я хочу поговорить с вами о шизоанализе. я буду говорить о шизоанализе так, как только и могу о нём сказать, пусть и кажется, что я о нём ничего не знаю. я, всё равно, буду говорить сейчас, так как если я и буду когда-то говорить о нём вновь, это будет иное.

я ничего не знаю о шизоанализе, не только потому, что, как кажется, о нём и невозможно ничего узнать, так как его не существует. я имею в виду не то, что о нем нет текстов, а то, что в актуальности, в моей актуальности, нет ни единой причины шизоанализу существовать, кроме этих самых текстов передо мной, которые я не умею читать. быть может тексты не единственная причина? есть же и то, что откликается текстам, но так ли оно связано с шизоанализом? оно — моя жизнь. 

так ли оно связано с шизоанализом? я ничего не знаю о шизоанализе, я не понимаю что это. я только обладаю интуицией, что этот концепт мне необходим. и вовсе не обязательно, что он необходим мне именно так, именно в той форме, в какой он необходим гваттари и делёзу. делёз писал, что быть последователем того или иного философа, значит испытывать необходимость в его концептах, и в этом смысле, да, может я и последователь гваттари и делёза, но это не значит, что из философа нельзя брать фрагменты, это не значит, что я со всем согласен. я просто многого не знаю. 

концепт — это фрагмент. имя концепта — ещё один фрагмент. я говорю, что “шизоанализ” и есть то имя, которому откликается нечто, нечто, чем я являюсь. и это совпадение, однако необходимое. 

говорить нужно для того, чтобы что-то создать. я хочу создать то, что уже существует, то что существует, как шизоанализ, но это не значит, что шизоанализ, как нечто готовое и предсуществующее — это и есть то, что откликается на его призыв во мне, он отличен от этого призыва. 

отсюда я вижу два возможных подхода, два вопрошания. я хочу знать — что такое шизоанализ? знать именно в смысле “создать”, создать у себя понимание, понятие, но без большой заботы о том, что этим понятием хотели сказать авторы. я выступаю против логики выражения.

и я хочу знать — что откликается во мне на этот призыв? понимая, что понятием шизоанализа я не обладаю, но творю его тогда, когда откликаюсь ему. 

я спрашиваю, как же о чём-то можно что-то сказать?  

быть может мне нужно время, нужно больше знания, лучше разобраться в том, о чём хочется говорить? но сколько можно ждать? я знаю, что я всегда не готов. что там шизоанализ? спросите меня об аристотеле. аристотель — это слепое пятно. это блик, отсвет, заливающий глаз и оставляющий ни с чем. я ничего не скажу вам об аристотеле.

но ведь как-то я говорил? когда-то я говорил и об аристотеле. 

я знаю другое. я знаю то, за что могу сказать. 

арто писал ривьеру: я не могу мыслить. мне кажется, что я понимаю арто. я тоже не могу мыслить, и свидетельствование этому вы читаете, но ведь и вы скажете: я тоже понимаю арто! 

а кто его не понимает? арто, ну куда без арто? он же наш любимый безумец. и вы думаете, что понимаете арто, тогда, когда выступаете, как интеллектуалы, как знающие, как популяризаторы нонконформизма. вы думаете, что понимаете арто, это и говорит о том, что вы не понимаете его, вы не можете помыслить арто. вы не можете помыслить. 

значит ли это, что вы понимаете? 

я не могу мыслить — это не то же самое, что и слова сократа о знании того, что ты не знаешь. 

я знаю, что ничего не знаю — это слова блаженного. слова самозабвенного наглеца. это вязкие скрипы пустобреха детерминиста, который совершает выбор, знает об этом, и цинично топит окружающее и себя в галлюцинозе предопределенности.  

я не могу мыслить — значит, я не могу выразить даже то, что я знаю о своём незнании. 

я не могу мыслить — значит, что язык не то средство, которое мне подходит, но я не обладаю другим. 

я знаю, что я не знаю — это кататония и наслаждение. 

