Война в Украине, развязанная империалистической Россией с целью эксплуатации соседней страны, продолжается уже почти три года. На момент написания этого текста с начала полномасштабного вторжения прошло 2 года, 6 месяцев и 8 дней. Однако конфликт, который начался на Донбассе, тянется уже 10 лет, превращаясь в затяжное противостояние, разрушающее жизни миллионов людей.

Эта война — не только воплощение жадности и стремления к доминированию со стороны империалистического государства, но и пример того, как государственные элиты узаконивают варварство, прикрываясь лозунгами защиты интересов и восстановления «исторической справедливости». Под предлогом защиты своих геополитических амбиций, власть имущие оправдывают массовые убийства, разрушение городов и страдания невинных людей, лишая их будущего.

Варварство, когда-то считавшееся пережитком прошлого, стало инструментом современной политики, где насилие и агрессия вновь превращаются в допустимые методы достижения целей. Война в Украине обнажила истинное лицо этих процессов, показав, насколько далеко могут зайти государственные структуры в своём стремлении к власти и контролю.

Но давайте отбросим все эмоции, которые возникают при осознании несправедливости современного мира, где власть имущие уничтожают народы в бессмысленных войнах ради достижения своих абстрактных целей. Вместо этого обратим наш взгляд на левых социалистов и анархистов, которые считают, что только массовое, хорошо организованное рабочее движение способно остановить войну.

Поставим под сомнение их веру в пролетариат, который они столь идеализируют.

Является ли пролетариат действительно революционным по своей природе?

Имеет ли он представление о «отечестве» и способен ли на коллективные действия в интересах всего общества? 

Эти вопросы требуют внимательного и критического рассмотрения. Пролетариат, как социальный класс, всегда находился в центре теорий революционных изменений, однако его реальная способность к организации и сопротивлению варьировалась в зависимости от исторических и культурных контекстов. Стоит задуматься, действительно ли рабочий класс готов и способен стать движущей силой радикальных перемен, или его революционный потенциал переоценен теоретиками, стремящимися увидеть в нем спасение от ужасов империалистических войн.

Пролетарий пролетарию — враг

Рабочие, как в России, так и на Западе, далеко не соответствуют идеализированному образу революционного пролетариата, который часто изображался на советских плакатах. Это, прежде всего, обычные люди, со своими уникальными интересами, мировоззрениями и проблемами. Каждый человек индивидуален по своей природе, и потому невозможно свести всех представителей рабочего класса к единой модели сознания или поведения.

Этот реалистичный взгляд на пролетариат подчеркивает, что рабочие не являются автоматически революционными по своей сущности. Их жизненные обстоятельства, личные амбиции и культурные контексты формируют сложную мозаику взглядов и действий. В реальности они могут быть далеки от классовой солидарности, которой надеялись добиться теоретики революции, из-за чего внутри рабочего класса могут возникать конфликты и противоречия, которые препятствуют его объединению и революционной деятельности. Несмотря на общие интересы и угнетение со стороны правящих классов, рабочие могут оказаться разобщёнными из-за национальных, культурных, политических или экономических различий, которые умело эксплуатируются властью для предотвращения солидарности.

Это также указывает на сложность реального положения дел, где классовое сознание пролетариата нередко уступает месту более узким и частным интересам. В результате рабочие могут становиться участниками конфликтов, развязанных элитами, оказываясь по разные стороны баррикад, несмотря на общую классовую природу. Это подчеркивает, насколько сложно достичь настоящего единства и организованного сопротивления в условиях, когда социальные и политические разногласия играют на руку тем, кто стремится сохранить статус-кво. А учитывая индивидуальность каждого человека, это становится практически невозможным. Рабочие могут объединяться локально, и история дает множество примеров такого единства. Однако опыт Гражданских войн в России и Испании показывает, что даже в условиях глубокого социального кризиса и революционных преобразований рабочие часто оказываются по разные стороны баррикад. Эти события демонстрируют, что объединение под единой целью в масштабах всего общества оказывается крайне труднодостижимым, если не невозможным.

Разнообразие интересов, мировоззрений, личные бытовые конфликты и жизненные обстоятельства делают идею всеобщего классового единства скорее утопией, чем реальностью.

