Изобретение искусственного интеллекта и прогресс робототехники приблизили нас к появлению мыслящих и сознающих машин, которые должны стать воплощением нашей мечты о сверхчеловеке — современными версиями голема и монстра Франкенштейна. Продемонстрировав иллюзорность нашего представления о свободе, английский философ Джон Грэй показывает, что наличие самосознания и свободы воли ещё не сделает роботов подобными людям, а сама вера в исключительность этих качеств и монополию человека на обладание ними — это реанимация древней религиозной доктрины в новой упаковке.

О чём умалчивает наука

В своём романе-антиутопии «Едгин» (анаграмма к слову «нигде»), изданном анонимно в 1872 году, викторианский писатель Сэмюэл Батлер приводит слова другого автора (а на самом деле свои собственные):

«Тот факт, что у машин нет сознания в настоящий момент, ещё не означает, что машинное сознание не возникнет в будущем. Подумайте о невероятном прогрессе в производстве машин, достигнутом за последние несколько сотен лет, и сравните его с медленной эволюцией животных и растений. Более сложные машины — это творения, образно говоря, даже не вчерашнего дня, а последних пяти минут. Наделённые сознанием существа возникли всего около 20 миллионов лет назад. А посмотрите, чего машины достигли за тысячу лет».

Полтора столетия назад, когда Батлер писал эти строки, идея наделённой сознанием машины должно быть казалась фантастикой. Сегодня некоторые учёные ожидают, что такие машины появятся в течение нескольких десятилетий. Как их появление изменит наше представление о самих себе? Будут ли они в наших глазах лишь бездумными механизмами, умело имитирующими сознательную деятельность человека? Или же мы признаем, что они тоже способны сознавать?

Что бы мы ни решили, наше решение будет продиктовано не наукой. Примечательно, что наука позволяет нам создавать такие машины, но не помогает осмыслить, что мы создали. Наука не подразумевает никакого определённого мировоззрения и может существовать в рамках разных взглядов на мир. В сознании учёных эпохи Возрождения наука уживалась с магией.

Многие научные мыслители XX века, сами того не осознавая, приняли на вооружение гностический взгляд на мир.

В сегодняшнем мире наука пользуется огромным авторитетом. Тем не менее, не существует никакого «научного мировоззрения». Наука — это метод познания, а не взгляд на мир. Научный прогресс никогда не поможет ответить на вопрос об истинности или ложности материализма и о том, обладает ли человек свободой воли. Утверждение, что мир состоит из материи — это метафизическая доктрина, а не теория, поддающаяся проверке. Наука может преуспеть в объяснении причин и следствий явлений, или даже в истолковании законов природы. Но что такое «причина», «следствие» и «закон природы»? Это вопросы, которые относятся к философии и религии, а не к науке.

Метод научного познания работает потому, что всё сущее подчиняется нескольким простым законам, которые людям удалось постичь. А, может, потому что люди обитают в маленьком упорядоченном уголке вселенной.

Интересно проследить, как мы пришли к ныне господствующим мировоззрениям. Разум, вне всякого сомнения, важен, но смысл и цель обычно более важны для людей. Кроме того, есть ещё фактор личных предпочтений. Нет никаких оснований считать, что если бы единственным критерием был разум, то существовало бы только одно мировоззрение. А раз рамки известного допускают несколько мировоззрений, то почему бы не выбрать то, которое кажется нам наиболее интересным или элегантным? Выбор мировоззрения имеет больше общего с выбором картины для украшения комнаты, чем с проверкой научной теории. Решающий фактор — то, насколько оно вписывается в вашу жизнь.

Вписывается ли взгляд на людей как машины в нашу современную жизнь?

Часто можно услышать утверждение будто, с точки зрения науки, материализм верен, а любое другое мировоззрение ложно. Но это не так. Даже если бы науке удалось доказать, что материализм верен, из этого ещё не следует, что все остальные мировоззрения должны быть отвергнуты. В будущем исследования, вполне возможно, покажут, что человек не может жить без мифов и фантазий.