я не мыслю — это крик, взрыв,  jouissance. 

парадокс того, что арто прекрасно описывает своё не-мыслие, отмечает и сам ривьер. 

делёз пишет о том, что философ — это тот, кто кричит. 

тогда очевидно, что философ — это арто, а не сократ. 

быть может поздний арто — в большей степени.

крик — это граница между словом и вещью, словом и телом. это и символ и поток интенсивности, точнее то, что проявляется между ними. крик — это концепт. 

драма арто в том, что он оставался мистиком, пожалуй, до самого конца. мистика арто — это идея выражения. он не мог мыслить оттого, что для него мышление было связано с выражением. арто проводит связку языка, мышления и выражения, отчего оказывается проклят. так как язык не предназначен для выражения. так как сама идея выражения является призраком, сводящим с ума. выражение подразумевает трансцендентное. кошмар быть куклой, которая осознает, что карлик плохо играет. 

а чего мы хотим? мы хотим отказаться от языка, чтобы выражалось невыразимое? или мы хотим мыслить? тогда, чтобы мыслить, нам нет нужды отказываться от языка, мы должны прочувствовать непригодность языка для выражения, но сохраняя связь языка и мышления, мы должны сказать, что мышление — это особое состояние языка, но не то, что связано с выражением. возможно выражение и существует, но оно промахивается мимо мышления. 

о каком мышлении тогда говорю я? 

о том, которое и бросается навстречу неведомому, тому, которое имеет имя шизоанализ. что это? очевидно, что внутри философии гваттари и делёза вопрос “что?” — это плохой вопрос. 

я много лет изучал психоанализ, я проходил психоанализ, я был на месте аналитика, и теперь я оказался тут. тут, где я не могу сказать, что психоанализ смог захватить меня так, как порой захватывает тех субъектов, которые и могут сказать, что что-то о психоанализе знают, но психоанализ не стал мной, а я не стал психоанализом. и где все эти годы, что я изучал его? я ничего в нём не понимаю. я перестал в нем хоть что-либо понимать, как только мой анализ закончился. это и есть свидетельство окончания анализа. 

но, быть может, кое-что я и понимаю, а анализ потенциально бесконечен. психоанализ подразумевает двоих, меня и другого, но если другого нет, то там и открывается дорога для шизоанализа. 

другого не бывает по разному. бывает, что бывают другие, а другие — уже не другой. и я не хочу, чтобы это высказывание показалось абстрактным, я говорю о том, что возможная практика шизоанализа подразумевает группу. как минимум мы можем говорить о групповых сеансах, которые проводил в клинике la borde гваттари, но что мы знаем об этих сеансах? клиника la borde существует и по сей день. там около ста пятидесяти мест, и можно оставить заявку на то, чтобы занять одно из них. ждать долго. можно уже записываться.

но зачем нам в клинику la borde? зачем нам другой?

шизоанализ существует, когда другого нет. может и в том смысле, что отсутствием другого, отсутствием вменяемой связи с другим характеризуется психоз, то есть шизофрения. 

шизоанализ для шизофреников, кажется очевидно. однако это не так. и чуть позже мы скажем об этом.

но мы говорим о группе. 

группы бывают разные. группа может быть из нескольких человек, нескольких других, но и я сам, я сам это группа. значит и двое? двое — это тоже группа. в этом можно прочувствовать разницу психоанализа и шизоанализа? в первом — двое, во втором даже двое — группа. даже один — группа.  

но разве в психоанализе двое? разве субъекты не расколоты, разве топики не множественны? 

можно сходить с ума в одиночестве — это будет шизоанализом? можно придаваться колективному забвению — это будет шизоанализом? речь не идёт только о количестве. конечно, речь идет и о бессознательном.

