Пятясь и уезжая

Был как бы не в себе. Ворот отяжелел не к месту. На плато Нуцубидзе ветер поднял всю пыль, скопившуюся за год. Какой, боже мой, гулкий проспект: соревнование гудков и окриков. Было не к лицу затянувшееся молчание. Пятясь и уезжая, ночные дороги свернулись в жгутики. Купил себе веер и безразмерный шелковый платок в цветах. Наверное, все только началось, и небо бьет как будто высоко. 

Я заглаживал твои лопатки. Сегодняшний сон был в руку. Никогда осень не пахла так нерадиво и белесо. Ты сетовала, что не можешь заплакать. Пол был тяжелый на ощупь. Мы вместе загадали, что опустимся на землю с первой звездой. Каштаны присмирели под взглядом курящих женщин. Да и кожа покрылась гусеницами.

Пещера

Прости, эти четыреста девяносто шесть дней я провел в пещере. Я была женщиной, я собирала камни. Губы мои искусали пчелы. Потому я тебе не писал.

Не хотел, чтобы вера твоя прохудилась.

Центр нейробиологии одолжил мне компьютер. Чтобы я могла записывать свои сны. И ещё они подарили мне две камеры. Чтобы смотреть на меня.  

Я записала три сна.

В одном из них я долго шла к Балтийскому морю. Оно покрывалось льдом. И я вмерзла в его прядь. Это было неправдой, мне тогда показалось. 

Во втором я видел тебя постригшейся мальчиком. Ты сказала мне, что хочешь сделать в этом году хоть что-то новое.

В третьем была темнота, не было даже тени. Мы вели разговоры.

Я выбрался из пещеры человеком без доли сомнения в том, что хранила земля всех протянутых между нас километров. До сих в ушах иногда раздается легкий смех, который мерещился мне в эти месяцы заточенья.

Город пустоцвет

Мой город опустел. В нем больше не было людей и вещей. Он никогда не был моим городом, но я привык к его улицам и к той особой перспективе, которая бывает только в окружении гор. Уехал даже ты, встреча с которым позволила мне понять, что я мог бы здесь задержаться. 

Это было как пробуждение после вина. Это и было пробуждение после вина. Тени так густо лежали, отброшенные наконец зацветшими платанами. Моей тени не было. 

Кстати, я ещё некоторое время думал встретить тебя в том единственном баре, что был открыт. 

Наш диктатор так и не умер, но умерла наша встреча, которой однажды коснулась летняя нежность. Нежность, забывшая о войне. 

Я собрал все свои вещи сперва в голове. Потом набил рюкзак и легко сбежал вниз по чёрной лестнице.

Годовщина

Скоро будет два года, как тебя нет. Накинутое на плечи летнее пальто недавно сослужило мне последнюю службу. Я звонил в отделение. Там ответили, что ожидание продлили, и смерть еще не установлена. За те два года, что мы вместе: а) отдельные города стали похожими друг на друга, б) сочувственных взглядов не хватило на всех потерпевших, в) стало казаться, что люди деревянные, и г) мы ничего не успели. 

Жаль, что больше никто не пользуется автоответчиком. Я завел себе телефон на проводе, а потом уехал проведать родителей. Они опять постарели.

Весну заметили только в мае. На углу наших улиц, где был установлен мемориал, собрались все плачущие и жаждущие правды. И они утешились.

Не всё сразу

Сегодня мой бог глубок, голубоок. Он собирается как в неких жерновах, может быть, труб — дождевые капли, вбирая все соринки, веточки и грязь, стремятся умыкнуться вниз, преображенные водой. Угодило небо. Уходило небо. Куда оно уходило? Сражаться ли за нас в той битве, куда нас не пустят? За тысячей километров стояла широкая трасса.  На трассе стояла широкая жизнь. Не хотелось брать взаймы, а теперь некому вернуть долг. Так будем же последними вставшими с постели, заварим свой последний самый черный, самый страшный кофе и не поперхнемся новым днем. Так что ли? Пожалуй что так. Так, да не совсем. Даже совсем не так.

Ну так что же 

Вот так вот хоронишь себя, хоронишь несколько лет, а потом за очередным занятием даже не замечаешь, что умереть забыл. Ну так что же?