Приведу пример из своей жизни, когда я работал на предприятии:

Это было лето 2022 года, война в Украине продолжалась уже полгода. Я сидел в цеху, пытаясь охладиться от невыносимой жары. В такие моменты мне часто не хватает общения, и я решил зайти в соседний цех, чтобы поговорить с бригадиром.

— О, здравствуй, Ден. Как дела? — спросил он меня.

— Неплохо, а у вас как?

— Тоже нормально, только вот Коляна жду уже который час — опять бухает, детали не привозит.

— Так их и не будет! — перебил я его. — Начальник сказал, что не закупил их.

С точки зрения социалистов, после этих слов можно было бы ожидать критику начальника со стороны бригадира, поскольку первый не привез детали. Но вместо этого он ругал того самого Коляна, который просто не доставил детали по причине их отсутствия. Вместо классовой солидарности, мы наблюдаем обычную злость, направленную на другого рабочего. Такие случаи можно встретить повсеместно, поскольку они являются неотъемлемой частью нашей жизни. Чтобы это осознать, не нужно долго работать на заводе: подобные ситуации встречаются довольно часто, и с ними сталкивается каждый.

Патриотизм и рабочий класс

Известный революционный тезис из «Манифеста коммунистической партии» гласит: «Рабочие не имеют отечества». Однако Пётр Кропоткин добавил, что это вовсе не означает, что бедным безразлично, где жить и среди каких людей. В современных условиях, когда большинство людей живет в рамках национальных государств, рабочие часто придают значение сохранности своих стран. Понятие «отечество» для подавляющего большинства остаётся важным, и оно влияет на их восприятие и участие в общественных процессах.

Война в Украине ярко продемонстрировала этот тезис, особенно в начале конфликта, когда наблюдалась консолидация общества в определённых кругах. По данным исследовательской группы Russian Field за 2022 год, «военную операцию» поддержали 69% опрошенных, тогда как лишь 19% респондентов выразили несогласие с действиями России. 9% интервьюируемых затруднились с ответом. Особо примечательно, что 54% молодых респондентов поддержали «военную операцию», что опровергает представление о том, что современное молодое поколение интуитивно враждебно к режиму.

В том, что представители рабочего класса поддерживают военные действия против Украины, нет ничего неожиданного, и одной лишь пропаганды недостаточно для полного объяснения этого явления. Дело в том, что многие люди в России характеризуются аполитичностью; они не уделяют большого внимания политическим процессам и не всегда осознают их масштабные последствия. Для таких людей гораздо важнее ежедневные вопросы выживания: обеспечение семьи, стабильный доход, безопасность и личная жизнь.

Рабочие, как и многие другие, сосредоточены на своих непосредственных потребностях и трудностях, что может привести к поддержке властных решений, даже если эти решения связаны с военными действиями. Это подчеркивает, как повседневные заботы и личные интересы оказывают значительное влияние на политические взгляды и поведение людей. Когда общество сталкивается с экономическими трудностями или угрозами безопасности, многие люди склонны искать утешение в поддержке действий, которые представляются им способными обеспечить стабильность и защиту, даже если эти действия ведут к конфликтам или войны.

Таким образом, поддержка военных действий рабочими можно рассматривать как следствие их фокусировки на личных нуждах и страхах, а также как результат недостатка глубокого политического анализа и альтернативных источников информации. Это еще раз демонстрирует, насколько индивидуальные интересы и повседневные заботы могут влиять на политические предпочтения и общественное мнение, независимо от идеологических убеждений и внешней пропаганды.

Исторические примеры

В 1922 году на территории нынешней Южноафриканской Республики произошло значительное событие, вошедшее в историю как «Восстание Рэнд». Это восстание объединяло элементы классового радикализма и расизма. В основном, оно было организовано белыми шахтёрами, которые протестовали против ухудшающихся условий труда и экономических трудностей. Однако недовольство работников также переплелось с расистскими идеологиями, что вылилось в сложное и противоречивое движение.

