Скептически отношусь к крестам, но временами они бывают правы.

Русские православные попы говорят: жена проверяется бедностью мужа, а муж — болезнью своей женщины.

Кажется, попы где-то подглядывали. Фабула во многом достоверная, хоть и упрощённая. Сама по себе она не даёт никаких решений.

Большинство из тех девушек, с кем я встречался, были ментально больны, поэтому я не выдерживал и сбегал от них. Потому что сам всю жизнь был болен и травмирован. На какое-то время нас сводил совпадающий диагноз — вера в романтическую любовь.

Наши сношения происходили в застенках невидимого дурдома. Это когда двое людей пытаются доказать, что они не такие, как их родители, и практически всегда проигрывают.

Здоровые девушки со мной не задерживались: им нужен был мужчина, а не арт-проект о страданиях. Они отвергали меня, заявляя, что я не способен их обеспечить. Я отвечал: «Зато я могу обеспечить отсутствие стабильности. Я не парень, я — инсталляция о кризисе смысла».

Впрочем, сам я с рождения верил в свою уникальность и потенциал, просто никто никогда не хотел в меня инвестировать.

Не всегда расставания для меня были лёгким делом. Я старался как можно решительнее отрезать от себя очередного экс-партнёра. Как ампутация, только врач — ты сам, и всё происходит без наркоза. Это вроде бы естественный ход вещей, но и злая ирония любви.

Попы правильно говорят, но ограничено. Эти-то женаты на Боге — а тот, как известно, не потребует развода или алиментов. Моя же нищета была настолько искренняя, что даже они бы сказали: «Такого смирения мы не ожидали». Мне оставалось только принятие: бедность — не порок, а жанр. Главное — найти соавтора, который оценит твой нарратив.

Думаю, в той культуре, которой я стал поклоняться, первым был Кнут Гамсун. Великий норвежец, его сравнивают с Фёдором Достоевским. Но Фёдор, при всём своём величии, не далеко ушёл от попов, а Кнут совершил этот разрыв и сделал это успешно. Он вскрыл фальшь благородства творца и сделал это не за чужой счёт, а за свой.

Герой его «Голода» демонстрировал предельную искренность, не стеснялся и не поэтизировал свои слабости. За ним стояла глубокая психологическая правда о человеке. Это была революция духа. Если совершить мысленный эксперимент, который академистам, конечно, покажется кощунственным, то можно вообразить, как жил безымянный герой Кнута Гамсуна с момента его пришествия в свет и до нашего времени.

После своих голодных скитаний в Христиании и русского торгового корабля он записался добровольцем на фронт Первой мировой, где, видя весь ужас бессмысленной войны, терял веру в человечество, изрыгая из себя потоки желчи, озаглавив свои злоключения «Путешествием на край ночи». Затем становился иждивенцем своих парижских друзей, светил фонариком на женское влагалище, сокрушаясь потом о его непреодолимой простоте в «Тропике рака». Сепарировался, эволюционируя в вора-гомосексуала, онанируя под одеялом на таких же, как он, но более дерзких преступников в «Богоматери цветов». Стрелял в жену, пытаясь повторить подвиг Вильгельма Теля, уходил в героиновый ад «Голого завтрака», в гомоэротическую истерику «Вопля». Искал Бога «На дороге». Он работал на «Почтампе» и постоянно бухал. Бухал до отчаянных белок в поезде «Москва–Петушки». Ехал через пустыню Невада на большой красной акуле в «Лас Вегас», имея с собой немыслимый запас всевозможных наркотических средств. Пиздострадал о бывшей жене в Нью-Йорке, сосал у негра, терзался обмазавшись собственной спермой и кровью, представляясь миру «Эдичкой». На пороге миллениума снова сидел «На игле». И чуть позже, ополчившись на общество потребления, подорвал пару небоскрёбов со своим подпольным клубом с Бумажной улицы.

Гамсуновский безымянный герой подобен пьяному, потерявшему привычные ограничения, который наговорил всего: открыл свои симпатии и антипатии, страхи, слабости, заблуждения и надежды. После таких моментов к недальновидному человеку приходит только похмельный стыд. Кнут же увидел в этом возможность очищения. Сорвав свою социальную маску первым, он увидел и подлинные лица других.

13 октября 2025