Список заключенных или преследуемых представителей крайней левой в Германии, Франции, Италии, Греции, Португалии и по всей Европе продолжает расти впечатляющими темпами. В Германии казнью заключенных из Стамгайма[1] было восстановлено смертное наказание, но скрытым образом, поскольку казнь, по-видимому, была поручена неофициальной правительственной полиции. Во Франции, вопреки законам об экстрадиции и политическом убежище, правительство выдало адвоката Клауса Кройсента[2] немецкой репрессивной машине, а Жискар д’Эстен предложил создать "европейское правовое пространство".

Насколько высоко поднимется эта волна репрессий? Означает ли это возрождение фашизма? Является ли это временным явлением, которое можно остановить противоположным подъёмом европейских левых? Происходят ли текущие наступления в Европе исключительно по указанию германо-американского капитала? Левые общественные мнения часто оправдывают себя историческими аналогиями, но они не всегда понимают природу сегодняшних столкновений. Сегодня невозможно думать о международных и национальных отношениях в терминах независимых правых и левых блоков. Во всех областях разрабатываются новые формы международного диалога. Пока транснациональные корпорации и лобби манипулируют правительствами и профсоюзами, появляется новый тип интернационализма, например, благодаря экологиям, национальным движениям (баскским, бретонским, ирландским и другим). Новые политические сцены предполагают новые цели и альянсы, которые мало связаны с традиционными политическими стратегиями последних десятилетий. Важно, что современные проблемы возникают как на глобальном, так и на микроскопическом социальном уровне: вопросы образа жизни, поведения, проблемы, касающиеся женщин, сексуальных меньшинств, наркотиков, сумасшествия и экологии, начинают играть важную роль в политической борьбе на разных уровнях.

Большие политические и профсоюзные формирования далеко не всегда берут на себя полную ответственность за решение такого рода проблем, и в настоящее время нет оснований полагать, что они это сделают. Тем не менее, они все чаще сталкиваются с необходимостью учитывать их, а иногда и подвергаются влиянию того, что мы называем "молекулярными революциями".

Рабочее движение, которое давно организовывалось для защиты эксплуатируемых от капитализма, сможет ли оно объединиться с этим новым типом социальной революции? Представляет ли оно собой новый тип консерватизма, который тоже нужно преодолеть? Если возможен союз между традиционными формированиями и движениями, пытающимися организованно выразить эти новые проблемы, как будут работать взаимные влияния? В сторону кооптации, бюрократизации маргинальных движений? В сторону подлинного переосмысления старых политических и профсоюзных структур. Было бы слишком просто ограничиться ответом: «Каждому — своё дело! Экономика и политика — профсоюзам и партиям, а повседневная жизнь и коллективное желание — новым массовым движениям!» Сегодня невозможно чётко разграничить, что относится к требованиям о доходах, а что — к политическим и микрополитическим вопросам.

Таким образом, было бы совершенно недостаточно считать, что единственными движущими силами текущих трансформаций являются последствия глобального кризиса, эволюция рынка сырьевых товаров, рост новых экономических сил в третьем мире и реструктуризация капитализма на международной арене. Топ-менеджеры капитализма прекрасно осознают опасность, которую представляет этот новый тип социальной революции. В ответ на экономическую дезорганизацию, связанную с глобальным кризисом, и на эти «молекулярные революции» сегодня в Европе предлагаются различные модели авторитарной демократии, и именно на фоне этого усиливается волна репрессий. Какой социализм или какой евро-коммунизм будут или не будут совместимы с государственными машинами, которые лучше всего интегрированы в международный капитализм? Могут ли коммунисты и социалисты, как и раньше, быть лучшими защитниками установленного порядка и лучшими агентами заговоров, связанных с социальными потрясениями? Картер, Брежнев, Шмидт, Андреотти, Жискар д’Эстен и Миттеран, разве все они разделяют одинаковую точку зрения? В сущности, это всего лишь вопрос нюансов оценки, прежде всего, связанных с местными условиями.