Как я хотел увидеть тебя на прошлой неделе! Ничего не вышло — ты сидел над тяжелым раскрытым чертежом и планировал то ли бассейн, то ли дворец. 

Хорошо, что ты повстречался мне здесь: я подумал, что время успело схлопнуть себя как мошку. И вот оно снова распрямилось во весь рост. Ну просто сказка про снежную королеву, ну просто весна для минут и часов. 

Время, состоящее из ухабов и толчков. Из рытвин и неровно делящихся периодов. И ещё на два. И ещё на два. 

Жить в историческое время. Это когда один ухаб и одна рытвина на всех. Не хочешь, а полезай. 

Жить в перемену времен такая ли большая честь, как о том говорят. 

А все ж таки хорошо пожить, даже когда торопишься уснуть, чтоб лучше камнем быть, чтоб лучше спать.

не найтись не разойтись 

Маленькой елочке холодно зимой. Но не только елочке, но еще и вовочке. Но еще и деточке. Дайте ей конфеточки. 

Зима, зима, впрочем, прошла. Сегодня праздник у всякого вовочки. И тризна по жизни. 

Они хотят собраться на главном проспекте. Вспомнить про свои руки в карманах и взяться за них, так крепко, чтобы в круг не попал заезжий гость. А мы сидим на изгнаннических диванах и оставляем за собой право даже здесь не захотеть объединяться. 

Так и гибнет русская эмиграция. Впрочем, кто об этом не знает. 

На небе царила арабская ночь. И ты была персиянка, и я был степной человек по отцу. Потому давай вкусим этой ягоды при первой звезде. 

Я обещаю забыть маркизову насыпь у домов-великанов, забыть вишни в Обервилье, забыть, как дрожит ботанический сад с крепости Нарикала. 

Чтобы уехать одному, мне хватило бы только духа.

Слишком холодно, вызывай такси

Всякий раз, как ты уезжала, я испытывал странное беспокойство. В этот раз все было сложнее, ведь когда ты приедешь, я тоже отправлюсь в путь, притом в те же места. Тебе хорошо в потерянных (потаенных) местах? Это будет двойная порука. Перекатывание шара. 

Ты обещала холодный февраль, холодный и обманчивый. Как в детстве: погода обманчивая, не вздумай не брать шапку. Не вздумай не брать шапку! Сперва, в начале месяца, чуть ли не лето, но когда зазеваешься, ударяет снег и идёт мороз. Не Европа не Азия. Отдельная страна? Скорее отдельный мир. 

Я привык к этому месту.

Я не расставил знаки препинания  

Ты всегда любила догадываться больше, чем слушать. И в этой томящейся вазе, в этих словах напрокат, в этом сонном раскрытом настежь окне была одна и та же успокоенная совесть. О чем тебе говорит этот майский ветер? О чем для тебя замолчала жизнь? Мы поздоровались с прибрежным камышом. Приветствовали птиц на другом берегу. Пожали руки друг другу, расставили силки, произнесли заклятья, наш поцелуй был горек, а горе глубоко. Ты мне сказала «ам», а я назвал тебя «малышкой». Это было вопреки литературе. 

Теперь еще не время давать имена, на карте слишком мало места, и города давно перемешались. Городов давно уже нет, но осталось безвольная шалость и лукавый свет нашей прогулки. 

Война затопила улицы, затопила квартиры, усыпила нашу свободу и проредила речи. Я никак не могу до тебя дотянуться, и взрывы, не касаясь наших тел, звучат хотя бы за полсекунды до того, как мы решаемся что-то сказать.

Как мы хорошо умеем забыть о мире вокруг и погрузиться в сладкую неподвижность беззащитной и циничной исключительности. Тогда от чего ты пошатнулась, моя милая, от чего так легка твоя рука?

Не смотри вперед 

Ты шла привольно, долго и внушительно, пока не зашла далеко. Что оставалось нетронутым в тех краях —не касались наши слова, опрометчиво брошенные мгновением раньше. Как ты умела запрокинувшись топотать на каждое неудавшееся лето. Интересно, вспомнишь ли ты, когда допустила первый промах. 

Если в твоем городе хотя бы одна дорога поднималась вверх, то как же можно после этого ютиться на голой и пустой равнине. 

