Как известно, в Театре.doc на Казакова 8/3 открылась площадка СНТ, то есть Союза независимых театров. Там много событий происходило в конце 2019 года, но самое, пожалуй, экзотическое — однодневный фестиваль «Секс против гендера», придуманный и реализованный комиссаром «Трансформатора» Всеволодом Лисовским. Шоу состояло из трёх перфомансов: знаменитые «Вакханки» и две премьеры — «Секс как утопия» и «Покажи сиськи!». Первые два срежиссировал комиссар, а третий — Александра Пяткова.

1. «Вакханки» Еврипида классический текст, который можно предварить эпиграфом из песни Бориса Гребенщикова:

Пока вдруг у тебя на пути не возникнут три сестры: У них кудри — как шелк, а глаза — как чайны блюдца. У них семь тысяч лет без пардонов, без мерси. У них сердце внутри, они плачут и смеются. Загляни им в зрачки — и скажи прощай-прости. Три сестры, три сестры черно-бело-рыжей масти. В том далеком краю, где не ходят поезда. Три сестры, три сестры разорвут тебя на части. Сердце — вверх, ноги — вниз, остальное — что куда.

Конечно, спектакль в глазах смотрящего, и мало что напомнило о Еврипиде, разве что текст на стене и телах. Но «дух» древней мистерии, что самое удивительное, остался, хотя и в совсем ином виде. А что, не хуже Марины Абрамович питомцы Лисовского. Выходят обнажённые вакханки и вакханты, пробуют увидеть Диониса, и по-детски, по-доброму, бесстыдно принося Пенфея в жертву. Причём молча, как в фильме Пазолини «Медея», где девушку разрубили жрецы Персефоны, и окропили лозу, дабы виноград стал угоден Дионису. А у нас что, ни оргий вам, ни стонов вакхических, ни криков жутких, ни раздираний зверей и детей на мелкие кусочки. Но отбрасывание механического стыда уже подвиг, имея в виду автоматичность победившего пластмассового мира. Кстати, мне непонятен Дионис. Кем он Великой матери приходится? А на сцене, по большей части, Алексей Юдников в торжественной, несуетливой роли Диониса. Но бывают и другие в этой роли. Нам бы всем стать Дионисами.

Я понимаю, что культ матерей был в каждом племени и народе, причём тёмный, жуткий и секретный культ. Мефистофель у Гёте боялся к матерям спускаться во тьму. Конечно, ведь приносили в подарок Кибеле и Кали не только гениталии, но и головы. Наши скопцы 19 века — бледная немочь по сравнению с тем, что творилось у греков и индусов. У Томаса Манна в «Волшебной горе», любимой книге Лисовского, есть эпизод ужасающего сна. Лыжник замерзает в лесу, ему грезятся солнечные, белоснежные колонны древней Греции, мать с дочерью собираются на ритуальную, страшную охоту. Сновидец не решается заглянуть за угол, увидеть, что делают мать и дочь. Как и некто в «Малхолланд-драйв» не может заглянуть за угол кафе, чуя смерть от ужаса. Таков инициатический кошмар вакханалии. Причём Дионис — родоначальник опьянения от искусств, вино насквозь символично, что понимали суфии, кружась в экстазе. Но сначала народный хоровод, потом суфии.

А почему, собственно, кошмар? Видимо, древние знали, что производство потомства — уже не жизнь, но смерть, изгнание из рая. Наверное, телесная жизнь такая штука, что в пароксизме, глубине, эйдосе, на самой напряжённой вершине, она способна превратиться в Диониса. Зачем? Чтобы настрогать дудок и отвлечь искусством от размножения и клонирования? Непонятно. Мы думаем, сверх-оргазм есть цель оргии, но цель — вторгнуться в мир мёртвых. Иначе, зачем Агава разорвала на куски сына?

Женская стихия настолько самодостаточна, что если вакханки кружатся хороводом, вихрь не пропускает вовнутрь вообще ничего. Мы, зрители, отчётливо это ощущаем. Единственно мужская позиция вакхантов в этой ситуации — стоически терпеть удары, шлепки, укусы, раздирание. Это невероятно, но любой зритель, при желании и напряжённом внимании может ощутить себя Пенфеем, подсматривающим за тайным ритуалом принесения в жертву себя самого, любопытного Пенфея. Такой двойной сон видит замерзающий лыжник у Томаса Манна в «Волшебной горе». Такие ритуалы показывает Пазолини в «Медее». Но здесь-то не буквы, не кино, а реальные вихри древней женской силы, по сравнению с которой всё мужское — сугубое детство.

Другое важное наблюдение — тела перестают быть телами при их близости к наблюдателю. Тела вообще настолько странные, что можно ощутить чужесть всему телесному. Мы говорим «Я», когда не знаем ни о чём телесном. Возникает чёткое ощущение, что ярость, вожделение, страх, ненависть, любовь и прочее мало связаны с биоморфами-телами. Мысль тем более к физическому телу не имеет касательства — намного дальше от тела, нежели стихия чувств. Вот и причина ненависти женского к мужскому — разная степень поглощённости «Я» телом. Женское «я» мало поглощено биосом, оно больше в связывающих людей нитях, иглах эфирных, пребывает. Отсюда страсть к разрыванию Пенфея.