Классовый радикализм, в данном контексте, проявлялся в требованиях улучшения условий труда и увеличения заработной платы, но нередко обострялся расистскими взглядами, направленными против чернокожих рабочих, которых воспринимали как угрозу своему положению. Такое пересечение классовых и расовых конфликтов не было уникальным для Южной Африки и встречалось в разных странах, где экономические и социальные напряжения порой перерастали в открытые противостояния, окрашенные расовыми предвзятостями и политическими амбициями.

Например, в 1863 году в Нью-Йорке бунт против призыва был сопровожден расистскими погромами, когда белые рабочие рассматривали чернокожих как конкурентов на рынке труда. В США 1910-х и 1920-х годов расистские насилия со стороны белых рабочих стали обычным явлением.

Похожая ситуация имела место и в Палестине, где сионистские профсоюзы активно вытесняли арабов с рабочих мест, продвигая девиз «авода иврит» («работа для евреев»). Этот лозунг отражал расистскую политику, направленную на защиту и продвижение интересов еврейских работников за счет арабских.

В Южной Африке цветные и чернокожие жители, естественно, воспринимали подобные расистские действия с враждебностью или равнодушием. Их негодование было вызвано очевидным неравенством и дискриминацией, с которыми они сталкивались в своей повседневной жизни. Доктор Абдурахман, лидер Африканской Народной Организации, публично осудил забастовку, назвав её «преступлением белых рабочих», стремящихся сохранить свои привилегии за счет подчинения других. По его мнению, действия белых рабочих представляли собой попытку укрепить свое экономическое превосходство, не считаясь с интересами и правами чернокожих и цветных жителей.

Чернокожие жители не могли и не хотели поддерживать улучшение условий труда белых рабочих за счет своих собственных интересов. Они осознавали, что любые попытки идти на компромисс с расистскими требованиями ставят под угрозу их собственные права и благосостояние. Эта ситуация подчеркивает, как адская смесь расизма и классовой борьбы создала сложные и порой непримиримые противоречия в социальных движениях и рабочих конфликтах.

После начала восстания, лидеры чернокожего населения обратились к властям с призывом обеспечить защиту «неевропейского населения» от расистских отрядов «коммандос». Они также подтвердили свою лояльность правительству и королю, надеясь на поддержку и защиту со стороны официальных структур. Такая защита была жизненно необходима, поскольку вооружённые расистские группы, известные как «Красная гвардия Рэнда», активно преследовали африканцев и небелых жителей. Эти группы устраивали жестокие нападения, убивая их с неимоверной жестокостью и беспощадностью, как сообщалось, «как на охоте за крысами».

В этот критический период в общественном пространстве активно распространялся лозунг: «Пролетарии всех стран, объединяйтесь в борьбе за белую Южную Африку!». Этот призыв иллюстрировал, как классовая борьба была подчинена расистским идеям и националистическим устремлениям. Подобное сочетание классовых и расовых конфликтов формировало крайне реакционную и опасную идеологию, которая подрывала возможности для подлинного социалистического объединения и справедливой борьбы за права рабочего класса.

Этот пример наглядно демонстрирует, как национальная рознь способна подорвать основы социальной революции. Даже если бы местные красноармейцы одержали победу в данном конфликте, черным рабочим не могла быть гарантирована безопасность. В результате, черные рабочие, проявившие осторожность и отказавшиеся поддержать борьбу, стали объектами критики со стороны многих левых активистов, которые осуждали их как предателей «классовых интересов». Однако сочетание классового радикализма с расизмом не является подлинной революцией; это скорее проявление одной из форм «левого» фашизма. Такие взгляды близки к идеям «фашистского синдикалиста» Эдмондо Россони, идеологические постулаты которого совмещали классовую борьбу совместно с национализмом, приводящие к искажению и подрыву подлинных социалистических идеалов.

Рабочие против войны?

С первого дня полномасштабного вторжения в Украину ряд анархистских «интеллектуалов», таких как Вадим Дамье, выбрали путь пацифизма, считая, что только восстание трудовых масс способно завершить этот конфликт. Эта позиция была изложена на сайте виртуальной организации КРАС-МАТ, где в Декларации революционных интернационалистов, подписанной небольшими группами анархистов, утверждается: «Ложное единство должно быть разрушено в интересах нашего класса».

