«Книга непокоя» — отличное произведение для тех читателей, которые готовы за афористичность высказываний и возможность стать автору партнером по интеллектуальным исканиям, простить отсутствие сюжета.

Anatoly Akhutin
Михаил Витушко
Aleksii Sviatyi
+3
Comment
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About