мне видится такое распределение сил. психоанализ, я ещё не сказал, я говорю о “структурном психоанализе”, а ни о каком другом, рьяно бьется против любой попытки протащить коллективное бессознательное, а даже фрейд висит над этой пропастью, если с особым настроем читать его работу о моисее. коллективное бессознательное — враг психоанализа, но никакой анализ невозможен без бессознательного. к примеру можно вычитать, что субъект бессознательного возникает между аналитиком и анализантом, которые и будут парой, обеспечивающей и диалектику, и всё прекрасное гегельянство, доставшееся нам от кожева., но между тремя уже нет этого субъекта. психоанализ втроем невозможен, потому что нет коллективного бессознательного. 

а что с шизоанализом? если речь идёт о работе группы? я скажу ещё раз. речь идёт не о количествах. я — это группа. двое — это тоже группа. как к этому пришёл гваттари? вероятно, что через делёза. отчаянный коллективист и социалист гваттари с детства обитающий в больших сообществах, всегда растворялся во многих., но раствориться многим, как кажется, ему помог делёз. как это могло бы быть? нет. не на самом деле. просто так. 

–гваттари, ты что, только юные неокрепшие умы бьются стайками. кучки подростков, шатающиеся по баррикадам. обрети одиночество. 

гваттари не обрёл одиночество, но последовательно совершил революцию.

я — это группа, — теперь сказал он.

это уже не старый лозунг “я — это другой”. это что-то другое., но гваттари не остался один, как группа, от коллективизма он пришел к дружбе. философской дружбе.

чтобы отличить векторы сил, отдаляющие шизоанализ и психоанализ, мы должны говорить о бессознательном так, как оно работает, а не о том, сколько его., а шизоанализ, кажется, также пуст, если мы вовсе не говорим о бессознательном. 

разница в том, что как о том и говорят гваттари и делёз — бессознательное психоанализа — это сцена., а бессознательное шизоанализа — производство. 

сцена, театр, двойник, выражение — это известная драма — ловушка арто. 

бессознательное, как сцена — удваивает. спектакль — реальность. 

производство производит. здесь нет двойственности. только многое. машины производят машины. 

и тогда, что нам делать с таким бессознательным? если оно ничего не выражает, если симптом и интерпретация здесь не имеют места? и что значит мыслить? мыслить в языке, обходя логику выражения. и помня, что язык не ограничен речью. 

откуда берётся мой вопрос о шизоанализе? 

хочется возразить. нет. шизоанализ возникает не из-за наличия невыразимого. нет ничего такого, что я не способен выразить, что требовало бы метафоры или чего-то подобного. шизоанализ это не случайное слово, встающее на место невыразимого. шизоанализ возникает из-за того, что есть то, что на него откликается. и, к слову, откликается совсем не к месту и не ко времени. ведь правда, какой шизоанализ? когда мы живём совсем в других мирах? в других? но ведь существуют и институции, продолжающие дело гваттари. чем они заняты? 

шизоанализ не актуален — вот, что я хочу сказать., но он не актуален, как определенная революционная практика, и, в то же время, вполне уместен в рамках работы с доэдипальными субъектами в рамках клиник, или, как непосредственная данность определённого типа субъективности. то есть шизоанализ не актуален как революция, но актуален как норма. норма клиники шизофрении (пусть даже такая клиника одна на всём свете, пусть десять) и норма жизни, уже может и многих. то есть шизоанализом не всковырнуть интеллектуала, хорошо разбирающегося в постмодерне. потому что он сам расскажет тебе всё что угодно, более того, указав тебе на то что ничего в шизоанализе не понимаешь. он сам ризоматичен и множественен — современный интеллектуал. и как его может взорвать шизоанализ, если сам шизоанализ уже история философии? 

конечно никто не станет шизофренировать шизофреника. в этом смысле шизоанализ, как практика лечения всегда вновь станет той или иной помощью и поддержкой, что кажется вовсе не ставится целью шизоанализа. шизоанализ не лечит. и тот анализ, который применяется к доэдипальным субъектам, на самом деле, всё тот же психоанализ, даже если называет себя шизоанализом. 