Следует быть чрезвычайно близоруким, чтобы не увидеть, что рано или поздно все развитые индустриальные общества — СССР, США, Япония и капиталистические общества старых европейских стран — движутся к одному и тому же типу тоталитарной системы. Их способы производства, основанные на эксплуатации и сегрегации, их основные цели, которые не позволяют гармонизировать различные стремления, выражаемые внутри этих обществ, приводят к тому, что государство занимает доминирующую роль в ряде ключевых областей. Таким образом, государство становится одновременно:

— местным механизмом настоящих центров принятия решений международного капитализма,

— посредником между различными фракциями местной буржуазии и бюрократии,

— посредником множества векторов подчинения индивидуумов для интеграции их в коллективную рабочую силу, существующие производственные и социальные, домашние, сексуальные отношения и т. д.

В таком режиме государственная власть становится совсем другой по сравнению, например, с эпохой Ленина. Она теперь неразрывно связана с системами обучения и участия народных масс. Можно даже считать, что сегодня существует своего рода репрессивный континуум между государственной властью в традиционном смысле и партиями, профсоюзами, средствами массовой информации, социальной сегрегацией через школы, психиатрию, досуг, спорт и всем коллективным оборудованием.

Наряду с системами подчинения через систему заработной платы, буржуазную законность, полицию, армию и т. д., государственная власть опирается на системы отчуждения. Это означает, что индивид не только передает власть различным органам, но и сам создает способы подчинения, которые становятся доминирующими нормами, требующими контроля и подавления. Все чаще рабочее движение и массы призываются к участию в этих усилиях по нормализации. (Например, в Италии Итальянская коммунистическая партия призывает рабочих участвовать в разоблачении неконтролируемых элементов).

Помимо жестокой репрессии, осуществляемой государством, существует более мягкая, но также более систематическая и обманчивая репрессия, пронизывающая всё общество. Маргинальность сама по себе оказывается под контролем власти; например, во Франции госслужащие занимаются вопросами экологии, наркотиков, положения женщин, проституции и т. д. Конечно, "использование силы" продолжает существовать и даже усиливается, например, в тюрьмах, с применением методов сенсорной депривации и других техник, направленных на ликвидацию личности заключенных или же прост на просто ликвидация заключенных, как это было в Германии. Но власть надеется прибегать к таким и более жестким методам — только в крайних случаях, особенно когда речь идет о тех, кто больше не воспринимает свою маргинальность как факт, с которым они пассивно соглашаются, а как социальное состояние, результат общества, с которым они намерены бороться.

В таком контексте власть обращается к интеллектуалам, кинематографистам, художникам и журналистам, чтобы они безоговорочно приняли участие в защите социального порядка. Растущее значение, которое средства массовой информации придают этим людям, на самом деле обязывает их интегрироваться, каждому по-своему, в большинство консенсуса, который является основой всей системы. Следует отметить, что этот процесс набора часто осуществляется по инициативе лидеров левых сил (что особенно ярко выражено в Италии).

В этой гонке за интеграцию что станет с революционными ультралевыми движениями? До сих пор кажется, что основная их деятельность по-прежнему зависит от традиционных левых сил. Например, во Франции многие надежды возлагаются на возможную победу Коммунистической партии и Социалистической партии на выборах, от которых они ожидают создания более благоприятных условий для социальных движений. Как минимум мы можем сказать, что они, вряд ли готовы трансформироваться и адаптироваться к новым формам борьбы, которые мы предлагаем!

Эти шаги пока неустойчивы и слабы, часто направлены на сохранение юридических прав, прав на политическое убежище и т. д., а также на более наступательные действия для завоевания новых пространств свободы (например, свободных радиостанциях). Возможно, становится реальной идея создания системы связи, а возможно, и координации между ними, и уже можно говорить о «Движении» не только на региональном и национальном, но и на международном уровне.

Методы работы комитетов связи между маргинальными группами и различными революционными движениями в Мадриде, Барселоне, Бургосе, направленные на борьбу с реакционным законом о социальной реабилитации, указывают на интересное направление. Здесь речь не идет — это само собой разумеется — о посягательстве на автономию феминистских движений, движений заключенных, гомосексуалов, наркозависимых, сквоттеров и т. д. Задача заключается в выработке минимальных общих целей, создания "трансверсальных" систем коммуникации и улучшении взаимопонимания между разными группами.

