Donate
Theater and Dance

Такой несмелый «Пикассо»

В октябре в Кировском драматическом театре состоялась премьера: впервые в России здесь поставили пьесу Олега Богаева о сумасшедшем гении «Пикассо».

Камерное пространство большой сцены освещено цветными мозаичными лампами (сценография Елены Турчаниновой). Большие чистые холсты в рамках. Сцена аккуратно застелена прозрачной пленкой — чтоб не испачкать. И в этом зритель сразу ощущает предельную осторожность команды, работавшей над спектаклем. Осторожность, которая вряд ли была свойственна и самому Пикассо и вообще — любому большому художнику.

По сюжету новой пьесы известного российского драматурга Богаева герои «Пикассо» — артисты частного парижского театра под предводительством своего режиссёра — в один прекрасный день являются на виллу к знаменитому художнику по его приглашению. Являются в пестрых нарядах, словно едут не работать, а отдыхать на средиземноморском курорте. Они кричат. Носятся туда-сюда с чемоданами. Фотографируются. Весь этот нелепый балаган прерывается появлением жены Пикассо.

Жаклин, или Смерть, как её называет гений, — одна из главных тайн этого дома. Её выбеленное гримом лицо — безжизненно, словно перед нами не живой человек, а ещё одно творение Пикассо. Актриса Марианна Узун создаёт образ своей героини через пластику. И тело Жаклин кажется нам лишенным костей. Она — глина. Она — пластилин. Просто материал для художника. Смерть бродит по дому в своём белом платье и то поклоняется мужу, то ненавидит и желает его смерти. Ей от него достаётся больше всего — потоки ругани, грубые приказы, купание лицом в грязном тазу. Её личность так и останется для зрителей загадкой. Правда ли, что после смерти Пикассо она выпустит свои мемуары? Правда ли, что она любит Пико? Правда ли ей нравится её роль в этом доме? Ответа на загадки о тайнах Жаклин в спектакле не будет.

Вскоре после Жаклин к гостям выйдет и сам художник (артист Иван Шевелёв). В пестрой пляжной рубашке и шортах, на первый взгляд он производит впечатление абсолютно нормального человека. Но уже в следующей сцене станет угощать гостей краской. — Да-да, Большие разноцветные чайники спускаются к ним прямо с потолка. Пикассо пьёт цветную жидкость и, кажется, насыщается уже одними только названиями красок. Гости пребывают в шоке. А он упивается, поливает себя красками, стоя в ванной.

Эта белоснежная ванна — ещё один, быть может, самый яркий пример той аккуратности и даже робости, с которой режиссёр Захар Пантелеев работает над спектаклем. Кажется, что ванна эта здесь только для того, чтобы лишняя жидкость не пролилась на сцену и, пожалуй, не несёт в себе сколько-то значимых смыслов. На сцене снова и снова будет крутиться большой поворотный круг. (Быть может, самое выразительное, что есть в этом спектакле. — Его вечное кружение словно символизирует здесь и перемены, и жизнь, и смерть, и новые знания о персонажах разыгрываемой пьесы). Герои спектакля будут бесконечно кататься в этой ванной. Поливать себя красками. — Но всё это явно не произведёт на зрителя сильного впечатления и останется просто необязательной иллюстрацией к истории о жизни и смерти художника.

Каким же великий испанец предстаёт перед зрителем в спектакле? Иван Шевелёв рисует характер своего героя крупными, смелыми, свободными мазками. Гротескный, картинный, чрезмерный Пикассо здесь будет бесконечно паясничать, таращить глаза, корчиться, гнуться и кривляться. Ко второму акту вдруг поседевшие волосы (слава театральной пудре или муке!), перекошенное, почти парализованное лицо, по-стариковски трясущиеся руки. И в следующий миг — вполне ещё бодрый человек без явных признаков паралича и крупного тремора. Зритель будет бесконечно долго наблюдать за его жизненной драмой и медленным — порой невыносимо медленным для зрителя — умиранием.

В итоге спектакль словно разрывается между двумя полюсами. На одном из которых — бесконечная и гротескная беготня, суета и личные беды и разборки актёрской труппы, приехавшей на виллу художника. На другом — страдающий от шизофрении старик, скучающий по визитам своего Минотавра. Не определившаяся с жанром и законами собственного существования — не драма и не комедия абсурда — новая постановка театра кажется всего лишь игрой. Артистов театра, играющих спектакль для Пикассо, играют артисты театра для кировских зрителей. И этот приём театра в театре мог бы, быть может, сработать, будь сама эта игра смелой и до предела дерзновенной, как творчество Пабло Диего Хосе Франсиско де Паула Хуан и так далее Пикассо.

Comment
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About