Впервые за этот год мне захотелось стать трезвым. Ясно видеть железные последствия всех этих карманных неудач. В конце концов, нам не удалось укрыться в долгом меланхолическом сне без сновидений. Ты снилась мне недавно. Не к добру был синий рассвет, запомнившийся мне в большей степени, чем тебе. И эти долгие складки ночи, в которых мы прятали свое недоверие — разгладило наше последнее расставание.

Позднее прощание хуже, чем грубость

Он знакомился чуть качнувшись в сторону собеседника, как накренившаяся неверная постройка. Всегда можно распознать неловкость и отделить ее от натужной любезности. Я не знаю, что было у меня. Не хотелось идти, но сжатые руки были так нервно напряжены от раздражения против тебя, что я сделал это вопреки своим желаниям. Шумная серая беспозвоночность Мераба Костава оставила меня с чувством, что внутри стало даже хуже, чем снаружи. 

Он мне очень понравился, но ты нет. Акация пьянила и расширяла парковые зоны. Жаль, что в этот мешок были свалены не только наши слова, но и наше будущее. Перепады и перекаты устраивали только одного из нас.

Дура 

Когда растянешься вдоль дружелюбных строк, и кажется, что смерть этой долгой ночи не наступит. Обеда. Обида. Это было бы ещё полбиды. Мне тебя не побидить. Пошепчи, пожурчи, полежи. Ну и поважничай. Когда увижу, все же укушу. Вот как же ты запела, моя девочка. Стояла крепкая тбилисская жара. Лежала волоокая. Протрубили ангелы слетать с насиженных мест. А мы ещё ни одно место не насидели. Пойдём посидим.  А впрочем ты опять передумаешь. Шторы не спрячут день. А полотенце все равно сползет вниз. И откроется небо и откроется нёбо. Я испробовал тебя, но не насытился. Ты упорхнула как самая ловкая птичка. Какая же ты лгунья, так бы и положил тебя в кармашек и унес. Дура

Дождись, пока пройдет это легкое похмелье

Совершенное название для романа или фильма: "Одиночество бегуна на длинную дистанцию". Или "Страх вратаря перед одиннадцатиметровым". "Актеры под куполом цирка: беспомощны".  Пришлись по вкусу эти длинные дистанции слов. Дала от ворот поворот. На отвороте пальто, куда я поцеловал ее или тебя, остались три синих нитки. Оголовье наушников сдавливало голову. Сдавливали голову мысли и вчерашнее вино. Я бы хотел забрать себя у тебя при случае. Современные авторы пишут о войне. Современные авторы не пишут о войне. Но о чем они точно не пишут, так это о том, что проживают всерьез. И я этого не делаю. Попробуй ухвати. А ты еще попробуй забежать вперед! 

Нет, нет ничего определенного в надвигающейся осени. Тексты превращаются в элегантные брюки. Легким движением ноги. Легким качанием головы. Единственная уловка, способная привести нас в чувства, когда чувства в нас вопиют, это раскачивать время, прощать, легким движением руки, элегантно и просто, прощать за все хорошее и за все плохое, и, отмахнувшись, смахнувши слезу, перелететь с цветка на цветок. Пчела без улья. Улья без пчела

В каждом городе поселилось по моралисту 

Как много повсюду рассыпано хронологий. Но что-то в этом ломается, пока крутится. Просеивается, пока кружится. Множится, пока мелется. Но пока движешься в просеянной хронологии, забываешь, какие зазубрины оставил сам, пока жил. Неловкие — потому что извне никому не заметные, ни для кого не важные. От них можно только отвернуться к стене. 

Вот здесь началось новое. Говоришь в уме. И границы войн и эмиграций не совпадают с границами жизни и смерти. Но как крупные и безъязыкие, но упоительные магниты — тянут твои личные истории, чтобы их пристроить.

Но теперь и их мы оставим полежать, пока снова сбежим вниз по черной лестнице, переполненной мебелью.