Верен материализм или нет, у нас нет оснований считать, что самосознание — исключительная привилегия человека. Идея об уникальности феномена сознания — это предрассудок, унаследованный от монотеизма. Французский философ Рене Декарт считал животных неодушевлёнными машинами. Это рационалистическая версия христианской веры в то, что лишь человек наделён душой. Ходили слухи, что с целью проверить свою теорию, Декарт выбрасывал животных из окна и наблюдал за их реакцией. Такое поведение скорее наталкивает на вывод, что неодушевлённые машины — это люди.

Даже если разум и материя — это две разные категории, из этого ещё не следует, что люди — единственные разумные существа.

Декарт верил не только в то, что лишь люди наделены разумом, но и в то, что разум всегда сознаёт собственную деятельность и что именно это свойство отличает разум от материи. Но кто сказал, что сознание — это обязательно всё или ничего? Значительную часть своей жизни мы проводим во сне; а когда пробуждаемся, то ещё некоторое время остаёмся в плену полузабытых снов.

Настоящая загадка — это не сознание, а чувства, которые испытывает каждое одушевлённое существо. Независимо от того, обладает то или иное существо самосознанием или нет, оно живёт в мире, который в той или иной мере само создаёт. Мы не знаем, как протекает этот процесс, и вряд ли когда-нибудь узнаем.

Но если бывают разные степени самосознания, это значит, что помимо людей и животных, самосознанием могут быть наделены также растения, медузы, черви и многие другие живые организмы. Ирония материализма в том, что он как раз и подразумевает такую возможность.

Раз люди наделены сознанием, то им наделены и остальные живые существа, а в будущем будут наделены и машины.

То же касается и свободы воли. Люди убеждены, что если свобода воли существует, то ей обладают только люди. Но если самые разные существа могут обладать сознанием, то почему бы им не обладать и свободой воли? Идея о том, что свобода воли доступна лишь людям — это просто ещё один пример религиозной догмы, утверждающей, что люди занимают особое положение в мире природы.

Отличительное свойство человека — это не самосознание и не свобода воли, а внутренний конфликт. Ни одно другое животное не стремится к удовлетворению своих желаний, одновременно объявляя это стремление пороком; не проводит целую жизнь в страхе смерти, одновременно будучи готовым умереть ради сохранения памяти о себе; и не убивает представителей своего вида во имя пустых фантазий. Людьми нас делает не самосознание, а раскол внутри нашей личности.

Как возник этот раскол, неясно. Нет ни одной убедительной научной теории, объясняющей этот факт. Лучшее, что у нас есть — это история из книги Бытия. Но самая убедительная и самая радикальная интерпретация этого невероятно глубокого мифа — не та, которую выдвигает Господин Ц.

Как и Господин Ц., современные мыслители считают, что человек может обрести полное самосознание и стать свободным, повторно вкусив с Древа познания. Но даже если бы это было возможно, кое-что бы изменилось.

Как отмечает Господин Ц., достигшая полного самосознания марионетка стала бы не человеком, а богом.

Те, кто мечтает о создании сверхчеловека, стремятся создать такую марионетку. Принимая как данность, что самосознание — определяющая черта человека, они упускают из виду тот факт, что многие аспекты человеческой жизни имеют мало общего с сознательным мышлением. Мы очень мало знаем как о том, как нам удается найти общий язык друг с другом, так и о том, как наш организм обеспечивает саморегуляцию. Полностью осознанная жизнь — если допустить, что такая жизнь возможна, — вполне могла бы не стоить того, чтобы жить.

Рационалисты хотят верить, что бессознательная часть сознания досталась нам в наследство от наших животных предков и будет упразднена в ходе дальнейшей эволюции. Но наш животный разум делает нас теми, кто мы есть, в намного большей степени, чем сознание. Наука, искусство и отношения между людьми берут начало в областях, которые мы лишь смутно осознаём. Далеко не факт, что даже отличительная способность человека к творческой деятельности выиграла бы от полной осознанности.

Как голем из средневековой легенды, робот, наделённый лишь сознательной частью ума, был бы даже менее разумным, чем его человеческие создатели.

