Слова, с которых я начну, написал Саша Соколов:
И если днём бытие освещается оловянным сиянием свыше,
то вечером — озари всё событие сам.

Они ведут меня в ночь.
Туда, где я надеюсь быть атакован крокодилом,
потому что не могу найти верных слов.
Или даже никаких слов не подобрать мне сейчас:
A crocodile attack can reveal the truth about nature in an instant.
But putting that insight into words can take years.
Val Plumwood 

И последние слова в этом неловко затянувшемся эпиграфе
произнесены моим другом Гришей Ганом, он дал мне совет:
Следуй своей неловкости.

Эпиграф — хороший приём. Он помогает мне избежать неловкости отправной точки текста. Или обнажает эту беспомощность ещё более. Пусть так. Я лишь продолжу эту беспомощность с помощью коллажа. Ибо нет текста, который мог бы рассказать тебе о

 РЕЧИ, которая была до и будет после сквозь

смирения.
перед непосильностью.

пишешь потому что надо сказать
пишешь потому что слушать некому
пишешь потому что только это и даёт вдох для ещё одного шага хоть куда-нибудь
пишешь потому что жить как не знаешь, а смерти не существует
пишешь потому что это и есть вдох
кислород черных знаков на белом
о два для выражения
непомещаемости
непосильности
внутри
одной
отдельно взятой головы
которая шире внутри
знаками черного режет белое на полосы
и нарекает их смыслами
очерчивает ими ценности
руки которых ради в гору кулаками
касания потеряны под чёрными
они сливаются с белым
они не пишутся
и не чувствуются
и если держишь безучастно даже меньше минуты 

сжимать в ритм с лёгкими
потирать воскрешать касание
не реже секунды
онемение непосильности
растворяется телом в движении.

Речь

Скажи, а что, если речь — это не носитель? Не μετά, не медиа. Вдруг речь — это отдельная субстанция, которая даже не соединена ни с сознанием, ни с бессознательным. Речь — это плесень. Она оккупирует меня, проводит в меня Язык и его ограничения. Форматирует меня. Она не про меня, а про то, чтобы говорить мною.

Речь — не искусство. Искусство идет изнутри как реакция на внешнее. Внутреннее может выбрать одну из речей чтобы выйти на этом носителе наружу. Но что, если речь оккупирует меня и не выражает меня вовсе? Вдруг она работает только из наружи во внутрь?

Речь — это труба, по которой может течь моя эмоция или моё искусство или моя беспомощность. Вдруг я ошибся, думая, что речь принадлежит мне. А на самом деле эта труба пенитрирует меня и работает в одностороннем режиме. Лишь только вливая в меня и проводя свои потоки сквозь меня.

 — Но из тебя же тоже льётся — М.

Это и создаёт иллюзию, что речь моя, что она выражает меня. Но язык то точно не мой, язык говорит мной, и его основная цель пронзить меня трубой речи. Язык входит в меня, а я полон резонаторов, зеркал, проводников и отражателей. Язык где-то оседает копотью и абсорбируется, а часть его отражается, резонирует и выскакивает наружу. И я думаю, что я себя выразил. Понимаешь? Это безумная иллюзия самовыражения.

— А что такое «ты» в таком случае? — М.

Я — это машина присвоения без органов. Вижу тело, присваиваю. Слышу слова, говорю — мои. Вижу поедающую шаурму, хочу есть. Вижу голое тело, продающее чипсы на биллборде, желаю секса под хруст чипсов. Машина присвоения не может быть равнодушной к внешнему. Она внешнее вбирает в себя и что может оставляет внутри, присваивает. Это операция захвата. Бытие Гаргантюа — поглощай пока можешь.

— А где в этом бесконечном потреблении ты сам? Ты вообще существуешь? — М.

Я не знаю существует ли подобное. В этой машине сложились определенные резонаторы, зеркала, абсорбаторы, мастурбаторы, желаторы  и пр. и это выглядит как уникальность. В каждой машине это по-своему складывается.

Это даёт иллюзию личности.

Труба языка информационными потоками пронзает тело через ротовую полость и выходит через анус. Потоки, идущие по этой трубе, сталкиваются с пронзенной машиной присвоения без органов и этот момент и есть момент "сознания". Поток не регулируется машиной и трубой тоже, это лишь точка пересечения. Операция присвоения — это нужда говорить «Я». Проявлять себя. Быть личностью. Присвоить часть потока, чтобы объявить это собой.

Вдруг речь — паразит? Единственная её цель в этом пронзании меня — заразить. Я спускаю в эту трубу свои чаяния, безысходность, любовь и ненависть. Но если язык говорит мною, то речь её первый адепт и верный механизм. И вдруг эта труба с односторонним движением? Язык вливается в меня и отражаясь во мне выскакивает речью, которая рикошетом задела твою речь, дорогая Другая. И это ли диалог? А что такое понимание в этом случае? Быть может, диалог состоялся на другом уровне и других медиа, но был помыслен как речевой акт, упустив тем самым другие диалогические связи. И вдруг они более критичны для диалога, чем речь?

Если я насадка на коммуникационной трубе, то с ними со всеми всегда говорили не мои вандерленды, не мои множественные ЯЯ. Там был лишь мой утренним запах из ротовой полости пронзённой трубою Речи, создавая иллюзию принадлежности этой речи мне.

после смерти ритуальное животное превращается в ещё более лучшую пиньяту, поэтому смерть ему желанна.
Майя Есакова

Ты спросишь, зачем этот трип по трубе в этом беспомощном тексте? Я напишу, скажу трубою — этот текст на самом дело о Касании. Нет касания — нет речи. Без касания нет и смерти. А значит и жизни. Это самый важный момент моего текста, дорогая Другая. Касание важнее высказывания. Без касания не будет и речи. Без этого не для кого воспроизводить речь. Не стоит вертеться на этой трубе в одиночестве. Понимаешь, дорогая прикасаемая Другая? И самое важное — мы научились этому раньше, чем словам. 

Come take it
Take as much as you want
…
Come
this is a give away poem
I cannot go home
until you have taken everything
and the basket which held it 

When my hands are empty
I will be full.
Ceremony for Completing a Poetry Reading, Chrystos

Я ритуальное животное. От чистки зубов до веры в слова и концепты. Через касание я вхожу в этот мир. Через этот же ритуал я держусь в нём. Так же жили и мои предки, я помню их ценности, переданные мне через касания. Приди, коснись меня и возьми что тебе нужно. Радикальное гостеприимство. I have already lost touch with a couple of people I used to be . Поэтому мои касания открыты. Мои восприниматоры открыты. Сначала я чувствую, а потом наблюдаю, в том числе за потоками Речи внутри моего речепровода Языков.

2022