Трудно сказать, к какому классу относится господин Дамье и когда он последний раз общался с глазу на глаз с представителями рабочего класса, но его позиция явно далека от действительности.

Интересы рабочего класса Украины, который в условиях войны сталкивается с реальной угрозой и страданиями, далеки от целей мировой социальной революции. В условиях, когда вооруженные конфликты уничтожают жизни и разрушает повседневность людей, теоретические и пацифистские подходы могут казаться далекими от настоящих нужд. Эти идеи часто исходят от тех, кто не испытывает на себе всю тяжесть войны и чье участие в жизни рабочего класса, возможно, ограничено. Вместо того чтобы анализировать и предлагать пути к освобождению, такие идеи могут лишь отвлекать от практических действий, необходимых для борьбы с системным угнетением и военными преступлениями.

В условиях войны украинские анархисты и левые социалисты смогли организоваться, оказывая реальную помощь рабочему классу и мирному населению, не ограничиваясь пустыми словами, а активно устраняя последствия конфликта через гуманитарную поддержку. Мы можем по-разному относиться к участию анархистов и анархисток в войне на стороне национального государства, но речь в данном памфлете идёт не о них, а о практической деятельности левых активистов и активисток в условиях войны, в которой, как видно, Дамье не принимает участия.

Может ли рабочий класс остановить войну? Ответ, к сожалению, очевиден: нет. Причины этому кроются гораздо глубже, чем просто недостаточная организованность. Основная проблема заключается в том, что рабочий класс наиболее подвержен влиянию государственной пропаганды. Именно он на себе ощущает все тяжести и лишения, которые приносит война. Однако из-за отсутствия развитого классового сознания, рабочие зачастую не осознают своего реального положения в обществе и не способны критически оценить источники своих бед.

Государственная пропаганда направляет их гнев и недовольство не на истинных виновников войны — тех, кто принимает решения и извлекает выгоду из конфликта, — а на внешнего врага, на которого легче всего переложить вину. Это создает ложное ощущение единства с государством и властью, когда в действительности их интересы расходятся. Рабочий класс, вместо того чтобы осознать свою роль в обществе и объединиться против угнетателей, часто поддерживает политику, которая ему же и вредит.

Ярким примером этого является реакция на атаку ВСУ на нефтебазу в Пролетарске — месте, где я провел свои молодые годы. Когда удар пришелся по их родному краю, местные жители не возложили вину на тех, кто развязал войну, — не на Путина, не на российских генералов, которые разворовали министерство обороны и привели армию к состоянию неспособности эффективно защищать страну, — а на Украину, непосредственно нанесшую этот удар. 

Такое восприятие показывает, как государственная пропаганда и отсутствие классового сознания формируют искаженную картину мира, в которой истинные виновники остаются в тени, а внимание сосредотачивается на внешнем враге. Рабочий класс, будучи на передовой в смысле страданий, оказывается парализованным в своих возможностях противостоять этим страданиям, поскольку ему навязываются ложные цели и виновники. В такой ситуации он не может стать силой, способной остановить войну, так как не осознает своих реальных интересов и возможностей.

Немаловажным является и то, что, участвуя в защите прав рабочих в рамках буржуазного государства, независимо от его конкретных особенностей, мы, по сути, способствуем продолжению войны. Экономика такого государства, особенно в условиях войны, направлена на поддержание военного производства и обеспечения рабочих, занятых в критически важных секторах. Это приводит к тому, что экономика, одновременно удовлетворяющая нужды войны и поддерживающая трудовые права рабочих, может функционировать дольше и эффективнее, чем та, где рабочие лишены защиты и социальных гарантий. Однако улучшение условий труда рабочих в данной ситуации, на первый взгляд положительное, фактически способствует тому, что они продолжают поддерживать экономику, обслуживающую военные нужды. В результате происходит укрепление тех отраслей, которые прямо или косвенно обеспечивают продолжение военных действий.