обратиться к шизоанализу можно из вопроса о том, а что же нам делать после того, как психоанализ завершен? что нам делать после того, как социализм построен? что нам делать после того, как каждый удовлетворил все свои желания? после того, как мир проиграл свой лучший сценарий? после того, как совершился страшный суд? после того, как пришла новая земля и новое небо? после всего этого, то есть уже сейчас, что же нам делать? 

шалларь говорит — станьте ангелами. уже сейчас., а чего ждать? мир ангелов и способов производства — это мир желающих машин, в которых всё же просочилось трансцендентное — это абсурд, безумие? безбрачные машины — ни мужа ни жены, ни эллина, ни иудея. шалларь и сам говорит, что его ангелы замечательно вписываются в традицию постделезианской мысли, как нечеловеческие агенты. другое дело, говорит шалларь, что эти агенты чаще всего — монстры, слизь, пыль, тьма, а почему не ангелы?

— я фантазирую об ангелах.

но разве ангелы не вселяют ужас? вы видели ангелов? они бывают ужасны. 

есть ли здесь оттенок ресентимента — вы монстры, а я ангел? является ли это христианским ресентиментом? конечно. шалларь не ангел, он и сам об этом скажет.  

может ли шизоанализ быть ангелологией? бредить же можно о чём угодно. шалларь пишет о том, что троица представляет собой эгалитарный союз. троица — это отношения равных — вне иерархии, и в этом есть основание либертарной теологии. примечательно что либертарной, а не анархистской. анархия не терпит никаких оснований. ἀν-ἀρχή. безначалье. безначалье — то есть — безосновательность. беспочвенность.

почему эгалитарный, почему не элитарный? что мне с того, что бог это троица равных, если я не бог, а он выше меня, даже если я ангел? здесь может быть и торжество элит.  

бог — это шизофреник, вот что в действительности может значит единство в трех лицах.

бог — это группа. 

но группа — это не община, это не товарищество и не союз тех, кто обо всём друг с другом договаривается. группой может быть и один, ведь бог может. и он может быть в разладе с самим собой. 

но если быть внимательнее, то разве не против любых протаскиваний бога, будет выступать шизоанализ, в словах гваттари и делёза? пусть эдип и не бог, но бог — это эдип. 

шизоанализ выступает против эдипизации, против логики означающего, но шизоанализ не возможен без эдипа, как объекта своей критики. 

я говорю о том, что чтобы согрешить, должна быть идея греха. так и психоанализ, но и не только, а так же сократ, платон, декарт, кант и гегель должны быть, чтобы был шизоанализ, как-то, что выступает их критикой., но не только. 

шизоанализ, может быть, совсем не подходит для шизофреников, которые признаны таковыми внутри клиники. с ними как раз и работают психоаналитики и психиатры. стоит различить психоанализ доэдипальных состояний и шизоанализ, который, вероятно, оказывается инструментом в руках того, кто бросает вызов эдипу, а не того, кто про эдипа не слышал ни слова, или того, кто неминуемо желает навязать тебе эдипа, пусть и под именем гваттари. 

шизоанализ занимает место того, на что откликается желание жизни, которая живет после анализа. если психоанализ — это различие, то шизоанализ различие различия, и это вовсе не тавтология, это то, что ницше мог бы сказать, говоря об оценке самой оценки. шизоанализ приходит после анализа, когда тот исчерпывает себя. если бы шизоанализ лечил, то можно было бы сказать, что он лечит от того прохождения эдипа, которое субъекту устраивает психоанализ., но шизоанализ не лечит.

желание жизни после анализа, как переоценка этой жизни, как жизнь после наступления социализма, утопии, исполнения желаний и страшного суда., но мы должны точно сказать, что шизоанализ мало общего имеет с тем, что мы понимаем под вульгарной формой фрейдо-марксизма, как будто она бывает не вульгарна. 

на шизоанализ откликается желание жизни. будь верен своему желанию, так скажет и лакан. гваттари и делёз будут писать о высвобождении желающего производства. 

можно предположить, что путь шизоанализа, как высвобождение желающего производства, имеет переклички с тем, как задолго до этого делёз описывает в своей книге о ницше концепт становления сверхчеловеком. то есть, речь идет о торжестве активных сил, свергающих триумф сил реактивных. 