Гипотеза: тайный смысл мифического «раздирания тел» вакханками в том, что не было в пра-древние времена физического тела для излучающего источника чувств и мыслей, который мы называем «я». Древние чуяли острейшим образом, что биотело — тюрьма, капкан сансары. Потому и в любом трактате по йоге есть иерархия тел — для мысли и чувств существуют свои собственные, нефизические тела. Пенфей в этом смысле символ единственной, но неумолимой угрозы Дионису, свинцовое средоточие телесных энергий. А тот, кого зовут Дионис, не имеет тела и пола. Однако именно Дионис, находясь по ту сторону телесности, развивает винопитие как погружение в сансару и телесный рай. Парадокс.

Итак, вакханкой может стать любой бывший зритель, войти в хоровод, ощутить древние мифы в самом себе, телесно. А зритель узрит те самые стихийные, экстатические гримасы древнегреческого театра. Всё происходит просто, ненавязчиво, натурально, без масок. Не надо учиться актёрству, тело само вспомнит нечто странное. Что и требовалось доказать комиссару Театра.doc Всеволоду Лисовскому

2. «Секс как утопия» несёт зрителям мощный нарратив. В малом зале, на двух этажах зрителей лишают зрения, надев чёрные очки для сна. Зрители блаженно замирают, а Александра Пяткова напевает им сказки Венского леса, или Пермского, или даже Норвежского, как у японского писателя Мураками. А четыре девушки-феи обнажаются, чтобы принести этот самый нарратив. Свет был ультрафиолетовый, и я успел заметить нежно-фиолетовое тело художницы Вероники Актановой. Да, нимфы выглядели аватарами другого, счастливого мира.

Так какой такой нарратив? Нет иной утопии, кроме секса. Все технологии разработаны только для того, чтобы людям было удобно заниматься сексом. И театры тоже, для особой разновидности «секса внутренних покоев», когда мысль оплодотворяется ощущением и чувством, переполняющим хорошие спектакли. Так что мы сейчас не о любви, соединении душ, а об удобстве соединения тел физически, и органов чувств эстетически. Для этого построены тёплые зимой города, для этого Тесла открыл переменный ток и сотовую связь. Другое дело, что люди устают от городов, переменного тока и сотовой связи настолько, что им не до секса. Но это уже выходит за границы утопии.

Итак, ослеплённые на время зрители руководствуются звуковыми и тактильными ощущениями, показывают жестами нимфам, как и куда они бы хотели получить прикосновения. Понятно, что такой вид тактильности мгновенно эстетизируется, возгоняется в спокойную идею «секса как утопии». А зачем нам какие-то антиутопии?

3. Сетевая опера «Покажи сиськи!» гомерически смешна. В конце зрители ревели от восторга и, естественно, кричали — покажи сиськи! Как так вышло? Александра Пяткова, обладательница соблазнительных форм тела и голоса, вышла в тиндер онлайн, какое-то приложение mail.ru. Да, вышла легко, как герой пелевинского «Айфака», электронный следователь Порфирий Петрович выходил из фейсбука на Невский. Картинки жаждущих любви джигитов и ботаников на экране застревали, что и хорошо. А то бы лопнули животики у зрителей.

Певице помогал богатый тембрами голос второго перформера, Алексея Коханова. Он пел по либретто-онлайн, пишущегося ухажёрами в чате на экране. Сошлись два доселе непересекавшихся мира, опера и тиндер. Коханов успевал выписывать многотональным голосом арабески по меццо-призывам Пятковой, выпевающей что-то вроде — зачем вам моё тело показывать, я всех и так люблю, давайте знакомиться и я вас вылечу от похоти, зато нам будет хорошо. В какой-то момент самые умные тиндеровики с той стороны экрана стали догадываться о чём-то странном, и страшно ругаться, что добавило огня и хохоту зрителей.

Всё действо насквозь импровизация, а соавтор идеи Андрей Карасёв, обладатель «Ники» за музыку к «Овсянкам», импровизировал на пианино. Интересно, что я подумал — ну, это минут на семь, а потом профессиональные тиндеровики поймут и выйдут из чата. Но шоу продолжалось целых полчаса, зато потом сайт знакомств Александру забанил! Не далась утопия сетевым посетителям тиндера, актриса только голос показала. А зрителям «площадки 8/3» сполна утопия-комедия досталась. Здесь интересно неравенство сторон: мы видели весь контекст, а посетители тиндера на своих гаджетах видели только фрагмент. Но если красивые актрисы начнут выходить в тиндер со сцены, тиндер неизбежно станет театральным совриском, использующим метод «фраги», фрагментации. Тиндер возгонит поиски секса на эстетические высоты и тоже станет утопией.