Важно понимать, что улучшение условий труда неразрывно связано с поддержанием функционирования экономики в её текущем виде. Это означает, что рабочие, получившие улучшенные условия, продолжат эффективно трудиться в тех секторах, которые обеспечивают стабильное снабжение армии, производство вооружений и других ресурсов, необходимых для продолжения войны. В этом контексте наши усилия по защите рабочих могут непреднамеренно способствовать сохранению и углублению военного конфликта.

Дамье справедливо утверждает, что только всеобщая забастовка способна радикально изменить ситуацию и остановить кровопролитие. Всеобщая забастовка, охватывающая все ключевые сектора экономики, может парализовать производство и поставки, что неизбежно приведет к ослаблению военного потенциала государства. Однако, в текущих условиях такая забастовка практически невозможна. Это связано с тем, что многие рабочие, осознавая свою зависимость от нынешних условий труда, а также находясь под давлением государства и пропаганды, не готовы к таким радикальным мерам. Государственные репрессии, контроль и подавление инакомыслия также играют ключевую роль в невозможности организации столь масштабного протестного движения.

Таким образом, хотя идея всеобщей забастовки кажется логичным выходом из текущего кризиса, её реализация сталкивается с множеством препятствий, как объективных, так и субъективных. В результате борьба за улучшение условий труда, оставаясь важной задачей, в условиях военного времени может иметь неожиданные последствия, которые только укрепляют текущий порядок и способствуют дальнейшему углублению конфликта.

Какой можно сделать вывод?

Рабочий класс не идеален и зачастую страдает от недостатка классового сознания, что затрудняет его способность организованно бороться за свои права и интересы. Тем не менее, когда классовое сознание начинает формироваться, оно может трансформироваться в активные действия, направленные на изменение социального порядка. В некоторых случаях это может привести к рабочему восстанию, которое может принять националистические формы и лозунги.

Такое явление происходит, когда рабочие, осознавшие свои интересы, начинают искать пути борьбы за улучшение своей жизни. Однако их протесты могут быть перекручены или усилены националистическими идеями, что зачастую происходит под воздействием различных политических или социальных групп. В результате, несмотря на исходные классовые цели и желания, борьба рабочего класса может обернуться подчинением националистическим или этническим интересам, что подрывает подлинные социалистические и классовые идеи.

Если признать, что рабочие и другие граждане в современном обществе действительно не способны остановить войну и что все мы, так или иначе, участвуем в поддержке военной машины — будь то через уплату налогов, работу в различных секторах экономики или выполнение гражданских обязанностей, — встает вопрос о том, что можно сделать в такой ситуации.

Один из возможных ответов заключается в том, чтобы полностью отказаться от участия в жизни государства, отойти от его влияния и «уйти в лес», как метафорически выразился немецкий писатель Эрнст Юнгер. Этот образ означает отказ от активного участия в социальных и политических процессах, попытку создания автономного существования вне системы, которая поддерживает войну и несправедливость.

Тем не менее, такое решение имеет свои трудности и ограничения. Полный отказ от взаимодействия с государством и обществом возможен лишь для немногих и требует значительных усилий и ресурсов. В условиях глобальной взаимозависимости полностью изолироваться практически невозможно — тем более в экономическом и социальном смысле.

Другой подход — это так называемое «микросопротивление» или гражданское неповиновение на уровне повседневной жизни. Это может включать в себя отказ от поддержки определенных аспектов системы, мирные протесты, отказ от сотрудничества с репрессивными структурами, развитие солидарных сетей и альтернативных форм социальной организации, которые не подпитывают военную машину и несправедливость. Эти маленькие, но важные шаги могут постепенно создавать основу для изменения сознания и поведения в обществе, даже если на глобальном уровне изменения кажутся невозможными.

Можно также сосредоточиться на развитии критического мышления, образовательных инициатив, которые позволят людям лучше понимать причины и механизмы конфликта, и, возможно, в будущем способствовать созданию предпосылок для более значительных изменений. 

В итоге, каждому предстоит выбирать свой путь. Варианты могут варьироваться от полного отказа от участия в государственной жизни до активного гражданского сопротивления или попыток создания альтернативных форм взаимодействия, которые хотя бы частично освобождают от принудительного участия в поддержке существующей системы.

Ну, а я, закончив этот текст, пошел в «Schwarzwald».