всё это так. всё это, даже не зная, даже не понимая, я чувствую что могу сказать., но я становлюсь заложником представления. я подключаю образы, я всё ещё не мыслю, а выражаю.  

сверхчеловек порывает с родом, хотя род и является условием возникновения такого человека. сверхчеловек способен забывать, он играет с причинами, а не рыдает над ними. он безумен и радостен. 

может безумие ницше — это результат шизоанализа, который ему устроил делёз? 

активные силы, концепты, множественности — являются силами анархии, так как порывают с архе, с родом, с причинностью. анархия это в первую очередь безначалье. концептуальная безосновательность. договор является эдипом этого положения. то есть затычкой и проклятьем. 

является ли шизоанализ анархией? да, если анархия это безосновность и безначалье.  присутствие единого субъекта, как неделимого и вечного, и есть, быть может, главная основа, которой не терпит анархия. 

анархия не терпит индивида — неделимого, но я хочу чтобы вы поняли меня правильно. вместе с индивидом анархии чужд и коллектив. 

в данном случае именно группа, не количественная группа, а группа множественная — это субъект анархии. 

я говорю, что шизоанализ имеет отношение к группе или в группе, но в то же время я настаиваю, что не хочу иметь ничего общего с групповой терапией, кружками помощи (но это не значит, что шизоанализ не может помочь) и любыми звоночками коллективного бессознательного. 

философ арто говорит: творческий акт может быть только индивидуальным, а значит по определению асоциальным.большой вопрос о том, что это за индивид?

и творческий акт — это акт мысли, невозможной мысли для арто. акт создания концепта. хотя концептов арто создал не мало. 

но что вы хотите сказать?

вы хотите сказать, что в логике самого лакана, и следующего за ним вапперо, мы можем говорить о синтоме, о конструировании объекта, именно как о цели и результате старого доброго психоанализа, разве нам нужен шизоанализ? субъект творит, он доволен. он здоров. 

нет! конечно такое положение дел нас не устраивает. давайте не забывать, что субъект, как единое, и даже расколотый субъект психоанализа — это слишком крепко, слишком основательно для того, чтобы шизоанализ принял бы это, как нечто своё. 

только безродное и чужое удел шизоанализа? 

в чём трагедия анархо-индивидуализма? в том, что индивид — это галлюцинация, мираж, явленный реактивным силам для их успокоения и, конечно, упокоения. мы говорим о различении различия, а следовательно делим и неделимое. я — это группа. и не только сам, как условное целое, определенное конкретной волей к власти, но и весь мир, мой мир или точнее — тот мир, чей я. 

трагедия коллективизма и индивидуализма — это общая трагедия диалектики. вне них существует безличное, множественное. симона вейль, скажет что и священное. 

что делает с субъектом шизоанализ, если он на самом деле что-то делает? делает же он что-то со мной?  

шизоанализ открывает пути множественности. он не ведёт субъекта к становлению цельной личностью, он открывает субъекта, как множественность — множественность группировки в постоянной перегруппировке. детерриторизация и ретерриторизация, как и пишут гваттари и делёз. это актуализация активных сил. это преодоление симптома и идеи выражения, низвержение идеализма, как основы основ и основы фашизма. конечно шизоанализ — это антифашизм.

субъект шизоанализа — субъект существующий не как центрация на перцептивной способности, это не центр органов чувств, не воспринимающий во всей своей красе, это субъект имманентный, данный как динамическое целое, и являющийся миром, то есть являющийся собой в каждой точке мира. без тождественности и удвоения. без захвата тотальности понятием “я”. 

конечно это не субъект ресентимента, отчего, несмотря на все те ценности, которые вполне могли бы быть и ценностями шизоанализа, которые защищают современные активисты, сами активисты вовсе не субъекты шизоанализа, так как сама их защита ценностей, в большинстве своём, рессентимент.извращенец идёт в подвал, а не на площадь, чтобы издеваться над законом. 

