— Какой же ты у нас большой и симпатичный! Мы будем считать и то, и другое систематическим признаком. 

— Вы это, профессор Страйпс, серьёзно?

— Да нет конечно, но милый же, и даже слишком. Рожа милая, но уж очень-очень глупая.

Зигмунд постучал карандашом по толстому стеклу — ровно в том месте, где в него упёрся, распластав ротовые придатки, огромный голый моллюск с листовидными выростами на спине.

— Ты у нас отселе будешь известен как Allusia gigantea, идёт? Нет, ты не согласен? А как ты хочешь, чтобы мы тебя звали? Если назвать в честь певицы из чартов, цитировать будут втрое больше.

Аллюзия на это ответил, пустив мелкую рябь на прижатой к стеклу радуле. 

— Грегори, а вы посмотрели кого он там наворовал, уже можно сказать что за геномы?

— Да, конечно. На самом деле это много кто: золотистые водоросли трех видов, диатомеи, там ещё везде валяются чьи-то хлоропласты. Я послал японцам, чтобы они с этим разобрались…

— Они даже в пустом придатке есть? — Профессор Страйпс нагнулся и сморщил нос, рассматривая что-то на спине Allusia gigantea species nova.

— А это ответ на вопрос, почему я вас вызвал в выходные. И соврал, что будет пикник…

— Как это пикника не будет? А зачем я тогда взял столько шампанского? Сейчас немножко не апрель, первое, чтобы…

— Эта церата, она не пустая. А шампанское пригодится. Я принес водку и торт.

***

Через полчаса в лаборатории уже было накурено, а перед аллюзией стоял узкий бокал шампанским и щедрый кусок торта. Моллюск безразлично повернулся к ним задом и был слышен громкий шум компрессора.

Прическа профессора за это время серьезно пострадала.

—… потому что если ты взялся шутить таким образом, то увольнением дело не обойдется. Потому что это совершенно не… хотя нет, это просто уморительно и остроумно, но я все равно тебя убью… в смысле уволю!

— Это потом, профессор Страйпс, а пока выпейте водки. Что это вы все, шампанское да шампанское, как выпускница колледжа. А я больше говорить не буду, я буду показывать.

Аспирант принес маленький культуральный флакон, в центре которого было что-то очень мелкое и совершенно невзрачное. 

— Это — содержимое 8 придатка? И что же, оно с Марса?

— Не исключено. Ясно одно: там нейроны конкретного вида каракатицы, я переслал вам детали. Нейроны и немного клеток глии, и они живы…

— Точно нейроны? А может все-таки сейчас начнется пикник?

Грегори постарался и своим видом дал понять, что совершенно серьезен.

Серьезен сделался и профессор Страйпс. Помолчали и выпили.

— И маркеры нейронные вы все уже?..

— Восемь раз. Перепроверял, пока реагенты не кончились.

— А они у нас разве были…

— Выменял.

— Ясно. Теперь мне действительно хочется чтобы оно не сдохло. — Мужчина в белом халате убрал бокал от аквариума, как будто тот представлял для полметрового моллюска опасность, и принялся протирать стекло напротив его морды рукавом.

— Да вы погодите, это еще не все.

— Не все?! А сколько еще осталось?

— Я воткнул туда микроэлектрод и… потом не спал две ночи. Ну, потом я, конечно отвалился на целые сутки! Но это все же…

— Говори! — прохрипел Страйпс и поднял бокал теряющего игристость над собой, как факел.

— Оно… они… в общем подает сигнал. Последовательность Фибоначчи, первые 8 членов, до 21 спайка подряд, потом делает перерыв. Потом опять… Я это проверил много раз, тоже, ребятам пока не говорил, но… Профессор, Зигмунд!

Руководитель лаборатории метагеномного анализа упал в кресло и медленно катился в нем куда-то в направлении геохимиков.

***

В университетском конференц-зале никогда не было так много журналистов и вообще людей. Долго думали, кого именно пускать — в итоге аккредитовали тех, кто в начале алфавита — вплоть до H. За разглашение этой информации директор «клятвенно обещал уничтожить».

Наряженный во что-то очень яркое Страйпс стоял перед слайдом с Allusia gigantea и чесал ухо.

—…мы назвали его Клаудиа Лесс, в честь старого заведующего лабораторией.

Шутка действительно рассмешила многих. Кто-то даже аплодировал.

— Так вот, ввели оптогенетический эффектор в 8 церату — он позволяет напрямую считывать «включение» нейронов и буквально видеть их активность на спектрометре. И они нам насигналили куда больше, чем плашка каракатичьих клеток. Шифр оказался довольно простой и естественный — тут нам конечно, помогли специалисты — Роберт, например, ну то есть Боб и. ну вот, что вышло.

Возник простой белый слайд, который очень контрастировал с соседними слайдами и стенами зала в драпировке. Весь зал подался вперед и вверх, а профессор Страйпс зачитал, точнее рассказал наизусть.

— ПРИВЕТ, ПРИВЕТ, ПРИЕМ, ПРИЕМ! МЫ — ЭТО 8 МИР, 8 МИР, ЧТО СЛЕДУЕТ ЗА 7 И ПЕРЕД 9. НАШИ СОСЕДИ ЗЕЛЕНЫ, КАК ОГРОМНЫЕ МИРЫ, КОТОРЫЕ ПОЕДАЕТ НАШ ВСЕОБЩИЙ УНИВЕРСУМ. МЫ ХОТИМ ГОВОРИТЬ С ВАМИ И УЗНАТЬ ВАС, КАКОВЫ ВАШ ЯЗЫК И ПОЧЕМУ ВЫ ТАКИЕ РАЗНЫЕ —  БОЛЬШИЕ, КАК 9, ИЛИ МАЛЕНЬКИЕ, КАК 3, ОТЧЕГО ГИБНЕТ МИР 2 И ЧТО ТВОРИТСЯ В 15 МИРЕ, КОТОРОГО НАМ СОВСЕМ НЕ ВИДНО. ПОЖАЛУЙСТА, ОТВЕТЬТЕ НАМ, МЫ ХОТИМ ГОВОРИТЬ И УЗНАТЬ ТО, ЧТО ЗНАЕТЕ ВЫ И РАССКАЗАТЬ, ЧТО ЗНАЕМ МЫ. ПОГОВОРИМ? ПОГОВОРИМ?