В этом духе во многих европейских странах пытаются создать комитеты связи против репрессий и за новые пространства свободы. Эти комитеты не ставят перед собой задачу разработать международную программу борьбы или направлять массовые акции в масштабе Европы. Их цель намного скромнее и конкретнее. Они планируют:

1.    наладить связь между различными коллективами на национальном и международном уровнях. (Например, объединение различных специализированных коллективов свободных радиостанций через европейскую координацию, альтернативное пресс-агентство или установление контакта между группами, поддерживающими заключённых).

2.    распространять информацию и размышления о развитии репрессий в Европе (например, связь между разными формами репрессий и развитием классовой борьбы, новыми формами вмешательства государства и т. д.).

3.    оказывать непосредственную поддержку через ассамблеи, встречи, дни изучения, национальные и международные собрания, поддерживая инициативы, которые способствуют расширению информированности по этим вопросам (не исключая при этом действий практической солидарности).

4.    привлекать внимание международного сообщества к особо вопиющим случаям репрессий. (Например, создание международной комиссии для их расследования).

Встречи в Болонье в сентябре 1977 года продемонстрировали, что можно успешно организовать массовый международный обмен опытом. Встречи во Франкфурте в июле 1978 года могли бы стать следующим шагом, если бы позволили различным компонентам Движения собраться, работать и жить вместе без внешних вмешательств (речь не только о вмешательстве полиции!). Только на основе собственных ритмов, уровней сознания и языков может развиваться сеть обмена, открывающая новые перспективы для общей борьбы. Надо повторить: речь не идет о создании "общей программы" между различными маргинальными группами, меньшинствами и революционными движениями! Вопрос стоит в том, чтобы привести в действие и сделать эффективным то, что возможно в этом направлении сегодня, и только.

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО НЕКОТОРЫМ ИТАЛЬЯНСКИМ ДРУЗЬЯМ

Больше, чем когда-либо прежде, политические и социальные проблемы Италии и Франции решаются на европейском и глобальном уровне. Репрессии становятся международными. Как и в худшие дни холодной войны, США диктуют свое поведение итальянским политикам. Учитывая это вмешательство, уход в национальные границы никуда не приведет! Вместо закулисных сделок нам нужен максимально широкий общественный диалог. Со своей стороны, я призвал бы итальянских интеллектуалов участвовать во французских политических вопросах, а также инициировать международное обсуждение ситуации в Италии.

Еще одной причиной моего внимания к репрессиям, обрушившимся без разбора на активистов и теоретиков итальянской "Автономии", стало то, что Тони Негри — мой друг, и я хочу поддержать его в это трудное время. Я считаю обоснованными его заявления о том, что он сделал все возможное, чтобы предотвратить распространение террористических групп, вдохновленных "Красными бригадами". Я убежден, что его влияние на революционно настроенных ультралевых Франции помогло избежать аналогичных явлений у нас в стране.

Насилие в Европе растет на фоне социального и экономического кризиса. Первая волна насилия исходит от капиталистического пересмотра, обрекающего миллионы семей на нищету и подрывающего важные отрасли экономики. Власти арестовывают сотни молодых рабочих и студентов, протестующих против навязанных условий, тогда как крупные мошенники остаются на свободе (например, вспомним дело компании "Локхид"[3]). Сегодня целые регионы Италии и Франции постепенно теряют свою сущность. Крупные левые силы, включая компартии Италии и Франции, бессильны перед этим развитием. Разве удивительно, что тысячи молодых людей тянутся к отчаянным действиям? Коллапс Исторического компромисса в Италии и Французской Программы Коммун [4] привел к глубокой деморализации различных авангардов европейской экстремальной левой. Значит ли это, что пришло время встретиться с властью государства с оружием в руках? Действительно, мы не можем надеяться изменить исключительно мирными средствами буржуазные и бюрократические институты, усиливающие репрессию эксплуатации, что, возможно, приведет к настоящей катастрофе! Но попытки создать небольшие подпольные группы городской партизанской борьбы лишь усилили реакцию и сплотили массы вокруг традиционных политических партий.