может, говорить о субъекте шизоанализа и неверно, точнее будет сказать, что есть субъективности, которые шизоанализируются. и шизоанализируются скорее, как становятся в анализе, а не проходят анализ.

может ли этот анализ быть вписан в процесс вечного возвращения? если учесть то, что говорит делёз, а именно, что в вечном возвращении не возвращаются реактивные силы, то, быть может, шизоанализ и есть тот анализ, который отделяет реактивные силы от активных, утверждая различия и опрокидывая тождества? утверждая вечное возвращение активных сил. 

но должны ли мы сами что-то делать для этого, для того, чтобы шизоанализ существовал? или мы можем опять же уютно устроится там, где я — это группа, группа желающих машин. пусть машины желают, пусть производят, а я… меня то и нет. 

но дело не в том, что нет я. я нет, как единого и неделимого, но я — это весь мир. я — это каждый отдельный мир, который множественен. быть таким, значит не быть созерцателем татра жизни, сцены бессознательного — это значит быть везде, где осуществляется актуализация активной силы. 

война — это война за мою душу, — кричал в клинике родез арто.

арто — это мир. 

но мир — это каждый. 

если шизоанализ — это анархия, безначалие, это не значит, что она не имеет онтологии. в том и вкус различия метафизики и онтологии. метафизику можно преодолевать бесконечно, но онтология — это лишь форма утверждения того, что ты говоришь. 

мир различия, как нигде, лучше всего дан у лейбница, конечно, ещё одного важного и для шизоанализа, и для делёза в частности, мыслителя. 

следуя за различием мы приходим к монадам, как множественности., но лейбниц будет описывать монады, как непроницаемые. и если между ними есть связь, то она божественна. 

но мы не монады! мы номады!

номады, являются открытыми системами, перегрупирующимися и безначальными.

и именно множественность гарантирует безначалье. 

и существует каждый мир. каждый мир реален. каждый мир реален, как возможный, но не все миры совозможны. 

вот одна из узловых точек на которые указывает делёз в лекциях о лейбнице. 

если мы говорим — шизоанализ, если мы говорим — трансверсальность, то что нам делать с тем, что существует явная несовозможность между шизофреником из ближайшей клиники и тем концептуальным персонажем, о котором пишут гваттари и делёз, хотя, стоит отметить, что в отличии от делёза, гваттари о шизофрениках не только писал.  

но, тем не менее, мы живем в мире, где врач в клинике делает нечто с человеком, после чего говорит, что тот здоров, и, в то же время, подобное делает и шаман, где-то в далёких горах, однако, его подобное и глубоко различно. если и не прямо, то всё же оно несовозможно миру врача., но оно существует. разве требуется совозможность для того, чтобы существовало то, что содержится в монаде, если она замкнута? 

нужно ждать, скажет один, нужно срочно включать ток, скажет другой. и оба окажутся правы. и пациент умрёт. 

мир множественен. есть разные миры. есть мир, где человеку помогает юнгианский анализ, есть мир, где нет ничего лучше вечера с друзьями, кому-то подходит экзистенциальный анализ, а кто-то принимает таблетки. есть мир где субъект устроен одним образом, например, как душа и тело, а есть другой субъект, опять же субъект — субъект бессознательного. все эти субъективности в своём множестве разворачиваются в жизни. и если они пересекаются, значит они совозможны. пусть и одни совозможны только как убийцы друг друга.

война — вовсе не несовозможность. 

значит и шизоанализ, шизоаналитические субъективности — это не теория всего, это различие внутри уже существующих различий. ещё одно различие? различие различия.  σχίζω — ἀνάλυσις.

это некая практика вытекающая из философии гваттраи и делёза? практика постижения их философии? это практика или только теория? 

я хочу поставить абсурдный вопрос: можно ли быть шизоаналитиком? 

или. 

кому-то нужен шизоаналитик?

зачем? 

конечно нет, но можно шизоанализироваться. 

