Какой вопрос самый главный?

Единого мнения здесь, конечно же, нет. Среди имеющихся есть более или менее распространенные, есть, разумеется, и совсем уникальные. Обратимся, все–таки к распространенным, потому что уникальные будут следствиями либо безумия, либо гениальности, а к этим проявлениям жизни приближаться довольно-таки опасно.

Итак, среди вариантов формулировки самого главного вопроса довольно серьезное число приверженцев имеет такой: «Что есть я?» Вариации: «Кто я?» «Что я такое?» О нем и поговорим. Ведь даже мой лучший друг — вот уже не ожидал — оказывается, тоже считает его краеугольным.

Пожалуй, мне известно, как быть с этим вопросом. Не то, чтобы я знаю на него ответ. Но я знаю, что никакого ответа на этот вопрос не требуется. Я знаю, что нет такого вопроса.

«Как: нет такого вопроса?!» А так. Не существует его.

Что есть я, что я такое? Нельзя не почувствовать в этом вопросе некоторого благородства. В самом деле, он куда выше по уровню, нежели, скажем, забота, чем опохмелиться. Но если уже в самом этом вопросе присутствует благородство, то ведь и к «я» он относится не к какому попало, а тоже приличествующего уровня. Другими словами, «кто я?» спрашивают о себе в лучших своих проявлениях, а не когда, к примеру, раздражены или мелочны.

Кто я? Только не когда я не могу утром встать из–за похмелья, черт со мной таким, а когда меня переполняют высокие чувства, когда я делаю что-то важное, когда я предельно собран, то есть взят в своем образцовом, репрезентативном состоянии. Кто я? Только не я, скажем, суетящийся, а над суетой воспаривший. Что я? Только не в моменты, когда я подобен червю, а когда похож на птицу высокого полета. Что я? Не про себя, дрожащего перед начальством, я спрашиваю (стоит ли такому уделять внимание!), а про себя, который сам выступает себе начальником и действует свободно.

И это — совершенно правильный подход.

Так вот. Возьмем любого из нас в его лучшие моменты (в моменты, когда мы предстаем в своих наилучших качествах; в моменты, когда нам за себя не стыдно). И сразу станет ясно, что вопроса «что я такое?» не стоит вовсе.

Вот кто-то, зачарованный красотой. Скажем, осеннего парка. Вот он замер и проникается разноцветьем еще не опавшей листвы, когда каждое деревце стало самостоятельным бытием. Широко раскрытыми глазами он обнаруживает, что привычное место прогулок вдруг обернулось новой и целой страной, исполненной особой, несравнимой атмосферой. Есть ли ему сейчас до себя дело, чтобы озадачиться вопросом: «Что есть я?»

Вот кто-то, преисполненный любви. Скажем, к своему ребенку. Он смотрит на малыша и тот в его сознании заполняет собой все. Откуда же заинтересоваться: «А вот я, который любит, — что это такое?» Любить — это ведь выходить за свои пределы, обращаться вовне, отказываясь быть отдельностью. Но ведь, как говорится, снявши голову по волосам не плачут — пренебрежение к своей отдельности есть ослабление внимания к ней, а никак не наоборот.

Вот кто-то, жертвующий своим благополучием ради того, от чьего благополучия ему нет никакого личного прибытка. Скажем, отдает последние деньги. Так важно ли человеку, который сам себе не важен, которого в данный момент не волнует даже то, что он завтра будет кушать, знать ответ на вопрос, что он собой представляет? Не только не важно, он просто им не задастся!

Вот кто-то, последовавший за правдой, хотя из–за этого на него как на человеческую единицу сыплются одни только неприятности. Допустим, замедляется скорость карьерного роста. Так вот, наплевательское отношение к собственным карьерным перспективам есть ничто иное как частный случай наплевательского отношения к самому себе в целом, его явный признак. И, кстати сказать, вряд ли кто последует за правдой, не явись она ему чем-то самоценным, имеющим самодовлеющее значение. Но в таком случае он следует за ней ради нее — самозабвенно. А как в момент самозабвения задаться вопросом, что есть я?

Наконец, вот просто кто-то, не зацикленный на себе. Возможно, перед ним и стоят вопросы, однако вопрос «кто я?» явно будет среди них самым, самым последним.

«Что еще за я?! Что вы несете?» — скажет или подумает (или не подумает, но это будет подразумеваться его реакцией), всякий, кому предложат вопрос «что есть ты?» в качестве самого главного, в его лучшие минуты. В наши лучшие минуты нам все равно, что мы есть. В наши лучшие минуты никаких нас нет. Не это ли самый исчерпывающий ответ на вопрос, обозначенный целой группой солидных, образованных людей в качестве главного? Более того, это, разумеется, даже не ответ, но зато полное упразднение вопроса, снятие его с повестки дня.

