В начале 21-го века реальности сильно не хватало как на экране, так и в мире вокруг. Возьмем главные фильмы времен, когда постмодернистская эстетика достигла своего пика. В “Матрице”, “Криминальном чтиве” или “Бартоне Финке” разглядеть зрителю самого себя практически невозможно. Подлинность и искренность стали по-настоящему бесценными и недоступными. Фильмы как будто окончательно превратились в сложно-завязанные узлы и замкнулись сами на себе. Реальность окончательно ускользнула от кинокамеры, пока за нее не взялись режиссеры румынской новой волны и братья Дарденн.

История молодой девушки Розетты в контексте царившей постмодернистской сложности оказывается очень простой, линейной и оттого кинематографичной. У молодой и импульсивной девушки Розетты практически ничего нет: ни денег, ни работы, ни любви. Она живёт в фургончике с мамой алкоголичкой и хочет одного — обрести  “нормальную жизнь как у всех”: с работой, квартирой и друзьями. 

Мир фильма четко делится пополам: для внешнего мира у Розетты есть симпатичные ботинки, для внутреннего — грязные сапоги. В “нормальном” внешнем мире Розетте трудно найти себя, для этого ей придётся даже предать единственного друга. Это даёт ей возможность прожить ту самую жизнь как у всех, но не свою. Вторая реальность, откуда пытается вырваться Розетта, крайне скудна, практически прозрачна. От этого её ещё сложнее поймать, но это и есть главная цель Дарденнов. Они, возможно, первые после Брессона, кто снимает не соц-, гипер-, нео- или какой-либо другой реализм, а реализм на уровне нуля. Они стремятся отбросить всё мясо и  жир, чтобы увидеть кости мира. Для современного кинематографа это самая радикальная задача.

Розетта натыкается на вафельный киоск, там она подружилась с продавцом, Рике, и в конце концов получила там работу. Она наконец-то стала нормальной и даже съезжает от матери. Однако через три дня ее заменяет сын владельца, что приводит к очередному эмоциональному срыву. Розетта решается подставить своего друга, и наконец получает там работу. Только так она смогла стала “нормальной” и получить место в обществе. Но саму себя она не приобрела, а окончательно упустила. 

Дарденны подвели Розетту к самой грани: раньше у нее были мечты о “ нормальной жизни”, но оказывается, что эта жизнь не так уж “нормальна”. Теперь у нее не осталось ничего, лишь шаг до самоубийства. В финале Дарденны достигают высшей этической точки, возвращая зрителя к наивным и простым истинам. Чтобы Розетта приняла саму себя, сначала это должен сделать кто-то другой. И это делает тот, кого она предала — Рике. Он прощает Розетту и ничего от неё не требует, только Рука на плече. Мы не примем и не увидим человека внутри себя, пока этого не увидят другие в нас другие. Розетта хотела стать человеком, кем-то. А человечность невозможна без сострадания, после 20-го века, в эпоху цинизма, формулировать это особенно трудно и нужно набрать определенную высоту. Братьям Дарденн это удается.

Другой фильм вернувший воздух в кинематограф — “Смерть господина Лазареску” румынского режиссера Кристи Пую. В изображении пограничного состояния, а реальность осталось искать только там, румынец заходит еще дальше братьев Дарденн. Фильм Пую это одиссея маленького человека в смерть. Завязка обыденно проста: господину Лазареску стало плохо, и он вызвал скорую. Далее ему придётся пройти через многое: мелочность соседей, усталость врачей и бюрократичность здравоохранительной системы. Как и любая одиссея фильм преследует 2 цели: показать мир и трансформировать персонажа. 

Мир господина Лазареску в отличие от мира Розетты переполнен деталями. О Бельгии конца 90-х из фильма Дарденнов зритель узнает немногое, в то время как кадры Кристи Пую очень точно фиксируют действительность постсоциалистической Румынии. Но есть одно “но”:  посередине кадра умирает человек. Тут мы снова видим как реальность современного мира расщепляется пополам на суетливую реальность будней, сплетен и документов и на холодную реальность человеческого существования, жизни и смерти. Одну реальность зафиксировать можно,  другую можно удержать лишь на мгновение, которое даже короче 1/24 секунды. 

Если у Дарденн двойственность миров показана последовательно, то Пую сталкивает их вместе на одном кадре. Расстояние и напряжение между этими мирами экспоненциально нарастает с каждым новым кругом, который проходит Данте Лазареску. К концу Пую достигает удивительного эффекта. В последней больнице, куда привозят Лазареску, мы видим, возможно, главное противоречие жизни — смерть в неё не вписывается, но она всегда рядом. Одиссей Лазареску прошел свою трансформацию, теперь его тело напоминает пластилин и стало чем-то гипнотическим. Он не способен поднять руки, а разум пребывает в каком-то лимбе. При этом в силу своей абсурдности мир вокруг него все больше распадается и теряет свое значения для зрителя, а реальность самого Лазареску все больше актуализируется и проступает сквозь экран в своем белом свете.

Стоит отметить “неконцовку” фильма Пую. Здесь режиссер удивительно визуализирует тот страшный факт, что реальность не точка, а луч — смерть на самом деле растянута во времени, а конец её нам неизвестен. Не окончив фильм, Пую как и Дарденны оставляет нас с желанием сиквела, то есть с надеждой. Если в случае Розетты, мы верим, что она проживет, возможно, ненормальную, но свою жизнь. То Пую даёт нам надежду уже на религиозном уровне: даже после смерти мы надеемся, что Лазареску будет жить в какой-то чистой освободившейся реальности.  

Наш телеграм-канал: https://t.me/zerkaltce