У Льва Шестова в его почвенном «Апофеозе» есть такие [здесь может оказаться любой из предпочитаемых читателем эпитетов] слова: «Отрыжка прерывает самые возвышенные человеческие размышления.»

Так вот, прерывает ли?

Или отдельному человеку остаётся только надеяться на то, что рано или поздно его бесконечно возвышающееся рассуждение прервёт отрыжка? Пусть не его собственная, оппонента, пассии, случайного слушателя в многомиллионной и фантастически послушной аудитории — но произойдёт нечто совершенно естественное, обыденное и «неприличное».

Ведь любое рассуждение может иметь своей целью не достижение абстрактной свободы и не овладение великой наукой рассуждать, но — отрыжку.

Рассуждение хочет быть прервано, а рассуждающий, поскольку он не рассказчик и не имеет «за душой» внятного и заслуживающего внимания повествования — проявляет естественную склонность к тому, чтобы быть перебитым; и он\она даже готовы прибегнуть к лицедейским уловкам, негодуя по поводу того, что им «не дали довести рассуждение до конца», скрывая таким образом то, перед лицом чего аудитория занимает позицию притворного неведения — любое рассуждение бесконечно.

В данном контексте прослеживается оправданность заявлений, в частности, Жана Бодрийяра о том, что видимость зачастую важнее реальности. Но и в этом случае возникает вопрос, прерывал ли кто среднестатистического «постмодерниста», не считая его собственных попыток прерваться, которые следует отнести не к сфере «вмешательства», а скорее «программы». Чем развязнее мышление, тем очевиднее скрывающаяся за ним систематичность, доходящая и до откровенной патологии (например, патологическая осведомлённость).

В “Soldaat van Oranje” (1977, Пол Верховен) есть [ничем непримечательная] сцена: Королева, возвращающаяся в Нидерланды после освобождения страны от оккупационных войск нацистов.

Так вот эта самая сцена может быть как раз примером «отрыжки», прерывающей развёртывания рассуждения о героизме. Королева покинула державу на произвол судьбы, в то время как судьба находилась под бдительным оком Гестапо. И нашлись люди, способные сказать твёрдое «Нет» уже решившемуся — они сказали его одновременно с Королевой-беглянкой, таким образом «пеленговавшей» своё назначение для соотечественников.

Отсутствие Королевы лишает необходимости соблюдать режим видимости и молочник называет группу оккупантов, оставивших чаевые, «чрезвычайно воспитанными молодыми людьми». И это можно было бы считать своеобразной «отрыжкой», прерывающей рассуждение пораженца, усматривающего обречённость человечества в неподвижном положении собственного тела на горячем и пыльном диване.

Отрыжка, следующая за отрыжкой, наследующей отрыжке, прервавшей последнее из удавшихся рассуждений — это мерещащийся литераторам Конец Цивилизации; однако ослеплённым собственной одаренностью не удаётся обнаружить того, что их рассуждение разворачивается в бесконечность, что нет ни одного заинтересованного в прерывании (а значит, тишине и безмолвии) слушателя — и это знаменует Новый Мировый Порядок, при котором бытовые, обыденные, пошлые акты, признаки жизнедеятельности, будут считаться «неполиткорректными», противоречащими Техногенной Морали, и механически изолироваться без шанса на реабилитацию.

Люди разучатся делать отрыжки.