Что есть я? Поменьше эгоизма, и ответа уже не понадобится.

«Пусть так, но остался открытым другой вопрос о том, какой из вопросов считать самым главным. Предложите свою альтернативу, ведь мало низвергнуть сформулированное другими. Кстати сказать, двигаясь в русле вашей логики, нетрудно догадаться, каким он будет — главный вопрос».

И каким же?

«Что есть окружающий меня мир».

Не угадали.

Вернемся к схематично набросанным образам человека («я») в его лучшие минуты. Так вот. Ничуть не больше того, чем что такое он сам, завороженного красотой волнует вопрос, что она есть такое. Ничуть не больше того, чем что такое он сам, любящего интересует определение того, кого или что он любит. И так далее. И неверным было пару минут назад высказанное предположение, что перед незацикленным на себе человеком стоят какие-то вопросы. Незацикленный на себе не зациклен заодно и ни на чем — всякая зацикленность — пусть даже на чем-то, казалось бы, постороннем — проистекает из зацикленности на себе, имеет ее в своей основе.

То, что есть в отсутствие субъекта — не объект. Так, не объект то, чем я захвачен или к чему оказался приобщен, то, что люблю, то, во имя чего пренебрегаю собой, то, за чем следую бескорыстно. Раз перед ними не находится «кто-то», они — не «что-то». То, по отношению к чему я не нужен, что может быть само по себе, не представляет собой вопроса. Про то, в присутствие чего я чувствую несущественность вопроса, что я есть такое, также нечего выяснять. Так, любовь к ребенку есть ничто иное как переживание его «недругости» мне и моей «недругости» ему. Иными словами, в моменте любви ни напротив меня, ни напротив ребенка никого (ничего) нет. Я не нахожусь перед ребенком, а ребенок не находится передо мной. Нет разделительной черты. Поэтому ничто (никто) не есть ни перед чем (кем). Ни перед кем ничего нет. Какие вопросы?

Меня интересует, что такое мир, потому что по отношению к нему я есть. Мое же отсутствие по отношению к нему убирает из разряда вопросов нас обоих — не только меня, но и его. Быть тем, про что можно спросить «что это?», можно только относительно кого/чего-либо. Будучи безотносительно кому/чему-либо, быть тем, с чем нужно разбираться, уже нельзя. То, что не имеет предела, за которым находится иное ему (как я нахожусь за пределами окружающего меня мира), уже не «что», чтобы оказаться в «что это?».

Окружающий мир наличествует вместе со мной. Он — не все. И поэтому он является вопросом. Но лишь когда? Не в лучшие наши минуты. В такие, какие мы здесь в расчет не принимаем. В лучшие же наши минуты никакого окружающего нас мира нет. В лучшие наши минуты вместо нас с ним имеется нечто другое. Являющееся не чем-то наряду с чем-то еще, но всем, что есть. И с ним дело обстоит совершенно иначе.

Все (являющееся всем) — это уже не вопрос, не проблема. Про него нечего выяснять. Предлагаете выяснить, в чем его особенность? Но по сравнению с чем? Чем выделяется? Но среди чего? Каково его место? Но где? Какое влияние оказывает? Но на что? Если нет, где занимать место, и нет, на что оказывать влияние, то как вызывать вопросы? Словно и нет ничего, когда наличествующее — все. А то, в связи с чем мы теряем интерес к себе, то, по отношению к чему мы бескорыстны, оказывается именно всем. Всем, что есть. То, что позволяет нам забыть про себя, наличествует как единственное — как единственное содержание бытия. Как все.

Поменьше эгоизма, и вопросов не будет вообще.

Но кто же сделал все эти шикарные наблюдения? Разумеется, эгоист!

Почему? Все просто: не зная вопроса «кто я?», свободный от самого себя не может, соответственно, и вскрыть его излишнесть. Не ведая такого вопрошания, он не будет рассматривать его со всех сторон, приходя, таким образом, к выводу о его нелепости.

Стало быть, кто стоит за изысканиями, что изложены выше? Правильно, эгоист!

Но, в таком случае, как же от него, эгоизма, откажешься, раз он позволяет проникать в такие глубины, подниматься к таким прозрениям?! Хотя… Не пустое ли это — все эти роскошные выводы? Похоже, пустое, совсем пустое.

Кому эгоизм не присущ, тот просто не поймет, зачем нужно столько слов про отсутствующих «кто» и «что», а также про то, что ничем не является. И будет прав.

Ах, какое мощное самопревосхождение! А все благодаря эгоизму. Куда ж без него?!