Ревизия смысла: О чем рассказывают истории поколения Z?
Истории взросления в современном кино
Говоря о разных поколениях (X, Y — миллениалы, Z — центениалы или зумеры), трудно упустить из виду общность тех проблем, с которыми сталкиваются их представители. Прогрессивность зумеров, рожденных на рубеже тысячелетий, складывается не только из технической подкованности, толерантности, многокультурности, но и поиска сексуальной и личностной идентичности. Осмысление себя, существование в понимающем обществе, а не следование установкам, для них особенно важно. Отдельно взятые социальные представления зависят от страны, её политики и уровня развития. Это не отменяет психологические кризисы, которые никуда не ушли и все еще на поверхности. Институт семьи, экзистенциальный вакуум, суицидальная идеация («13 причин почему») — кино и сериалы, несмотря на всё большее соприкосновение, отличаются прежде всего фокусом обзора этих проблем.
Популярные сериалы двух мэйджоров индустрии («Половое воспитание» от Netflix и Эйфория» от HBO) следуют либеральному тренду, но
Подростковая драма «Эйфория» и вовсе выдрана со страниц писателя X-поколения Брета Истона Эллиса — элитный пригород, вечеринки, беспорядочные связи и наркотики. Эллис в описании молодёжного мира ничего не скрывал, но утрировал в угоду бытописания. Его дети — это дети, рожденные сексуальной революцией шестидесятых, для которых границ прежнего уже не существует. Современность не в меньшей мере продиктована индивидуализмом с той разницей, что онлайн-жизнь способствует большему эскапизму и одиночеству. В реальности пороков человеческая личина разрушается, эмпатия между людьми невозможна. Поэтому Dios nos odia a todos — «Бог ненавидит нас всех». Гламур никуда не исчез, он видоизменился и поменял ценник. Ни «Половое воспитание», ни «Эйфория» не претендуют на деконструкцию жанров, а перерабатывают существующие формы под себя в
В другой интонации говорит сериал от Netflix — «Нетипичный». История молодого человека с высокофункциональным аутизмом заведомо упрощает страсти обычных людей, так как любая коммуникация для героя сложна. Поэтому проблемы его родственников и знакомых, рассказанные с его точки зрения и подкрепленные зрительской смекалкой, кажутся несуразными. Парень отлично разбирается в современной технике и пингвинах, но любая человеческая связь для него непонятна. По мере углубления характеров становится ясно, что психолог нужен не только ему, но и другим.
В современных coming of age фильмах, независимо от географии, также не стремятся к обновлению киноязыка. Вместо этого идёт укрупнение на психологию личности. Прошлогодний сандэнский дебют Джейсона Орли «Взрослеть на полную» (Big Time Adolescence, 2019) даже не притворяется классической историей любви между мальчиком и девочкой, хотя начинается именно так. В прологе заявляется поколенческий манифест: время быстротечно, а любое дело бессмысленно. Звезда нью-йоркского боро на обочине жизни, комик Пит Дэвидсон, дружит с младшим братом своей бывшей, заменяя парню живого отца. Это точно описывает столкновение поколений и классов в скейтпарке по соседству. Дэвидсон, как и в «Короле Стейтен-Айленда», играет самого себя. Бесцельное времяпровождение с друзьями, необременительная работа в сфере обслуживания, нежелание конфликтовать и иметь обязательства приводят к тому, что он теряется посреди одноэтажной Америки. Время застывает на асфальтовых парковках. Но его пример позволяет другу-зумеру вырваться вперед.
Условно «женские» истории на этом фоне выглядят проще и во многом касаются сексуального воспитания и принятия себя. Если в «План Б» (Plan B, 2021) школьнице позарез нужна противозачаточная таблетка
У французского дебютанта Антуана де Бери, напротив, в центре истории кидалт, у которого не получается выстроить отношения ни с миром взрослых, ни с миром подростков. По заветам новой французской волны в «Днях моей славы» исполняется трюк «актёр играет актёра». Известный артист Венсан Лакост — за надломленного и закомплексованного молодого человека, чья жизнь сыпется из рук. В юности он снялся в популярном фильме. Теперь же бедняга отовсюду выпадает, что его попытки мимикрировать под ту или иную среду особенно нелепы. И этого достаточно для серьезного разговора на тему смысла жизни. Де Бери оставляет героя барахтаться в социальном океане, что можно расценивать как авторскую безжалостность. Важно то, что нигилист Пита Дэвидсона, как и мечтатель Венсана Лакоста, — не зумер и не офисный миллениал. Это человек одного лица, выпавший между поколений. Настоящий герой нестабильной действительности. Он хочет, но не может вернуться в прошлое, а будущее представляется ему страшным и сложным. Для сюжета о взрослении это больше, чем архетип, так как личность героев уже сформирована.
Если выходить на уровень действующего поколения Z, то им тоже свойственна некая старомодность по отношению к жизненным испытаниям. Норвежская история любви «Психопатка» (Psychobitch) разворачивается в двух равноправных плоскостях: формирование первых сложных чувств с ответом за них и одобрение индивидуума обществом. Не зря именно здесь тема суицида проговаривается вслух без уточнения причин. Столкновение с действительностью — тяжелое испытание, впасть в ступор — значит проиграть. Режиссёр Мартин Ланд специально наделяет двух главных героев яркими личностными качествами, оставляя на второй план лишь функциональные роли. Между героями и остальным миром возникает барьер, вырваться из которого можно лишь сойдя с ума. Ошибки и возможность на них учиться — главное качество подобного кино.
Наиболее критичный взгляд предлагает фильм «II» белорусской постановщицы Влады Сеньковой, рисующей картину закостенелого общества крупными мазками. Дети — жертвы режима из предрассудков, невежества и ксенофобии. Постсоветское пространство пребывало в стагнации,
Формирование каждого нового поколения циклично, а поэтому мотивы в кино повторяются и продолжают развиваться. В рассчитанных на большую аудиторию проектах нравственная составляющая всегда была драматургическим абсолютом. Например, приверженность моральным и семейным ценностям сделала Адама Сэндлера национальным героем зрительских комедий. Современный зритель-индивидуалист научился раскалывать закодированные нравоучения, поэтому проникновение внутрь характера — важное качество для рефлексии через кино.
Особняком стоит азиатский сегмент, сочетающий практичность с конфуцианской духовностью, нарративные эксперименты с укоренившимися патриархальными традициями. Но даже восточное кино в срезе поколения шаг за шагом отходит от эмоциональной закрытости к открытому проявлению чувств и самокритике. Особенно преуспевают корейцы, у которых отсутствует чёткое жанровое мышление. Если в нулевые они изучали секс, как инструмент саморазвития («Сливовый цвет» / Plum Blossom: Cheongchun, 2020), то к концу двадцатилетия научились шутить, как настоящие метамодернисты («Двадцать» / Seumul, 2015). Герои и рады бы драматизировать жизнь, но сами признают, что на наркотики у них нет денег, а мысли о суициде отгоняет скорое получение зарплаты. Поравняться с ними смог только румынский проект «О, Рамона» (Oh, Ramona!, 2019), буквально снятый как эротический сон старшеклассника. Но это удивительное исключение из правил.
В переходные этапы возникают наиболее яркие и радикальные авторы (на примере X-Y-перехода только в Америке это Ларри Кларк, Грегг Араки, Гас Ван Сент). Они дают пищу для ума и подгоняют генерацию к развитию. Современники чутко реагируют на информационное поле и мультимедиа, поэтому истории взросления не исчерпают свою силу. По крайней мере, в ближайшее десятилетие.