^{Это перевод одной части «Linguistic Terrorism» из главы «How to Tame a Wild Tongue» из книги «Borderlines/La Frontiera: The New Mestiza» (1987) Глории Анзалдуа (1961-2004), политической активистки, феминистки и исследовательницы культуры чикана. Седьмая глава этой книгиLa conciencia de la mestiza. На пути к новому самосознанию была ранее переведена Мирой Тай и тони лашден.}

_{Анзалдуа создавала этот текст на испанском и английском языках с использованием слов из ацтекского языка науатль. Испанское присутствие сохранено.}

Этот текст вдохновляющий пример манифестации пиджинзации (смешивания) языков и через это восстановление достоинства колонизированных культур и идентичностей. На мой взгляд, процессы русификации подобным жестоким образом обесценивали множество языков и культур Центральной Азии, Северного и Южного Кавказа, Восточной Европы, коренных народов России. Воспринимая критично важные детали российской и советской колонизации этих пространств, мы можем вдохновляться смелостью, чёткой артикуляцией и голосом Глории Анзалдуа, чтобы лучше понимать наши контексты и находить там свои яркие голоса.

Языковой Терроризм

_{Deslenguadas. Somos los del español deficiente. Мы ваш языковой кошмар, ваша языковая аномалия, ваш языковая местижа, предмет ваших burla. За то, что мы говорим на языках огня, мы распяты вашей культурой. Расово, культурно и по языковому признаку somos huérfanos — мы говорим на сиротском языке.}

Мы чиканы, выросшие на чикано-испанском языке, прониклись убеждением, что мы говорим на плохом испанском. Что это неправильный, неполноценный язык. Поскольку мы усвоили как наш язык использовался против нас доминирующей культурой, мы используем наши языковые различия друг против друга.

Феминистки чикана часто относятся друг к другу с подозрением и нерешительностью. Долгое время я не могла этого понять. Потом меня осенило. Быть близкой с другой чиканой — это как посмотреть в зеркало. Нам страшно то, что мы там обнаружим. Pena. Стыд. Заниженная самооценка. Всё детство нам говорят, что наш язык неправильный. Многократные нападки на наш материнский язык подрывают наше ощущение себя самих. Эти посягательства повторяются и повторяются всю нашу жизнь.

Чиканы чувствуют себя скованно, разговаривая на испанском с латинами, опасаясь поправок с их стороны. Их язык не был объявлен вне закона в их же странах. Они были погружены в свой материнский язык на протяжении всей жизни; поколения, столетия испанского языка как первого. Его учили в школе, слушали по радио и ТВ, на нем читали газеты.

Если кто-то, чикана или латина, низко оценивает мой родной язык, он также недооценивает и меня саму. Часто с mexicanas y latinas мы говорим по-английски как на нейтральном языке. Даже среди чикан мы склонны говорить по-английски на встречах или конференциях. Но при этом мы боимся, что другие сочтут нас agringadas, поскольку мы не говорим на чикано-испанском в этот момент. Мы гнобим друг друга, соревнуюсь кто лучшая чикана, стремясь быть «настоящими» чикана, говорить как чикана. 

Не существует единственного чикана языка, как не существует и единственного жизненного опыта чикана.

Моноязычная чикана, чьим материнским языком является только английский или испанский — такая же чикана, как и говорящие на нескольких вариантах испанского. Чикана из Чикаго, Мичигана или Детройта — такая же чикана, как и чикана с Юго-Запада. Чикана-испанский язык разнообразен как лингвистически, так и регионально.

К концу двадцатого столетия испаноговорящие станут самым многочисленным меньшинством в США — стране, где учеников школ и колледжей поощряют к изучению французского языка, поскольку он считается более «культурным». Но чтобы язык выжил, его нужно использовать. К концу XX века английский, а не испанский, станет материнским языком для большинства чикан и латина.

Так что, если вы хотите больно задеть меня, говорите плохо о моем языке. Этническая идентичность — это вторая кожа языковой идентичности:

я — это мой язык.

Пока я не научусь ценить свой язык, я не смогу принять и ценить себя. До тех пор, пока я не признаю нормальность чикана-техасско-испанского, текс-мекс и всех других языков, на которых я говорю, я не могу признать нормальность самой себя. Пока я не смогу свободно писать на двух языках и переключать коды без необходимости постоянно переводить, пока мне придется говорить по-английски или же по-испански, хотя я бы предпочла говорить на спанглише, и пока я буду вынужден приспосабливаться к англоговорящим, вместо того чтобы они приспосабливались ко мне, мой язык будет ненормальным. 

Я больше не буду стыдиться своего существования. У меня будет свой голос: коренной, испанский, белый. У меня будет мой змеиный язык — мой женский голос, голос моей сексуальности, мой поэтический голос. Я преодолею традицию молчания.

Мои пальцы
лукаво двигаются по твоей ладони
Как и все женщины, мы говорим кодами …
 — Мелани Кей/Кантровиц