Под спиной было холодно, а сверху глаза выедала лазурь. Лежу перед родным подъездом, в сугробе, под мышкой сухо горит градусник. 31? Нет, всё-таки 39, но как отметить в календаре? А который час? Где мама?

Зубной врач зашёл в кабинет вразвалочку, подкатился к креслу. Махнул кухонным ножом в майонезе: открывай рот. «Итак, посмотрим. Тройка — измена мужу с коллегой-дурачком, восьмёрка нижняя — соврала родителям по телефону о новой работе, шестёрка — раздавила таракана при детях, клык — объелась и придавалась унынию. Да-с, полный набор!» Изо рта торчал белым флагом градусник, дантист его игнорировал до поры до времени. «Ага, 38.7! Отправляйтесь дальше, я вас не задерживаю!»

За круглым клеенчатым столом — мама, тётя, бабушка-как-живая. Трещат бенгальские огни, хрустят сухари в римском салате, а я для них просвечиваю, преломляю лучи телевизора. Меня, наверное, нет. И одновременно есть, не-жизнь и не-смерть. Бабушка рассказывает, как купалась в черном море и как в нии совсем закончились зарплаты. Мама — тихо напевает «угнала тебя, угнала», тетины браслеты бренькают о металлический таз с холодцом. Я точно знаю, что на дне холодца затаилась записка, какая-то тайна для меня. Из-за плеча крадучись смотрю и засовываю руку — ртутный столбик, 38.5.

Шумят высокие ёлки, эхом поёт вдалеке трасса. Сугробы усеяны завтрашними газетами, откуда? Пытаюсь заглянуть в тот день, но язык, вроде бы родной, не даётся. Ывшрпн рено оьдгп, дщпауеит, дрроть 2025. Вдруг земля удаляется от меня, летит в адскую пропасть, в глаза лезут иголки и шишки, на палец просится кольцевая дорога. Далеко-далеко светится сладкая звездочка — вот бы надкусить уголок. Ничего не видно, кроме серого неба, ворон и дымки. Я перешагиваю кольцо не шире детской железной и аккуратно лезу сквозь город. В капюшон и нагрудный карман собираю всех: больших, маленьких, серых и пегих, пушистых и гладких, дурных и умных, мальчиков, девочек, их котов и собак, старушек приподъездных, сторожей и продавщиц. Мягко укладываю и несу с собой, в тихое и скрытое, туда, где История их не найдёт. Из сопливой девочки в кармане выпадает термометр: 38.

Плыву в потном океане. Мягкое и холодное касается лба, елка подмигивает бессмысленными глазами. Вставай, Поля, уже одиннадцать! Новый год проспишь. Кажется, уже проспала. Или прожила?