чуть выше я говорил о том, что шизоанализ можно дурно понять, и как схождение с ума в одиночестве, где только воля будет твоим аналитиком., но так прошёл свой анализ ницше. так прошёл его и арто. 

шизоанализироваться можно не в рамках группы “себя”. группа может быть любой. 

вы скажете, что значит “можно понять дурно”? мы и так, с самого начала прекрасно понимаем, что тебе нечего предложить. не говорить же нам всерьёз о сексуальной революции, о преступлении, о трансгрессии, об освобождении желаний, вселенской оргии, социализме? 

нам нет, не говорить. 

в либидинальной экономике всё уже сказал лиотар. 

это всё дурно. это мы понимаем, скажете вы. дурно не потому, что аморально. мы и сами хотели бы преступления, это дурно потому, что промахивается мимо. 

шизоанализ — не кружок извращенцев, и не кинки-пати, а почему бы и нет? 

именно потому, что я и сказал в самом начале. 

мысль о шизоанализе, и здесь я вновь скажу о мысли, о невозможности мыслить, мысль о шизоанализе приходит из мира, который наступает после того, как кинки-пати отгремела на славу, а мы всё ещё живы, и хотим жить. 

и более того, мы хотим знать, что под той маской, которая имела нас, и которую имели мы, были не наши папы-мамы, а именно тот, кто там и был. различный, множественная, безличный, неизвестные. 

какая простая мысль — мысль о любви. шизоанализ ли позволяет нам сказать, что тот, кто нас влечёт — не является для нас выражением неких прошлых влечений? 

я просто хочу сказать, что любовь — это не симптом. 

мысль о шизоанализе приходит к лежащему на полу после кинки-пати под утро, и она приходит с мыслью о том, что хочется жить. несмотря на все то, что было с тобой ночью. и хочется чего-то ещё. 

и что же нам делать, если мы хотим заниматься шизоанализом? 

я уже говорил о "настоящих" шизофрениках, которые не вполне претендуют на статус активных сил, но я и упоминал тех, кто дан как субъект современности уже таким, каким его, пусть в антиутопической форме, можно вычитать и у гваттари с делёзом. 

такие субъекты взрывают ещё небольшой пучок проблем. взрывать пучки — это однозначно шизоанализ, так как фашизм — это пучок. 

что это за проблемы? 

становление активных сил и высвобождение желающего производства довольно туманно отражено в том, что же сама субъективность об этом думает, что она переживает, что чувствует тот, кто становится сверхчеловеком?

сразу хочется сказать, что, конечно, такой субъект, такие интенсивности, существуют в других режимах чувственности, они не рефлексивны, они активны, они живы, а не созерцают свою жизнь. но, тем не менее, это рабское описание, фантазии раба о том, как наслаждается господин., но голоса сверхчеловека у нас нет. или есть? евангелие? или, как раз, крики тех субъектов современности, что деперсонализируется, становятся, переливаются, оцифровываются и идут в ногу с современностью. пожалуй они и не могут отрефлексировать своего состояния. по крайней мере они не могут это сделать на языке шизоанализа. конечно это не им в упрёк.

насколько на самом деле далёк язык шизоанализа от шизофрении, вопреки всем восторженным сравнения. 

дело в том, что становление таким субъектом не кажется желанным, когда мы говорим на языке шизоанализа, отчего? оттого, что это барочный язык, требующий напряжения ума, который сам сопротивляется той утопии, что рисует? я хочу сказать, что интернет — это не утопия гваттари и делёза.

или, мы должны уже сейчас, в наше, наступающее время, сказать, что мечта гваттари и делёза исполнилась, и ризоматические субъективности, нечеловеческие-человеческие ассамбляжи стали повсеместной реальностью, но мы, те мы, кто пусть и невнимательно, но уже довольно давно читаем вас — гваттари и делёз, мы видим эти миры и мы не довольны ими. оттого ли что мы реактивны? оттого, что мечтаем о шизоанализе, а не практикуем его? 

или дело в другом?

