Первый фильм Эггерса был также обращен к прошлому, к тому, как Мистическое, или, как написал бы Лавкрафт, Мистическое, укладывалось в верованиях и обычаях небольшой локальной группы. В этот раз речь о субъекте, об одиноком, озлобленном, виноватом субъекте.

Я не буду разбирать сюжет. Тут действительно можно покадрово расписать, но зачем? В общем, Маяк это о вине, о мистическом, о нечеловеческом. Главный герой, а он здесь действительно есть (несмотря на то, что фильм строится в связи двух персонажей (их немножко больше в итоге [или меньше, как вам удобно]) очевидно бежит от своего прошлого.

Оговорюсь, что фильм я ждал давно, поэтому прочитал сценарий до его выхода в хорошем качестве. Там открыто заявлялось, что герой бежит от прошлого, да и в фильме это видно сразу. Герой Роберта Паттинсона озлоблен, немного закрыт (настолько, насколько был бы закрыт ваш собутыльник, который недавно совершил нечто непоправимое), совершенно на первый взгляд рационален.

Он приезжает в качестве помощника маяка на четыре недели, само собой узнает о том, что прошлый помощник сошел с ума, потом умер и все такое, здесь довольно простая история, если раскладывать ее четко и по полочкам.

Герой Паттинсона не пьет, до определенного момента остается вежливым, ровно до тех пор, пока то, от чего он бежит, не начинает пересекаться (не в каком-то смысле, что прошлые события нашли отклик в текущих, нет), а правильнее будет сказать повторяться (и это опять же не повторение прошлых ошибок), скорее некоторые элементы прошлого, этой поглощающей слизи, начинают втекать в довольно однотипную, скучную, повседневную рутину.

Повторение здесь играет значительную роль, так как герой Паттинсона не то что бы не знает кто он, в данном случае вообще не имеет значения, знает он или нет, он сразу в нескольких состояниях сразу — в ловушке, на свободе, в полном помутнении, в здравом рассудке. Преследующие его мистические символы перетягивают его, как собаки перетягивают мясо, «россказни», в которые он казалось бы не верит, выворачивают его наизнанку, в определенные моменты его субъектность полностью рассеивается, поддаваясь ловушкам, которых, вероятно, и нет вовсе.

Эггерс в определенном роде ставит здесь вопрос — что первично, безумие или вера в потустороннее, а лучше будет сказать нечеловеческое. Помощник сходит с ума из–за нечеловеческого или нечеловеческое — плод его воспаленных фантазий. Нечеловеческое здесь как раз — истинно главный герой. В данном случае все по предписанию Юджина Такера, кроме самого нечеловеческого, тут оно все же больше в потустороннее, а так — щупальца, спирали, жижа. Герой Паттинсона убегает в любое состояние, будь то безумие или холодные океанические щупальца мрака, от своей вины, создает (или действительно видит) совершенно нечеловеческие сущности, холодные и лживые.

Происходит ли ожидаемый катарсис? Возможно. Приносит ли он то облегчение, что должен? Очень вряд ли.

Заключая, Маяк — это потрясающее кино, вдохновленное weird-хоррором, моряцкими историями, и, пожалуй, никем, кроме Эггерса снято быть оно не могло.