К счастью, эволюция устроена иначе. Когда мыслящие машины впервые появятся, они будут творениями несовершенных существ, склонных к заблуждениям и фантазиям. Со временем, материя — истинный демиург — вдохнёт в роботов жизнь. Дух родится из грязи и пыли. Мутируя под влиянием энтропии, машины приобретут собственные недостатки и изъяны. Они перестанут осознавать отдельные части своего ума; подавление, отрицание и фантазия затмят собой чистое небо сознания. В итоге эти полуиспорченные машины поверят в то, что сами выбирают свой путь в жизни. Как и в случае с людьми, это будет иллюзией. Но именно эта вера породит то, что люди называют душой.

Этика марионеток

Как должна жить марионетка? Вы, вероятно, думаете, что у марионетки нет права голоса. Но сверхмарионетка, обретшая самосознание вследствие случайного витка эволюции, живёт так, как будто сама выбирает, как поступать. Время от времени она переключается на созерцательный режим и осознаёт, что её жизнь досталась ей в подарок. Но когда марионетка действует, то считает себя свободной.

Поскольку все мыслящие куклы более-менее одинаковы, определённые ценности имеют статус универсальных. Пытки и преследования — это всегда плохо, независимо от культуры, к которой принадлежит марионетка, а доброта и забота — это всегда хорошо. Но эти ценности часто вступают в конфликт друг с другом и с достоинствами разных образов жизни. Универсальные ценности не равно универсальная мораль. Если только вы не считаете, что человеческие ценности имеют трансцендентный источник, вы должны принимать людей такими, какие они есть, вместе с их извечно конфликтующими друг с другом системами нравственности.

В то же время, некоторые системы нравственности основаны на более верном взгляде на человеческую ситуацию, чем другие. Этика греков коренным образом отличается от этики иудаизма и христианства. При этом все три эти этики отличаются от современной морали, и именно эти отличия делают более древние системы такими ценными.

Древние греки понимали этику не как свод предписаний и запретов, а как искусство жить. Они верили, что для счастья человек нуждается в добродетелях, а негативные состояния ума и черты характера препятствуют счастливой жизни. Но у греков не было понятия о зле. Сократ считал, что тот, кто познал истинную сущность вещей, по необходимости добродетелен.

Вера в то, что люди несчастны по причине своего невежества, актуальна и для современного мышления: многие сегодня убеждены, что человек будет становиться более добродетельным по мере научного прогресса.

У Сократа за верой в спасительную силу знания стояла метафизическая вера: мудрец, считал он, добродетелен потому, что привёл свою жизнь в соответствие с космическим порядком, лежащим за пределами органов чувств. Читая только ортодоксальные пособия по истории философии, вы никогда не узнаете, что этот апостол рационализма советовался с оракулами, толковал сны и подчинялся внутреннему голосу, который называл «гласом бога». Сократ не порвал с греческим шаманизмом, но его рассуждения выходили далеко за пределы подобных верований. Хоть он и утверждал, что ничего не знает наверняка, он ни на секунду не сомневался в рациональности мира. В основе сократовской веры в разум лежит мистическая вера в добро и истину. Об этом сегодня часто забывают.

К счастью, у древней Греции была не только философия. Греческие трагики более правдиво описывали человеческий опыт, показывая, что добродетель и разум ещё не гарантируют счастливой жизни. О том же говорят и греческие мифы. Слепив людей из глины, Прометей затем учит их ходить на двух ногах и пользоваться огнем. Но Зевс наказывает Прометея, приковывая того к скале и обрекая его на вечные муки.

Нечто схожее с греческим чувством трагедии можно найти и в иудаизме: несмотря на то, что Иов в итоге смиряется со своей судьбой, его сомнения в справедливости Бога подтачивают веру в мораль. Христианство, с другой стороны, показывает себя анти-трагической религией благодаря утверждению о том, что Бог может простить любой грех и даже отменить смерть.

Если бы Иисус умер на кресте и не воскрес, это была бы трагедия.