Таким образом, речь идет не о принципиальном отказе от всего насилия, а о разработке эффективных форм насилия, которые изменят социальные отношения власти в революционном направлении и запустят подлинные динамики освобождения. Насилие является законным, когда оно исходит от рабочих, женщин и молодежи, борющихся за изменение своего положения. Оно перестает быть законным, когда его совершают догматичные группы, чьей основной целью, помимо жертв, является воздействие на СМИ.

Сегодня полицейские репрессии и кампания лжи в радио и телевидении сосредоточены на тех активистах, кто наиболее ясно осуждает тупик насилия со стороны государства и террористических групп, пытаясь найти новые формы действия. Все, кто знаком с этим вопросом, прекрасно знают, что Тони Негри и его товарищи не имеют никакого отношения к Красным бригадам. Но используя их как козлов отпущения, власти надеются отвлечь внимание от социального насилия. Это худший вид политики, схожий с политикой терроризма.

Еще несколько лет назад в Франции и Италии проявилась большая надежда на перемены! Что сделали с этой надеждой коммунистические партии и крайне левые в этих странах? Первые еще глубже погрузились в политику демобилизации и компромиссов, вторые так и не смогли выйти из своего идеологического и социального гетто. Власть в Италии постарается максимально использовать эту ситуацию, пытаясь провести конституционные реформы, чтобы «привести Италию на уровень Европы», но на самом деле ликвидировать народные завоевания последних тридцати лет. Однако ничто не предрешено. Все еще зависит от того, сможет ли левая и крайняя левая партии выйти из своей апатии. Терроризм в Италии — это серьезное явление, опасное на многих уровнях. Но это не главный вопрос! Терроризм исчезнет, когда массы начнут двигаться к ясным целям. Мы не должны позволять ничему отвлекать нас от поиска путей и средств для необратимой социальной трансформации, без которой мы войдем в эскалацию страха и отчаяния на совершенно новом уровне.

[1] Заключённые из Стамгайма —ключевые члены группы "Красная армейская фракция" (RAF), такие как Андреас Бадер, Гудрун Энсслин и Ян-Карл Распе, которые погибли в 1977 году в тюрьме Стамгайм. Их смерти официально были признаны самоубийствами, однако многие подозревают, что их убили тайно, и эти события стали предметом значительных политических споров и теорий заговора, связанных с подозрением на экстрадицию и попытки скрыть правду о казни.

[2] Клаус Кройсент — немецкий адвокат, известный своей защитой членов крайне левой группы «Красная армейская фракция» (RAF), включая Андреаса Баадера и Гудрун Энсслин. В 1977 году он был арестован и экстрадирован в Западную Германию за содействие участникам RAF. Его экстрадиция вызвала политические споры и стала частью более широких усилий по борьбе с левым терроризмом в Европе.

[3] Дело "Локхид" — крупный коррупционный скандал 1970-х годов, связанный с американской корпорацией Lockheed. Компания была уличена в подкупе высокопоставленных чиновников по всему миру, чтобы добиться контрактов на поставку своих самолетов.

[4] Программа Коммун (Programme Commun) была политическим соглашением во Франции в начале 1970-х годов между Французской Коммунистической партией (ПКФ), Социалистической партией (СП) и Левой радикальной партией. Ее целью было создание объединенной левой коалиции для борьбы с доминированием центристов и продвижения социально-экономических реформ. Программа включала национализацию, экономическое планирование и социальную справедливость. Однако она в конечном итоге распалась из-за внутренних разногласий и внешних давлений.

Исторический компромисс (Compromesso Storico) в Италии был политическим соглашением, предложенным в 1973 году лидером Итальянской коммунистической партии Энрико Берлингером. Оно предполагало сотрудничество коммунистов и христианских демократов для стабилизации политической ситуации и решения экономических проблем, снижая радикализм с обеих сторон. Однако компромисс не был реализован, так как политическая и экономическая ситуация в Италии ухудшалась, а экстремистские группы усиливали свои действия.