именно в том, что шизофреник гваттари и делёза, это не только не клинический сумасшедший, но и не субъект современности, распадающийся на множество аккаунтов социальных сетей, как различных частей группы. 

это потенциально мессианский субъект, описанный языком своего времени, то есть времени гваттари и делёза? того времени, когда такой субъект был контркультурен? быть шизофреником уже не модно, так как сегодня шизофрения является нормой. 

значит ли, что и сегодня мы должны найти новое имя для нашего шизофреника и не тратить силы на попытки переизобрести шизоанализ, при это не обладая для этого подходящими способностями? 

я думаю — нет. я думаю, мы не должны реакционно подавлять возможности шизофреника под гнётом новой этики, новой субкультуры, новой чувственности, которые полны ресентимента. 

мы не вправе списать арто, и сделать его нашим любимым безумцем. конечно с арто не случилось того же, что стало с ван гогом — беднягу разорвали на футболки. конечно и от арто оторвали пару лоскутов, но если эти части попадут в наши руки, мы только сможем сжечь их, чтобы восстановить справедливость.

пора покончить с шедеврами.

нечто и становится подрывным, когда выходит из моды, становясь банальностью. от банальности уже ничего не ожидают. что напрасно.

я хочу сказать, что шизофреник и шизоанализ — это не экспонаты археологического музея. это живые концепты. 

и всё же. есть ли нам что сказать сейчас? приближаясь к завершению этих, надеюсь что, вводных слов. вводных, то есть предполагающих продолжение?

есть. 

шизофреник, о котором мы говорим, это не некто существующий, это то, что возникает именно в процессе шизоанализа. 

этот субъект, субъективность — это группа. это определённый тип субъективности. совозможный всем остальным возможным типам. 

шизоанализ может быть практикой. практикой различия различия, тогда как философия — это практика создания концептов, а психоанализ — кузница объектов. 

шизоанализ создает различия различий. 

когда мы занимаемся шизоанализом, мы мыслим, бредим, мы бредим свободно.

либертарный бред. 

мышление различия — не выражает, а режет. 

шизоанализ — это анархизм — безначалье., но это анархизм не коллективный и не индивидуальный, а именно что анархизм множественности. 

и, опять же, говоря о возможностях. возможно ли такое? 

мы можем сказать, что клиника la borde — это наилучшее становление такой субъективности? сумасшедший дом — идеальная либертарная община? пожалуй даже лучше общин первых христиан.  

но я не хочу сказать вам — сдавайтесь в сумасшедший дом. я говорю о том, что после того, как стены сумасшедших домов будут сломаны в наших умах и культуре, не безумие будет нормализовано, а нормальность подвергнется своей деттереторизации и ретерреторизируется. ретерреторризируется на слове-теле шизофреника. кто-то скажет, что это и есть наш мир. 

или ещё хуже — это уже прошлое. 

на это я бы хотел возразить. 

нет никакого нашего мира, который есть или был. он всегда производится и никогда не есть. и он всегда различен. 

если в современности контркультура прошлого стала мейнстримом, который теперь не гордится своей маргинальностью, а борется за свои права, то мы должны произвести новые различия, но это не значит, что они должны быть сказаны новыми словами.

делёз говорил о том, что концепты — это банальности. 

пусть, так и есть — шизофреник — это банальность нашего времени и именно из-за этого я ещё яснее вижу то, что в нём отлично от времени, что в нём является активной силой. 

и вместе с этим, я хочу сказать, что шизоанализ — это способ жизни такой субъективности. 

жизни, которую нужно жить.

жить творчески, то есть сопротивляясь реактивности, сопротивляясь подавлению возможностей. 

потому что именно отделением сил от их возможностей заняты реактивные силы. 

шизоанализ — это высвобождение активных сил. 

шизоанализ — это конструирование иной субъективности, той, которая не является зрителем своей жизни, а той, которая есть жизнь, не безразличная, а постоянно различающаяся. 

шизоанализ — это практика, и не только. 

ноябрь–декабрь, 2024

иллюстрации: александра полякова