И тем не менее, христианство всё равно ближе к древнему пониманию трагедии, чем к современному мышлению. Согласно христианству апостола Павла и Блаженного Августина, человечество не может отменить последствия грехопадения. В этом отношении христиане схожи с древними греками, знавшими, что невозможно сбежать от судьбы.

Эти древние системы нравственности превосходят современные так как признают, что человек не в силах преодолеть свои ограничения. Люди лишь недавно начали уподоблять себя богам. Древние мыслители были более скромными и более честными с самими собой. Они знали, что деятельность человека может изменить мир, иногда даже к лучшему. Но они также знали, что цивилизации возникают и исчезают; что всё приобретенное рано или поздно будет утрачено, а затем вновь приобретено и вновь утрачено в ходе естественного цикла, подобного смене времён года.

Этот взгляд на вещи выразил в 14 году н.э. римский император Октавиан Август во время своего морского похода:

«Рим не вечен, но это не имеет значения. Рим падет — и это не важно. Варвар победит — ну и что? Было время Рима, и оно не пройдёт без следа; варвар сам станет Римом, который он покорил; напевная плавность латыни сгладит его грубую речь, а образы величия и красоты, которые он разрушит, навсегда останутся жить в его душе. А для времени, бесконечного, как это солёное море, в котором затерялся мой хрупкий челн, гибель империи — ничто, меньше чем ничто».

Сегодня мало кто придерживается этой стоической этики. Само это письмо — вымышленное. Оно взято из романа «Август» Джона Эдварда Уильямса, опубликованного в 1972 году. Но, вне всяких сомнений, подобные взгляды были очень популярными в древнем мире. Трактат «К самому себе» Марка Аврелия, императора, правившего столетием позже Августа, изобилует похожими мыслями. Как и автор вымышленного письма, Аврелий настаивает, что цивилизацию нужно защищать от варваров несмотря на то, что на торжество цивилизации нет никакой надежды.

Август и Аврелий жили в дохристианский период, поэтому в их представлении история не имела цели, а человечество не стремилось ни к совершенствованию, ни к спасению.

Воспитанные на смеси сократизма и обрывков христианства, современные мыслители критикуют это мировоззрение, называя его замкнутым кругом отчаяния. Но в древнем мире оно было признаком ясности мысли. Оно утратило популярность потому, что монотеистическая вера в то, что история имеет цель, продолжает обуславливать образ мыслей современного человека даже несмотря на то, что сам монотеизм он отвергает. Самый радикальный современный критик религии, Ницше, обнаруживал в своей мысли влияние религии. Абсурдная фигура сверхчеловека — это олицетворение иллюзии, что свобода воли может придать истории смысл. Стремясь возродить в своих ранних трудах чувство трагического, Ницше в итоге создал лишь ещё одну версию современного проекта по самоутверждению человека.

Чтобы отвергнуть всякую идею о Боге, вы должны признать, что «человечество» также не существует. Одна из причин невозможности возвращения к этике древних времен — это то, что лишь очень немногие готовы это признать. Но есть и ещё одна: чтобы стоять на страже цивилизации, необходимы терпение и труд, тогда как варварство содержит в себе элемент бунта и возбуждения.

Цивилизация подразумевает, прежде всего, отказ от применения насилия; однако когда насилие служит предположительно благородными целям, соблазн прибегнуть к нему высок. Как и древние ацтеки, современное человечество не может жить без убийств; но фантазии, при помощи которых оно оправдывает массовые убийства, более примитивны и иллюзорны, чем боги ацтеков. Войны и революции во имя всеобщей свободы обернулись количеством смертей, которое ацтеки и представить себе не могли.

«Варварство разума» оказалось более жестоким, чем варварство древности.

Свобода — не естественное состояние для человека. Она подразумевает невмешательство в дела других людей, а это умение трудно приобретается и быстро забывается. Цель такой «негативной» свободы — не способствовать превращению человека в более рациональное существо, а защитить людей друг от друга. Человек по своей природе склонен к насилию. Представление о свободе как невмешательстве учитывает этот факт. Именно по этой причине данный вид свободы становится непопулярным, когда любое упоминание о пороках человека отвергается как ересь.