Хорошо увидено, хорошо рассказано
Недавно я понял, что жду того дня, когда смогу написать тебе снова. Написать, как те далекие годы назад, беззащитно и нежно влюблённый. Как могут любить только тогда. И только такие как мы. Неужели чтобы найти новые слова, нам нужно было расстаться? Этот голос ещё ломается. Он ещё сломается. Нас разделяли и города и люди. А теперь между нами повисло тяжёлое решение, принятое давно, но высказанное только теперь. Слова иногда ложатся не дышащими прямо между людьми, наподобие блокады, стены или смерти. 

Как самостоятельно движется одежда в сушилке на углу улицы, где я теперь живу. Взмахивает оранжевый рукав, за ним спешит глубокосиняя стеганая рубашка, важно парят вельветовые штаны и брызгами расцветают носки. 

Я стою прислонясь и пишу этот текст в телефон. 

Забытая сонная печаль осеннего Парижа, в котором мы последний раз были вместе много лет назад. Ещё до отъездов, измен и до трогательных попыток отстоять свой мир. 

Как хорошо не смотреть больше фильмов, потому что этот город и есть один большой фильм. И в нем не хватает титров. В кинозале приходилось подолгу запрокидывать голову, ряды стульев понижались ближе к дверям, и экран парил высоко под потолком. 

Я посмотрел на тебя как на безумную, и ты решила засмеяться в ответ. 
Ну и замечательно! Замечательно.

Мне выпала девятка мечей 

Они обнялись при встрече, что выдало в них русских. Объятьем называют поцелуй. А мы и обнимаемся как целуемся. Я перепутал вокзалы, и теперь все оказалось подчинено ритму неловкого путешествия. Во всем городе не нашли ни одного приличного борща и готовили его сами с пакистанцами. Я рассказал о том, как скучаю по тебе, уличным музыкантам, случайным прохожим, друзьям и даже приехавшей итальянской regista. Любовь превращается в фарс, фарс оборачивается трагедией, этот круговорот никогда не завершится. Назвать и подтвердить любовь и значило начинать ее снова и снова, какой бы величественно ничтожной она ни была. 

Раскатывались на языке непроизнесенные слова. Так не произнесем же их. Ты предпочла обездвижить свои чувства на целый месяц, чтобы не было больно: ни от чужого приезда, ни от родного отъезда. Предупредительный удар. Все верно, ты ведь хочешь быть русской. 

Расцветал парк, на старом павильоне мешали текилу с кассисом и до полуночи играли в дартс. Соберите три-четыре разбитых сердца, и они запоют от счастья. Это физика, ничего сложного, никакой магии. 

Залатаем рукава, полные несделанных фокусов, и забудем, забудемся, закричим. 

[вместо послесловия] 

Дорогой мой маркиз,
пишу Вам, чтобы сообщить
мои новости, как и обещал.
Я был в Риме несколько недель и видел барона. 
Ваше письмо,
к сожалению, 
не пришло.
Граф говорил со мной о делах 
довольно грустным голосом. 
Как легко начать войну, 
и как трудно залечить ее раны!
Я много думал о будущем и действительно верю,
что больше не захочу возвращаться
в [неразборчиво]
…
…

Сатирические насмешки дома Джуно
раздражающие выстрелы
буфетов и темноты.
Окна действительно слишком
черных тонов, чтобы растворить
цвет, цвет!
Мы будем в настоящих нарядах.
У тебя будет большая рука, Фесто, для всего что еще нужно. 
Предпочитаешь накидку из меха.
И хорошо бы шапку для осенней погоды
…
Фила,
Сделай летние фотографии себя самой и
сельского купания.
Потом приготовим льняное полотно,
и начнутся дни.

Дорогой друг, 
я был близок к смерти; 
я даже получил последнее помазание, 
но Мадонна исцелила меня.
Я все еще выздоравливаю, 
но уже вне опасности.
Отец, который теперь заботится об Опере,
является полной противоположностью своего предшественника. 
Он хочет сделать много добра для меня 
и для моего дела.
Я снова приор, потому что
так захотел Господь.
Я рад, что вы возобновили работу,
что это приносит вам удовлетворение и вы можете сделать
много добра. Мне жаль, что Надя всегда
сражается с негодяями. 
Господь поможет ей. 
Приготовьтесь, потому что тяжелые времена
вот-вот нагрянут; 
так во всем мире!

Всегда ваш,
с бесконечными благословениями


осень 2023 — осень 2024