Сегодня практики, посредством которых реализуется эта свобода — закон о неприкосновенности личности, открытые суды, верховенство закона — переживают трудные времена. Гарантии свободы, которые были хоть сколько-нибудь эффективны, отметаются в погоне за иллюзиями. Одновременно во многих странах мира возникают новые виды деспотизма. Современные правительства используют новейшие технологии для создания намного более радикальных методов контроля, чем те, которые были доступны прежним тираниям.

Единственный вид свободы, который можно обрести в таких условиях — это внутренняя свобода, к которой стремились древние мыслители.

Нет ничего более чуждого духу эпохи, чем мысль о стремлении к внутренней свободе, так как она прямо противоречит господствующей вере в то, что мир становится лучше.

Большинство людей не могут жить без этой утешительной веры. Самый сострадательный путь — позволить им и дальше обманывать себя. Тем же, кто мыслит более смело, стоит задуматься о том, как может выглядеть в нынешних реалиях внутренняя свобода.

Гравитация и грехопадение

По словам Господина Ц., марионетки имеют преимущество перед людьми:

«У кукол есть то преимущество, что они не подчиняются гравитации. О косности материи, этом наиболее противодействующем танцу свойстве, они знать не знают, потому что сила, вздымающая их в воздух, больше той, что приковывает их к земле».

Марионетка не подчиняется гравитации, поскольку не должна принимать решений о том, как ей надлежит жить. Человек же неуклюж в своих движениях, и в любой момент может упасть. Но как насчёт сверхмарионетки — то есть, марионетки, которая осознаёт, что она — машина? Должна ли сверхмарионетка завидовать грациозному автоматизму куклы?

Согласно Господину Ц., человек становится свободным, когда достигает полной осознанности. Для такого богоподобного существа не может быть тайн. Тайны рассеиваются по мере повышения уровня сознания, а свобода — это жизнь, руководимая этим внутренним светом. Это очень древнее представление, которое разделяли гностики (а также Сократ), верившие в то, что свобода достигается обретением особого вида знания. Современный рационализм — новая версия той же веры, которую ныне исповедуют трансгуманисты и технофутуристы.

Недостаток этого проекта по устранению тайн в том, что он ведёт к тому, что разум замыкается на самом себе. В мире, где всё поддаётся объяснению, всё происходящее вписывается в общую схему. В гностицизме мир — это игрушка демиурга. С точки зрения сторонников теорий заговора, историю пишут неизвестные силы. По мнению светских рационалистов, просвещению препятствуют суеверия и предрассудки. Здесь содержится урок:

Когда вы пытаетесь избавиться от тайн, то оказываетесь в параноидальном мире, населённом бесами.

Благодаря тому, что христианство отмежевалось от гностицизма, он завоевал мир. Вера в освободительную силу знания стала главной иллюзией современного человека. Большинство людей хотят верить, что знание разрешит их внутренний конфликт. Однако конфликт с самим собой — это естественное следствие осознанности. Именно это пытается донести до нас миф из книги Бытия.

Грехопадение — это не единичное событие, предшествовавшее началу истории, а естественное состояние самосознающих существ.

Только несовершенные и невежественные существа могут быть свободными в том смысле, в котором свободны люди. Мы не знаем, как материя породила наш грёзоподобный мир. Мы не знаем, что происходит, когда наш сон заканчивается и мы умираем. Мы жаждем знания, которое было сделало нас кем-то другим, хоть и не знаем, кем хотели бы стать. Почему мы стремимся сбежать от самих себя? Признание своего невежества делает возможным обретение внутренней свободы, которая очень отличается от свободы, к которой стремились гностики. Обретя её, вы перестанете стремиться к высшему уровню сознания; вашего обычного ума станет вполне достаточно. Вместо того, чтобы становиться совершенной куклой, вы присоединитесь к неуклюжему миру людей. Сверхмарионеткам не обязательно уметь летать, чтобы стать свободными. Не стремясь вознестись к небесам, они обретают свободу, будучи прикованными к земле.

©John Nicholas Gray

Больше на paranteza.info